Thorn;orkæl møntære senter þer pipar 3 часть

Feoh, богатство — хорошо для всех людей;

каждый щедро должен делиться им,

если хочет иметь славу пред Господом...

* * *

Среди относительно немногочисленных (по сравнению со скандинавскими) англосаксонских рунических памятников осо­бенно интересно рассмотреть магические артефакты. К таковым, безусловно, относятся, например, найденные в Британии брактеаты именно англосаксонского, а не скандинавского или континен­тального происхождения. Надпись на брактеате из Вэлбэк Хилл — l a v — наверняка заклинательная, вполне может оказаться триадным руническим заклинанием (см. главу 9 этой книги). Надпись на другом брактеате — из Андли — также не допускает перевода и является, вероятно, некой магической комбинацией рун. Не менее интересны и англий­ские рунические кольца, изго­товленные из очень разных материалов — из золота, брон­зового сплава и даже из агата. Несколько экземпляров этих волшебных колец хранятся сейчас в Британском музее.

Некоторые из весьма при­мечательных артефактов, изго­товленных с высоким художе­ственным вкусом и несущих предположительно магиче­ские комбинации рун, не уда­ется даже просто идентифицировать.

Таков, например, найденный в Темзе предмет из позо­лоченного серебра с нерасшифрованной рунической надписью, — пока никто из специалистов, насколько мне известно, не сумел высказать аргументированного предположения о том, что это такое. «Обратный» пример — знаменитый скрамасакс (тяжелый боевой нож) — и тоже из Темзы. Это очень красивое и дорогое оружие, датируемое IX веком; клинок украшен инкрустацией и несет две рунические надписи. Первая из них — это 28-значный англосаксонский рунический строй (правда, руны в нем имеют несколько необычный порядок); как мы уже неоднократно заме­чали, подобные перечисления рун всегда воспринимались как магически значимые. Смысл второй надписи неясен, но в ней можно выделить имя Beagnoþ), которое может оказаться как име­нем владельца, так и именем самого оружия.

Еще один артефакт, который непременно должен быть здесь упомянут, это шкатулка из Озона или, как ее еще называют, шка­тулка Фрэнкса. Стенки этой небольшой (около 20 см длиной) шкатулки из китового уса были обнаружены во французской деревне Озон в середине XIX века. В 1857 году в Париже ее при­обрел сэр Август Фрэнке, подаривший ее позднее Британскому музею, где она и находится по настоящее время.

Однако во Франции шкатулка оказалась случайно; изготовлена она была в Нортумбрии в VII веке — именно нортумбрийскими рунами она и заинтересовала сэра Фрэнкса. Сохранившиеся стен­ки шкатулки украшены руническими надписями и богатыми рельефными изображениями, в которых удивительным образом сочетаются библейские темы, сюжеты из римской и северной мифологии и даже сцены из римской истории (взятие императо­ром Титом Иерусалима). Шкатулка неоднократно описана в лите­ратуре, её надписи прочитаны и переведены, а общее содержание изображений в целом определено. Однако нельзя сказать, что этот уникальный и очень сложный памятник сейчас полностью понят. Время от времени появляются работы, авторы которых пытаются вскрыть его глубинный смысл. Это относится и к изображениям (так, например, одна из любопытных версий заключается в том, что они иллюстрируют «идеальный» в языческом понимании путь северного конунга — от рождения и до могилы), и к руническим надписям, которые, судя по всему, объединены скрытыми нумеро­логическими взаимосвязями.

* * *

И в заключение этого небольшого обзора необходимо сказать несколько слов и о рунических камнях в англосаксонской традиции.

Как уже упоминалось, обычай высекать руны на камне появился на Британ­ских островах относительно поздно. Самые старые из них по содержанию надписей достаточно обычны: это короткие надписи-посвяще­ния («Эадред поставил [камень] по Эадтэгне», «Этельберт поставил [камень] по Этельвини» — камни из Торнхилла) или надписи, представляю­щие собой подпись мастера («Эох[34] сделал [это]» — камень из Киркхитона).

Достаточно скоро подобные памятники стали приобретать характер настоящих произведений камнерезного искусства, пре­вратившись сначала в высокие и стройные каменные стелы, покрытые резными узорами, а потом — в знаменитые британские каменные кресты. Таких крестов с руническими надписями известно несколько десятков; почти все надписи на них имеют религиозное (христианское, разумеется) содержание. Самый зна­менитый из них — это каменный крест из Рутвелла, на юге Шот­ландии (во времена Гептархии этот поселок принадлежал англо­саксонской Нортумбрии). Этот крест был воздвиг­нут ориентировочно в самом начале VIII века; почти тыся­челетие он стоял на своем месте, но в середине XVII века местные протестанты реши­ли, что сей «idolatrous monument» (идолопоклонни­ческий памятник) должен быть разрушен, и свое реше­ние выполнили. К тому вре­мени священнослужители уже не могли разобрать смысл рун на Рутвеллском кресте, а ведь его рунические надписи (самые, к слову, длинные в Британии) — это пространные цитаты из «Видения Креста», древнейшей англосаксонской христианской поэмы, сложенной аллитерационным стихом. По счастью, облом­ки Рутвеллского рунического креста, брошенные на церковном дворе, были найдены в конце XVIII столетия, и этот уникальный памятник удалось почти полностью восстановить.

Описания рун Нортумбрийского строя

Нортумбрийский рунический строй — т.е. последовательность рун, сформировавшаяся к IX веку на земле самого северного из коро­левств Гептархии, — является самым длинным не только в Англии, но и в целом за всю историю использования рунических знаков. Обычно говорят, что он содержал 33 руны — 24 знака Футарка и еще 8 допол­нительных. Это действительно так, если судить, например, по списку, приведенному в Англосаксонской рунической поэме, где приводится 29 строф для первых рун, и еще 4 руны оставлены без стихотворных комментариев. Однако этот список не является «стандартом»; на деле мог использоваться рунический алфавит, содержащий от 30 до 33 рун. В этом отношении и нортумбрийский, и иные англосаксон­ские рунические ряды не представляют собой, конечно, ту сакраль­ную и на века закрепленную Традицией последовательность, какой является старший Футарк.

Вместе с тем это не означает, что дополнительные, возникшие уже на берегах Медового острова или принесенные из Фризии руны не считались магическими. Другое дело, что говорить об их сакральном наполнении гораздо сложнее, чем в случае с Футарком. Тому две причины. Первая — вторичная по существу — очень немногие современные авторы рассматривают эту тему; вторая — и основная — на эту тему вообще очень мало чего известно. Тем не менее, основные, базовые символические значения дополнитель­ных англосаксонских рун более или менее восстановимы, и мы приведем их ниже.

Несколько слов о длине ряда. Уже упоминалось, что он может варьироваться. Английский профессор Р. Пэйдж, например, использует в своих работах 31-рунный ряд, отказываясь от трех самых поздних рун, Иор, Стан и Квеорт, но различая два разных варианта руны Гар как передающие несколько разные звуки[35]. Эзотерические рунологи часто используют полный 33-рунный ряд в том виде, в котором он приводится Англосаксонской руниче­ской поэме, игнорируя тот факт, что об одной из последних рун — Квеорт — мы не имеем практически никакой информации, и, более того, скорее всего она является банальной модификацией руны Эар. Я предпочитаю использовать 32-рунный ряд, отказыва­ясь от разделения, принятого Пэйджем, но сохраняя все поздние руны, кроме Квеорт, которую рассматриваю вместе с Эар. Формализованный нортумбрийский рунический ряд выглядит следующим образом:

Фактически это три модификации изначальной Старшей руны Ансуз. В англосаксонских рядах эта Старшая руна переменила свое имя на Æsk«Ясень» и фонетическое значение — на «о», а ее место заняла новая руна со старым именем на новый лад — Ós. По сути, обе они в сакральном отношении сохранили прежнее значе­ние руны Ансуз; отличие заключается в том, что имя руны Ósможет переводиться и как «ас», и как «уста», «речь», «слово». Эта руна олицетворяет высокую магическую Силу, магию "хитрого" слова, мудрость в целом.

Имя третьей руны — Ас — означает дословно «дуб»; тем не менее, сама руна, по мнению Найджела Пенника, ассоциирова­лась скорее с желудем как символом потенциальной мощи и неу­держимого развития.

Ear

Имя этой руны восходит к древнегерманскому корню со зна­чением «земля», но передает значения «прах», «могила»[36]. Это — руна конца, руна завершения, смерти и возвращения к исходному. Совершенно условно можно говорить, что руна Эар составляет логическую пару с руной Дагаз Старшего Футарка: если Дагаз — это «да», то Еар — «нет». Но не стоит забывать, что все связано, и одной руны из этой пары не существовало бы без другой.

Англосаксонская руническая поэма так характеризует ее:

[Могила] любому ненавистна из знати,

когда неуклонно плоть начинает —

— труп — остывать и землю сырую

прочить в невесты; плоды опадают,

прочь веселье уходит, узы веры растают[37].

В определенной степени модификацией этой руны является более поздняя нортумбрийская руна Квеорт (Cweord), пере­дающая на письме звук «q». Это — руна огня, в том числе — огня завершающего, погребального, — и в этом заключена её прямая связь с руной Эар. Перевод её имени затруднителен; существует несколько версий[38], из которых, на мой взгляд, дове­рия заслуживает только перевод «пламя».

Yacute;r

Эта руна входила в состав каждого англосаксонского руниче­ского строя, но за несколько столетий претерпела довольно зна­чительные изменения формы. В более позднем виде руна пред­ставляет собой изображение лука с натянутой тетивой и нало­женной на него стрелой. Руна может быть использована в воен­ной и промысловой магии, при обращении с предметами мате­риального мира, на грани работы физической и волшебной. Пенник также связывает эту руну с геомантической традицией, что вполне вероятно.

Ior

Относительно поздняя руна, отсутствующая в раннем англо­саксонском строе. С переводом ее имени есть серьезные про­блемы. Наиболее вероятное значение — «рыба», «змей» или некое водное (морское?) животное. Найджел Пенник связыва­ет эту руну с Ёрмунгандом — Мировым Змеем, опоясывающим, согласно скандинавской мифологии, своим телом весь Мидгард, — и ассоциирует ее с мировым принципом равнове­сия добра и зла.

Calc

Имя этой руны также неоднозначно. Наиболее вероятны два значения — и вполне возможно, что древние мастера под­разумевали их оба — «чаша» (от др.-англ. calic) и «мел», «известняк» (от др.-англ. cealc). Любопытно сопоставить тот факт, что в магической традиции чаша всегда воспринималась как символ трансформации, и сам облик руны, совпадающий с перевернутой руной Альгиз (что нередко воспринималось как символ смерти)...

Stan

Древнеанглийское stan означает «камень». Руна связана с сила­ми Земли, и магическое её применение связано соответственно в основном с геомантией. Кроме того, сама по себе руна может ассоциироваться с любым камнем — с ограненным камнем в кольце или с валуном у дороги, что приводит к использованию её в весьма специфических магических и обрядовых целях.

Gar

Завершающая руна самого полного рунического строя. Символ священного копья бога света — будь то копье Гунгнир, принадле­жащее скандинавскому Одину, или копье Ассал кельтского Луга. Это - то самое копье, которое фигурирует в цикле сказаний о Святом Граале. С другой стороны руна представляет собой Древо Мира, ясень Иггдрасиль, то, вокруг чего вращается Мир. Некоторые авторы, кроме того, называют руну Гар - руной целостности, закон­ченности, совершенства.

И в заключение ещё несколько слов об интересном, — не в качестве утверждения, и даже не в качестве научной гипотезы. Имя руны lor — «рыба» или «змей» — заставляет вспомнить скандинавские кеннинги, обозначающие меч: «рыба кольчуги», «змей крови», «змей ран». Приняв эту ассоциацию, сопоставьте имена четырех последних упомянутых нами рун — Меч, Чаша, Камень, Копьё...

Любопытно?

Глава 6

Славянскиеруны

Несколько слов в качестве введения

та глава посвящена теме, равно непростой и загадочной. История её изучения насчитыва­ет уже более двух столетий, и история эта порой бывала похожа на роман в жанре волшебной фантастики, а порою — на детектив с лихо закрученным сюжетом. Были времена, когда исследования по этой теме в России поддерживались представителями правя­щего Императорского Дома, а были и такие времена, когда в той же России эта тема оказывалась под неглас­ным (но таким действенным!) запретом...

Первые доводы в пользу существования славянско­го докириллического письма были выдвинуты еще в середине позапрошлого столетия; некоторые из приво­димых тогда свидетельств оказались несостоятельными, но ряд доводов сохраняют силу до сих пор.

Так, невозможно спорить со свидетельством Дитмара, который, описывая славянский храм Ретры (нача­ло II тысячелетия н. э.), указывает на тот факт, что на идолах храма были начертаны надписи, выполненные «особыми», негерманскими рунами. Было бы совершен­но абсурдно предполагать, что Дитмар, будучи челове­ком образованным, мог бы не узнать стандартные Младшие скандинавские руны, если бы имена богов на идолах были бы начер­таны ими. Массуди, описы­вая один из раннесредневе-ковых славянских храмов, упоминает некие высеченные на камнях знаки. Ибн Фодлан, гово­ря о славянах конца I тысячелетия, указывает на существование у них намогильных надписей на столбах. Ибн Эль Недим говорит о существовании славянского докириллического письма и даже приводит в своем трактате рисунок одной надписи, вырезанной на кусочке дерева (знаменитая Недимовская надпись). В чешской песне «Суд Любуши», сохранившейся в списке IX века, упомина­ются дески правдодатне — законы, записанные на деревянных досках некими письменами...

Список подобных исторических и иных свидетельств можно продолжать почти бесконечно[39]. Нет смысла приводить здесь их все — сами по себе они еще не являются доказательствами. Именно поэтому, вероятно, дискуссия о дохристианском письме славян продолжается и по сию пору, то затихая немного, то раз­гораясь вновь.

В настоящее время в академической среде превалирует мне­ние о безграмотности славян до введения христианской пись­менности. Эта точка зрения — как и обратная ей — поддержи­вается рядом доводов, едва ли не самым существенным из кото­рых долгое время был марксистский тезис о возникновении письменности только после возникновения государства. Ныне нелепость этой догмы очевидна — скандинавские руны, напри­мер, известны уже с первых веков нашей эры, хотя государства в полном смысле этого слова возникают в Скандинавии лишь к X веку, — что не мешает, однако, противникам докириллическо­го славянского письма использовать ее и посейчас. Так, Т.В. Рождественская уже в постперестроечное время пишет: «Начало письменности у славян связано с процессом градообразования как проявления феодализации Руси... Отсутствие древне­русских текстов до X века не кажется случайным. Потребность в письменности как системе появляется тогда, когда стабилизиру­ются признаки государства...»[40]

Однако есть, разумеется, и авторы, придерживающиеся иного мнения. К выводу о бесспорности существования дохристианской письменности у славян приходит, например, М.Л. Серяков на основе тщательного изучения исторических свидетельств и значи­тельного массива археографических памятников Европы[41]. Л.В. Черепнин и Н.С. Чаев склонялись к тому, что «славяне еще до принятия христианства пользовались какими-то знаками пись­менности для обозначения отдельных слов, а быть может и целых выражений»[42]. Также и С.П. Обнорский предполагал наличие письма у славян еще в период VI—VIII веков[43].

Собственно говоря, еще задолго до современных исследовате­лей великий русский историк В.Н. Татищев писал, не сомневаясь в существовании развитой системы письменности у славян: «По обстоятельствам же видимо, что он (Нестор. — А. П.) не со слов, но с каких-либо книг и писем из разных мест собрав и в порядок положил, например, войны со греками Киа, Оскольда, Ольга, Игоря, Святослава и пр., о которых греки и римские тех времен писатели утверждают. [...] И тако достоверно видим, что прежде Иоакима и Нестора историописатели были и книги остав­лены, да оные погибли или есчё есть, где хранятся, да нам неизвестны»[44].

...Говоря о докириллическом письме у славян, нельзя не помя­нуть и пресловутые слова болгарского монаха-черноризца Храбра, написанные не позднее самого начала X века: «прежде убо словене не имеху письменъ, ну чрътами и резами чьтеху и гатааху, погани суще...»

Эти строки вызывают ныне много противоречивых, иногда совершенно противоположных по смыслу суждений. Главным «камнем преткновения» является глагол чьтеху, допускающий две различные трактовки: «читали» и «считали». Многими прини­мается именно последний вариант, и — хотя мы и предполагаем, что зачастую первый вариант отвергается по известному принци­пу «этого не может быть, потому что не может быть никогда», — все же вариант «считали» имеет определенные исторические под­тверждения: действительно, известны архаические славянские способы ведения хозяйственных расчетов с помощью специфиче­ской системы насечек[45].

Тем не менее, многие авторы не соглашаются с «популярным» ныне прочтением «считали» и полагают все же более вероятным вариант «читали» (М.Л. Серяков и др.). При этом, правда, возника­ет естественный вопрос: как же древние славяне читали, «неймаху письмен»? Между тем следует помнить, что слова Храбра сохрани­лись не в одном, а в нескольких списках. При этом лишь в Московском и Чудовском списках сказания мы встречаем «не имели письмен», но во всех остальных — Савинском, Лаврентьевском и Хилендарском — «не имели книг». Это, как справедливо отмечает тот же МЛ. Серяков, придает словам Храбра совсем иное, гораздо более осмысленное, значение: славяне — по мнению черноризца — не имели книг, но читали и гадали некими чертами и резами...

Вообще, говоря о глаголах читать и писать, не следует забы­вать о том, что корни этих слов являются общеславянскими — это принципиально. Болгарский ученый Е. Георгиев так пишет об этом: «Слова pьsati, čitati, pisьmo, kъnigaи другие, общи для всех славянских языков, и это показывает, что славяне были знакомы с фактом чтения и писания, и очень давно, ещё прежде, чем зажить самостоятельной жизнью в новосозданных славянских державах, по меньшей мере "читали" и "писали" свои "черты" и "резы", о которых говорит древнеболгарский писатель Черноризец Храбр, но, вероятно, и более того»[46].

Более того, архаический корень, звучащий в русском глаголе писать, не просто присутствует в аналогичных по значению сло­вах славянских языков, но проявляется гораздо шире — во многих иных группах индоевропейских языков. К тому же «дереву» архаических корней принадлежат, например, др.-прусск. peisai со значениями «чертить», «рисовать», «писать», др.-инд. pimsati— «украшает», «придает образ», «выкрашивает», авест. paesa — «украшение», др.-перс. ni-pista— «записанное»[47].

Факт совпадения корней со значением «писать» во многих индоевропейских языках позволяет нам не только предполагать, но и констатировать (!), что письменность была знакома нашим пред­кам уже во времена, отделенные от нас тысячелетиями. М.Л. Серяков пишет об этом: «Поскольку практически у всех индоевропейских народов для обозначения сходных действий существовали термины, происходящие от одного корня, то это с неизбежностью приводит к выводу о существовании письменности уже в период не только праславянской, но и общеиндоевропейской общности. [...] Таким образом, благодаря данным лингвистики, проблема письменности приобрела новый, индоевропейский аспект»[48].

Что же, нет, пожалуй, большого смысла продолжать далее обзор мнений по поводу дохристианской письменности славян вообще и письменности Руси в частности. Все, что было сказано выше, лишь введение в эту главу, посвященную славянским рунам. Пройдут годы или десятилетия, не суть важно, — всё встанет на свои места. Вспомнится то, что было забыто, и станет явным то, что долгое время лежало под спудом главенствующих идеоло­гий — сначала христианской, потом коммунистической...

Я же здесь просто соглашусь с мнением Татищева:

«…другие того дивняе, что сказуют, якобы на Руси до Владимира никакого письма не имели... Подлинно же славяне задолго до Христа и славяно-руссы собственно до Владимира письмо имели, в чём нам многия древния писатели свидетельствуют и во-первых, что обсче о всех славянах сказуется[49]...»

«Вопрос о рунах у славян...»

Древнейшие памятники рунического письма у славян датиру­ются ориентировочно IV веком н. э. Большинство из них связано с так называемой черняховской археологической культурой, т.е. с группой славянских племён, обитавших во второй четверти I тысячелетия н. э. в Поднепровье, а также на территории совре­менных Молдовы и Польши. Значительная часть этих памятников — обломки керамики, несущие отдельные рунические или руноподобные знаки или фрагменты рунических надписей.

Черняховские рунические фрагменты вызывали и продолжают вызывать по сей день немалые споры. Сам по себе тот факт, что в данном случае мы имеем дело с руническим письмом, сомнений сейчас не вызывает — к этому выводу пришли как руководители археологических работ на территории распространения Черня­ховской культуры (М.А. Тиханова и др.), так и специалисты-рунологи (например, румынский археолог Б. Митря)[50].

Другое дело, что, несмотря на прекрасные работы академика Б.А. Рыбакова, доказавшего славянское происхождение Черняховской культуры[51], многие авторы до сих пор приписывают черняховские руниче­ские памятники готам, ссылаясь на значительность готского эле­мента в этногенезе самой Черняховской культуры. Правда, логика этих авторов заставляет в очередной раз вспомнить знаменитое чеховское «этого не может быть, потому что не может быть никогда»: черняховские руны являются готскими потому, что готской является сама Черняховская культура, а черняховская культура является готской потому, что на территории ее распространения встречаются рунические памятники...

...Странным образом сложилось так, что все исследователи сла­вянских рун на протяжении почти двух столетий непременно попадали в один из двух враждующих лагерей, пред­ставители одного из кото­рых отвергали все доводы в пользу славянских рун и все без разбору предметы с рунами, отличающимися от Футарка, объявляли поддел­кой (И. Ягич и др.), а пред­ставители противоположно­го лагеря — любую царапи­ну на археологических находках с любой территории истолковы­вали как славянские руны (Е. Классен, Ф. Воланский и др.).

Так, Классен вослед за Воланским объявляет древними славян­скими рунами знаки италийских (в том числе этрусского) алфави­тов и в трех выпусках своих «Новых материалов к истории...» приводит славянское прочтение многих десятков надписей с Италийского полуострова[52]. Наивность и необоснованность трактовок Воланского и Классена могла бы вызвать умиление, если бы их публикации не вводили многих в заблуждение до настоящего времени[53]. В то же время Ягич в своей большой работе «Вопрос о рунах у славян» излагает настолько негативный взгляд на проблему славянских рун, что вся западнославянская археологическая наука XIX — начала XX веков невольно представляется коллекционированием и описанием бесчисленных подделок[54].

Разумеется, подобный максимализм обеих враждующих сто­рон ни в коем случае не мог привести к установлению истины; более того, подобная ситуация сохраняется и поныне, когда одни исследователи брезгливо морщатся при упоминании о докириллической письменности славян, а другие — читают на современном русском без разбору все надписи всех времен и народов — от зна­ков на печатях Хараппы до латинских эпитафий на римских над­гробиях...

Сейчас работа в области славянской рунологии требует от исследователя прежде всего именно непредвзятости и незамутненности взгляда, свободы и от христианского снобизма, полагаю­щего, что славяне до крещения были грязными дикарями, кото­рые a priori «неймаху писмен», и от безграмотного фанатизма, свято верящего, что «Россия — родина слонов». Попытка обзора, с такой непредвзятой точки зрения, известных на данный момент памятников рунического Искусства у славян была предпринята мною в большой работе, опубликованной в 1998 году в альманахе «Мифы и магия индоевропейцев»[55]. Откликом на эту публикацию прозвучала статья белорусского историка А. Бычкова «Вендские руны», содержащая ряд интереснейших фактов[56]. Позднее — в 2001 и 2005 гг. соответственно — вышли в свет мои «Славянские руны»[57] и «Славянская руническая письменность» А. Бычкова и Д. Громова[58]; пожалуй, две эти работы и по настоящее время оста­ются единственными попытками беспристрастного — насколько это возможно — подхода к «вопросу о рунах у славян»...

...К сожалению, сразу следует указать, что значительная — и, вероятно, большая — часть корпуса памятников славянского рунического письма была и остается для нас недоступной, а в ряде случаев и безвозвратно утраченной. Печальным тому примером может послужить замалчивание, а иногда и уничтожение берестя­ных грамот с некириллическими текстами, обнаруженных при проведении раскопок в Новгороде Великом. То, что не было уни­чтожено, до сих пор, вероятно, пылится даже не в государствен­ных хранилищах, а в частных коллекциях. Единственный опубли­кованный пример славянского памятника такого рода — обнару­женная В.Г. Митрофановым в 1989 году при раскопках в Старой Руссе берестяная грамота с выполненным рунами текстом[59].

Лишь немногим лучшая судьба оказалась у другой группы памятников — предметов с надписями со славянского городища Масковичи в Витебской области, где проводила раскопки извест­ный белорусский археолог Л.В. Дучиц. Огромная коллекция из более чем сотни костяных фрагментов, покрытых руническими и подобными руническим знаками (фрагменты датируются XII— XIII веками) была в свое время перевезена в Москву ведущему российскому рунологу Е.А. Мельниковой — для исследования и попытки дешифровки. Прочитать рунические надписи на языках германской группы не удалось и... потому, вероятно, они до сих пор лежат где-то в Москве, почти никому не известные. В совмест­ной статье Дучиц и Мельниковой, опубликованной в «Древнейших государствах на территории СССР» за 1980 год, приведен рисунок лишь нескольких небольших фрагментов; немногим больше информации оказалось и в дополненном переиздании книги Е.А. Мельниковой «Скандинавские рунические надписи»[60]. Где в настоящее время находится сама коллекция, и что с ней будет в дальнейшем, мне не известно. Лишь благодаря помощи наших белорусских коллег мне удалось получить прорисовки большей части памятников, некоторые из которых были опубликованы мной в упомянутых выше работах и воспроизводятся также и в этой книге.

Возможно, к тому же варианту славянского рунического пись­ма, что и граффити из Масковичей, принадлежат надписи так называемого Пневищинского камня также найденного в Бело­руссии (Могилевская область). Обнаруженный в 1873 году князем A.M. Дондуковым-Корсаковым, в наше время этот камень упоми­нается акад. Б.А. Рыбаковым[61]; позднее подробно рассматривается М.Л. Серяковым[62]. Первоначально же сведения о камне были опу­бликованы в сборнике «Полоцко-Витебская старина»[63].