Глава 2 ИСКУССТВО ДЛЯ ВЕЧНОСТИ

Египет, Месопотамия, Крит

Те или иные формы художественного творчества существуют в мире повсеместно, но если историю искусства понимать как непрерывный процесс, то ее начала следует искать не в пещерах Южной Франции и не в поселениях североамериканских индейцев. Между этими загадоч­ными ранними художественными опытами и искусством нашего времени не пролегает линия непрерывно наследуемой традиции. Однако такая прямая традиция, передаваемая от мастера к ученику, от ученика к цени­телю или копиисту, существует; она соединяет нынешнее искусство -любое современное здание, любой плакат - с искусством, возникшим пять тысячелетий назад в долине Нила. Позже мы увидим, что греческие мастера прошли школу египтян, а все мы - выученики греков. Поэтому искусство Древнего Египта для нас чрезвычайно важно.

Всем известно, что Египет - страна пирамид (илл. 31). Эти обветрен­ные рукотворные каменные горы возвышаются, как вехи, на далеком горизонте истории. И какими бы чуждыми и неприступными они ни казались, они могут многое рассказать о себе. Пирамиды повествуют об обществе настолько четко организованном, что стадо возможным соору­дить эти гигантские искусственные холмы всего лишь за время жизни царствующей особы; они свидетельствуют о богатстве и могуществе самодержцев, принуждавших многотысячные армии работников тяжко трудиться на них из года в год - высекать гранитные блоки в каменолом­нях, доставлять их к месту строительства, поднимать и укладывать с помощью самой примитивной техники - и так до тех пор, пока гроб­ница не будет готова принять тело повелителя. Ни один другой народ, ни один царь не решался на такие затраты и на такие труды ради возве­дения надгробного памятника. Но в глазах фараонов и их подданных пирамиды имели важное практическое значение. Фараон считался боже­ственным существом, держателем высшей власти, и по окончании своей миссии на земле он должен был вернуться к богам, среди которых пре­бывал до рождения. По-видимому, предполагалось, что возносящиеся к небесам пирамиды помогут ему совершить это восхождение. В любом случае они должны были предохранить священные останки от повреждения.

Пирамиды в Гизе Около 2613-2563 до н.э.

Ведь египтяне верили, что тело нужно сохранить для продолжения жизни души в потустороннем мире. Во избежание порчи тела они нашли изощренный способ его бальзамирования с плотным обертыванием ткаными бинтами. Именно для мумии фараона строилась пирамида; тело укладывали в каменный саркофаг и помещали в самом центре огромного сооружения. Стены погребальной камеры покрывались над­писями, содержащими магические формулы и заклинания, дабы помочь фараону переправиться в мир иной.
Не только архитектурные памятники связаны с вековыми верованиями. Для египтян сохранности тела было недостаточно. Если создать неруши­мое подобие властителя, то можно быть вдвойне уверенным в его вечном существовании. И по царскому повелению скульпторы высекали голову фараона из твердого гранита. Ее помещали в гробницу, где она, оставаясь никому не видимой, заступала место царя и сохраняла жизнь его души в образе и через образ. Одно из египетских слов, обозначающих скульп­тора, буквально переводится как «тот, кто сохраняет жизнь».
Вначале такой заупокойный культ совершался только по отношению к фараону, но со временем высшие придворные сановники стали строить себе меньшие гробницы, располагавшиеся правильными рядами вокруг царской усыпальницы; и постепенно все уважающие себя особы были вынуждены заблаговременно позаботиться о своей посмертной жизни. В дорогостоящих сооружениях покоились мумии и каменные подобия, здесь обитала душа, принимая пожертвования пищей и питьем. Среди этих ранних портретов, относящихся к эпохе пирамид, к IV династии Древнего царства, есть подлинные шедевры египетского искусства ( илл. 32). Их возвышенная строгость и простота оставляют неизгладимое впечатление. Здесь нет ни льстивого отношения к модели, ни попыток передать мимолетное выражение лица. Скульптора интересовало только существенное. Все второстепенные детали устранены. И именно эта сдержанная сосредоточенность на основных чертах человеческого лица оказывает столь сильное воздействие. При всей строгости почти геомет­рических объемов, эти головы сильно отличаются от обсуждавшихся в первой главе масок примитивов (стр. 47, 51; илл. 25, 28). Далеки они и от натуралистичных портретов нигерийских художников (стр. 45, илл. 23) Два начала - наблюдение натуры и правильность целого - столь уравновешены, что живые лица предстают в своей отрешенности от бытия, погруженными в вечность.

Это сочетание геометрической правильности с острой наблюдательно­стью характерно для всего египетского искусства. Полнее всего оно проявляется в рельефах и росписях, декорирующих стены гробниц. Конечно, слово «декор» едва ли уместно по отношению к искусству, которое могли созерцать только души умерших. Эти скрытые от глаз

32
Портретная голова из гробницы в Гизе Около 2551-2528 до н.э.

Известняк Высота 27,8 см Бена, Музей истории искусств

33
Сад Небамона Около 1400 до н.э.

Роспись из гробницы в Фивах 64 х 74,2 см Лондон, Британский музей

произведения также должны были «сохранять жизнь». Некогда, в мрач­ные времена далекого прошлого, наделенный властью человек, умирая, забирал с собой слуг и рабов, чтобы они сопровождали его в могиле. Их приносили в жертву, дабы повелитель мог прибыть в потусторонний мир с соответствующей его рангу свитой. Позднее такие ужасающие обычаи сочли то ли слишком жестокими, то ли слишком дорогостоя­щими, и тогда на помощь пришло искусство. Сильные мира сего, отка­завшись от человеческих жертв, заменили их изображениями. Живопись и скульптура, найденные в египетских захоронениях, должны были сопровождать душу в иной мир - верование, распространенное во многих древних культурах.

Росписи и рельефы ярко обрисовывают жизнь древних египтян. Но при первом знакомстве они могут вызвать недоумение. Дело в том,

что египетские художники изображали реальную жизнь иным, отлич­ным от нашего способом, поскольку иными были стоящие перед ними задачи. Пренебрегая внешней привлекательностью, они стремились к целостности образа. Художнику нужно было передать все неизменные свойства объекта с предельно возможной ясностью и полнотой. Египтяне не пытались зарисовать натуру с какой-либо случайной точки зрения. Рисуя по памяти, они следовали строгим правилам, требовавшим четко­сти всех изобразительных элементов. Фактически их метод ближе к картографии, чем к живописи. Хороший пример тому дает изображе­ние сада с прудом (илл. 33). Если бы мы с вами решили зарисовать такой мотив, нам пришлось бы поискать самый удобный угол зрения. Форма и очертания деревьев яснее всего видится с фронтальной позиции, пруд обозревается целиком только сверху. Египтяне не мучились такими
проблемами. Они просто давали вид пруда сверху, а деревья изображали фронтально. Птиц и плавающих в пруду рыб трудно распознать сверху, поэтому они нарисованы в профиль.
На этом простом примере легко понять метод египтян. Тем же приемом обычно пользуются дети. Отличие состоит в том, что египтяне применяли свой метод с гораздо большей последовательностью. Каждый элемент должен быть представлен в наиболее характерном ракурсе. Взглянув на илл. 34, мы поймем, к какому результату приводила такая система в изображении человеческой фигуры. Формы головы лучше всего видны в профиль, так они и показаны. Но глаз мы всегда мысленно видим анфас. Соответст­венно профиль лица дополняется изображе­нием глаза анфас. Верхняя часть тела, плечи и грудь, наиболее полно воспринимаются с фронтальной позиции, поскольку так видны сочленения рук с корпусом. Но кисти рук и ступни хорошо обрисовываются только при виде сбоку. Все это объясняет, почему фигуры людей в египетском искусстве выглядят такими странно плоскими и словно искривленными. Кроме того, египетским художникам было затруднительно предста­вить обе ступни так, как они видны с одной

34
Зодчий Хесира
Около
2778-2723 до н.э.
Панель

из гробницы Хесира Дерево. Высота 115 см Каир, Египетский музей

позиции. Они предпочитали четкий контур, очерчивающий большой палец и подъем стопы. Так что обе ступни изображались с одной, внут­ренней стороны, словно у человека, как на этом рельефе, две левых ноги. Это не значит, что египтяне думали, будто человеческие существа имеют такую наружность. Они просто следовали методу, позволявшему запе­чатлеть все, что в фигуре человека представлялось существенным. По-видимому, строгость формальных предписаний как-то связана с ма­гическими функциями изображений. Иначе как бы мог человек с «укоро­ченной» или «отрезанной» рукой принимать и приносить дары мертвым?
Здесь, как и в других случаях, египетское искусство исходит не из моментального видения, а из мысленного представления о составе изо­бражаемых объектов, будь то отдельный человек или многофигурная сцена. Художник выстраивает свои картины из тех элементов, которые ему знакомы, которые он хорошо изучил, так же как художник племенно­го общества выстраивает фигуры из форм, содержащихся в его ремесле. Однако художник воплощает в образе не только свое знание зримых форм, но и свое понимание их смыслового значения. Иногда мы называ­ем человека «большой босс». Египтяне рисовали своих боссов большими по размеру, чем их слуги или даже жены.

Усвоив правила и условные приемы египтян, мы станем понимать изобразительный язык, которым они описывали свою повседневную

35
Роспись гробницы
Хнумхотепа
в Бени-Гасане
Около 1900 до н.э.

Перерисовка композиции, опубликованная Рихардом Лепсиусом в Denkmaler, 1842

36
Роспись гробницы
Хнумхотепа
в Бени-Гасане

Деталь

жизнь. Илл. 35 дает хорошее представление о композиции настенной росписи в гробнице высокого сановника Среднего царства, выполненной около 1900 года до н.э. Иероглифические надписи подробно сообщают, кем он был, каких титулов и почестей удостоился в своей жизни. Его полное именование - Хнумхотеп, Начальник Восточной пустыни, Номарх Менат Хуфу, Доверенный друг фараона, Царский приближенный, Верховный управляющий всеми жрецами, Жрец Гора, Жрец

Анубиса, Главный хранитель божественных тайн и - самое впечатляю­щее! - Мастер всех туник. Слева мы видим, как он, вооружившись чем-то вроде бумеранга, охотится на дичь в сопровождении своей жены Хети, наложницы Джет и сына, который хотя и представлен совсем крошеч­ным, носил титул Верховного управляющего границами. На фризе внизу рыбаки вытягивают улов под надзором своего начальника Ментухотепа. Над обрамлением двери Хнумхотеп появляется снова, на сей раз он ловит дичь сетью. Зная методы египетских художников, нетрудно понять, как срабатывал капкан. Охотник сидит, притаившись за стеной тростнико­вых зарослей, в его руках веревка, привязанная к раскрытой сети (она показана сверху). Когда птицы садятся на приманку, он тянет за веревку, и сеть захлопывается. Позади Хнумхотепа - его старший сын Нахт и лич­ный Верховный хранитель сокровищ, надзиравший также за строитель­ством и оформлением гробницы. В правой части росписи Хнумхотеп, восславленный как «великий в ловле рыбы, богатый дичью, почитатель богини охоты», добывает рыбу гарпуном (илл. 36). И вновь мы видим,

как египетский художник условным приемом как бы позволяет воде под­няться из тростников, показывая заводь с рыбой. Надпись гласит: «Про­плывая на лодке сквозь заросли папируса, по прудам с дичью, по стоя­чим водам и стремнинам, охотясь обоюдоострым копьем, он пронзает сразу тридцать рыб. Как прекрасен день охоты на гиппопотама!». Внизу представлен забавный эпизод: человек упал в воду, и товарищи выужи­вают его оттуда. В надписи вокруг двери указываются дни, в которые на­добно приносить дары умершему, а также приводятся молитвы богам.

Привыкнув к изобразительному строю египетской живописи, мы начинаем относиться к ее условностям с тем же безразличием, что и к отсутствию цвета в фотографии. Мы даже обнаруживаем значитель­ные преимущества египетской системы. Здесь нет ничего случайного, ничего нельзя сдвинуть или поменять местами. Стоит вооружиться карандашом и попытаться повторить какой-нибудь из этих «примитив­ных» рисунков. Почти наверняка наши копии получатся кривобокими, горбатыми и хромыми. По крайней мере моя оказалась такой. В египет­ском искусстве царит такая слаженность, согласованность всех деталей,

37
Птицы на акации

Деталь росписи гробницы Хнумхотепа в Бени-Гасане Живописная копия с оригинала, выполненная Ниной Дэвис

38
Бог Анубис (с головой шакала, слева) наблюдает за Взвешиванием сердца усопшего, а бог Тот (с головой ибиса, справа) записывает результат Около 1285 до н.э.

Из египетской Книги Мертвых, свитка папируса, помещавшегося в гробницу Высота 39,8 см Лондон, Британский музей

что малейшее отступление разрушает весь порядок. Приступая к работе, египетский художник расчерчивал стену сеткой прямых линий и затем тщательно переносил на нее фигуры. Но геометрическая упорядочен­ность не мешала ему воссоздавать натуру с детальной точностью. Наруж­ность каждой рыбы, каждой птицы передана с такой правдивостью, что современные зоологи без труда определяют их виды. На илл. 37 дана деталь композиции с илл. 35- дерево с птицами, схваченными сетью Хнумхотепа. Движение руки художника направлялось не только запасами его навыков, но и глазом, чувствительным к очертаниям натуры.
Одно из величайших достижений египетского искусства состоит в том, что любая скульптурная, живописная или архитектурная форма ложится точно на свое место, словно подчиняясь невидимому закону. Такой закон, управляющий всеми художественными созданиями народа, мы называем стилем. Трудно объяснить словами, что такое стиль, гораздо проще увидеть его. Единые нормы, пронизывающие все египет­ское искусство, наделяют каждое отдельное произведение чертами невозмутимой ясности и строгой выверенности форм.

Стиль Древнего Египта сформировался на основе кодекса законов, изучавшихся каждым художником с ранних лет. В скульптуре все сидя­щие фигуры держат руки на коленях; мужские тела окрашивались в более темный цвет, чем женские; облик каждого божества был

39
Аменхотеп IV
(Эхнатон)
Около 1360 до н.э.
Известняк. Высота 14 см
Берлин,

Египетский музей

40
Эхнатон
и Нефертити
с детьми
Около 1345 до н.э.

Рельеф алтаря Известняк. 32,5 х 39 см Берлин, Египетский музей

предопределен. Так Гор, бог неба, изображался в виде сокола или с соко­линой головой; Анубис, бог заупокойного культа, - в виде шакала или с головой шакала (илл. 38). Каждый художник обязан был владеть искус­ством красивого письма, уметь отчетливо и аккуратно вырезать в камне не только изображения, но и иероглифические символы. Но с освоением всех этих требований его обучение заканчивалось. От него не ждали ни­чего другого, никакой «оригинальности». Напротив, по всей вероятности наилучшим художником считался тот, кто мог сделать статую макси­мально сходную с почитавшимися памятниками прошлого. Поэтому на протяжении более чем трех тысячелетий египетское искусство менялось очень мало. То, что считалось достойным и красивым в век пирамид, оценивалось так же и тысячелетие спустя. Конечно, менялась бытовая среда, появлялись новые сюжеты, но сам способ изображения человека и природы оставался в основном прежним.

Только одному персонажу египетской истории удалось пошатнуть крепкие основы стиля. Это был фараон XVIII династии Нового царства, возникшего после разрушительного иноземного нашествия. Фараон Аменхотеп IV был еретиком. Он порвал с обычаями, освященными мно­говековой традицией. Отказавшись от поклонения сонму странновидных богов своего народа, он ввел культ высшего божества, Атона, который

изображался в виде солнечного диска, распространяющего лучи с ладо­нями на концах. Себя он переименовал в Эхнатона, по имени почитае­мого бога, и перебрался со своим двором подальше от жрецов прежних культов, в место, которое теперь называется Телль эль-Амарна.
Надо думать, что изображения, выполненные по его указаниям, потрясали тогдашних египтян своей новизной. В них не было ничего от торжественности и сурового достоинства, присущих портретам прежних фараонов. Вместо этого мы видим, как Эхнатон и его жена Нефертити ласкают детей под благословляющими лучами солнца (илл. 40). В ряде портретов Эхнатон представлен уродливым человеком {илл. 39) - воз­можно, он требовал от художников показать его во всей человеческой немощи. Не менее вероятно и то, что, будучи убежденным в своей пророческой исключительности, он настаивал на точном сходстве. Его наследником стал Тутанхамон, чья гробница с сокровищами была открыта в 1922 году. Некоторые из находившихся в ней художественных изделий продолжают стилевую линию, возникшую с религией Атона. На спинке трона ( илл. 42) царская чета представлена в обстановке домаш­ней идиллии. Поза сидящего фараона могла бы шокировать своей вольностью какого-нибудь египетского консерватора. Царица (ее фигура не меньше фигуры царя) ласково касается плеча мужа, и солнечное божество простирает к ним благословляющие ладони.

Не исключено, что художественная реформа периода XVIII династии стала возможной потому, что фараону и его подданным были известны образцы иноземного искусства с менее жесткими, чем в Египте, канонами. На заморском острове Крит жил одаренный народ, его художники великолепно передавали движение. Когда в конце XIX века археологи раскопали царский дворец в Кноссе, было трудно поверить, что столь свободный и изысканный стиль возник во втором тысячелетии до н.э. Работы этого стиля были найдены и в материковой Греции. В сцене охоты на львов, представленной на кинжале из Микен (илл. 41), гибкие струящиеся линии создают ощущение подвижности. Такие работы

41
Кинжал из Микен Около 1600 до н.э.

Бронза, инкрустация золотом и серебром, чернение. Длина 23,8 см Афины, Национальный археологический музей

42
Тутанхамон с женой Около 1330 до н.э.
Деталь спинки
трона из гробницы
Тутанхамона
Дерево, листовое золото,
роспись
Каир,

Египетский музей

могли оказать влияние на египетских худож­ников, получивших дозволение отступить от священных норм собственной традиции. Однако период открытости египетского искусства был недолог. Уже во времена Тутанхамона произошла реставрация преж­них верований, и окно во внешний мир вновь захлопнулось. Стиль, просуществовав­ший к этому времени уже более тысячи лет, оставался неизменным еще тысячелетие, и у египтян не возникало сомнения в его правильности. Большинство памятников еги­петского искусства в наших музеях относится к этому позднему периоду, равно как и почти все дошедшие до нас египетские сооружения -храмы и дворцы. Возникали новые темы и новые задачи, но принципиальных перемен в искусстве не произошло.

В те тысячелетия Египет был, разумеется, не единственным могущественным государ­ством на Ближнем Востоке. Из Библии нам известно, что маленькая Палестина распола­галась между Египтом на Ниле и возникшими в долине Тигра и Евфрата царствами Вавилона и Ассирии. Искусство Месопотамии - так называли греки долину между двух рек - нам известно не так хорошо, как египет­ское. Отчасти это объясняется привходящими обстоятельствами. Здесь негде было добывать камень, и большинство сооружений возводилось из необожженного кирпича. Со временем такие постройки разрушались, обращаясь в пыль. Скульптура из камня была относительной редкостью. Но не только по этой причине нам известны немногие древности этого региона. По-видимому, главное объяснение состоит в другом. У народов Двуречья не было такой, как у египтян, религии, побуждавшей оберегать тело умершего и создавать человеческие подобия ради сохранения души. В наиболее древние времена, в период Шумерского царства с центром в городе Ур, властителей еще хоронили вместе с домочадцами, челядью и ценными предметами, дабы в иной мир они вошли со всем необходи­мым обеспечением. При раскопках погребений Ура были найдены пред­меты царского обихода, их можно увидеть в Британском музее. Как это ни удивительно, но совершенство мастерства и артистическая утончен­ность существовали бок о бок с дикарскими суевериями и жестокостью. В одной из гробниц нашли арфу, украшенную фигурами мифических животных (илл. 43). Они очень напоминают нашу геральдику, и не

43
Фрагмент арфы из Ура Около 2600 до н.э.

Дерево, позолота, инкрустация Лондон, Британский музей

44
Стела царя Нарам-Суэна из Суз Около 2270 до н.э.

Песчаник, Высота 200 см Париж, Лувр

45
Ассирийское войско осаждает крепость Около 883-859 до н.э.

Деталь рельефа из дворца царя Ашшурнасирпала в Нимруде Известняк Лондон, Британский музей

только очертаниями тел, но и расположением относительно друг друга. Шумеры умели ценить красоту симметрии и чеканных линий. Что озна­чают эти фигуры, в точности неизвестно, но несомненна их связь с мифологическими представлениями, а значит, при всем внешнем сходстве с картинками в детской книжке они несли в себе серьезный и глубокий смысл.

Хотя художники Месопотамии и не декорировали гробниц, они были призваны обеспечить, на иной лад, бессмертие властителей. С самых ранних времен в государствах Двуречья возводились монументы, прославлявшие одержанные царями победы, рассказывающие о повер­женных племенах и захваченных добычах. Рельеф на илл. 44 изображает царя, попирающего своего поверженного противника, в то время как оставшиеся в живых умоляют о пощаде. Можно предположить, что создатели подобных монументов не ограничивались задачей увековечить память о победоносных походах. В те далекие времена еще была жива вера в действенную силу образа, в его способность влиять на судьбы людей. Победители питали надежду, что пока стоит монумент с царем, наступающим на горло распростертого врага, поверженный народ не восстанет.

Позднее на таких памятниках стали развертывать целые повествования о военных действиях. В наилучшей сохранности дошли до нас изобрази­тельные хроники, относящиеся к сравнительно позднему периоду прав­ления ассирийского царя Ашшурнасирпала II, жившего в IX веке до н.э., чуть позднее библейского царя Соломона. В них представлены все собы­тия хорошо организованной кампании. На илл. 45 мы видим фрагмент эпизода штурма крепости - с осадными машинами в действии, падаю­щими со стен защитниками и зашедшейся в тщетном крике женщиной на верху башни. Способ изображения сходен с египетским, но, пожалуй, чуть меньше подчинен жесткому канону. Череда таких сцен - что-то вроде сводки новостей: так убедительно они передают реальность. Однако, присмотревшись внимательнее, мы замечаем любопытный факт: среди множества погибших и раненых нет ни одного ассирийца. Искусство пропаганды и самовосхваления уже вполне расцвело в те дале­кие времена. Но будем снисходительны к ассирийцам. Может быть, ими двигало древнее предубеждение, о котором мы уже столько говори­ли: изображение - нечто большее, чем просто изображение. По этой причине они и не хотели показывать раненых соотечественников. Но в любом случае основанной ими традиции суждена была долгая жизнь. Достаточно взглянуть на любой памятник, славящий военное геройство, - о войне там нет и речи. Вы лишь явились, и противник рассеялся, как мякина на ветру.

Египетский
ремесленник
за работой
над золотой статуей
сфинкса
Около 1380

Копия росписи гробницы в Фивах Лондон, Британский музей

Глава 3 ВЕЛИКОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ

Греция. VII-V века до н.э.

Самые ранние художественные стили возникли в восточных деспотиях, располагавшихся на территориях больших оазисов, где нещадно палит солнце и лишь земли, орошаемые реками, дают пропитание; эти стили оставались почти неизменными на протяжении тысячелетий. Иные условия сложились в более мягком климате соседних приморских земель - на больших и малых островах восточного Средиземноморья, на сильно изрезанных побережьях Греции и Малой Азии. Эти регионы не подчиня­лись одному владыке. Они стали прибежищем пиратствующих государей, отважных мореплавателей, бороздивших моря вдоль и поперек. В их кре­постях, в портовых городах накапливались большие богатства, добытые торговлей и грабежом. Вначале главенствующее положение в этом ареале занимал остров Крит; его правители по временам достигали такого богат­ства и могущества, что снаряжали посольства в Египет, а его искусство, как нам довелось заметить, производило впечатление на египтян.
Стиль критского искусства проник и на материковую Грецию, в Микены. Нельзя сказать определенно, какой народ населял этот ост­ров. Недавние открытия показали вероятность того, что язык критян был ранней формой греческого. Около 1000 года до н.э. хлынувшие из Европы воинственные племена овладели гористым Балканским полуостровом и побережьем Малой Азии, вытеснив прежних обитате­лей. И только сказания о битвах, воспетых в гомеровском эпосе, кое-что сообщают нам о великолепии искусства, уничтоженного в этих длительных войнах. Среди пришельцев были и греческие племена.

Их искусство в первые столетия после завоевания Греции было суровым и довольно примитивным. В нем нет ничего от радостной стремительности критского стиля, кажется, что они хотели в строгости превзойти даже египтян. Керамика расписывалась простым геометриче­ским узором, а когда появлялись сюжетные сцены, они подчинялись жесткой схеме. На вазе (илл. 46) представлена сцена оплакивания покойного. Он лежит на похоронном ложе, а женщины по сторонам воздевают руки в ритуальных причитаниях - типичный обычай первобытных обществ.

46
Оплакивание умершего Около 700 до н.э «Дипилонская амфора»
Высота 155 см
Афины, Национальный археологический музей

Свойствами простоты и ясного членения форм отмечен и греческий строительный стиль, возникший в те далекие времена и, как это ни удивительно, бытующий и по сей день в наших городских и сельских местностях. На илл. 50 показан храм дорического стиля, получившего свое название от племени дорийцев. Именно к этому племени принад­лежали спартанцы, известные своей суровостью. В самом деле, в таких постройках нет ничего лишнего, ничего, в чем бы не видна была функ­циональность. Вероятно, самые ранние из таких храмов строились в дереве и представляли собой огороженную стенами молельную каме­ру, в которой помещалась статуя божества с окружающим ее рядом опор, несущих тяжесть перекрытия. Около 600 года до н.э. греки стали воспроизводить эти простые конструкции в камне. Деревянные опоры превратились в колонны, поддерживающие тяжелые каменные балки. Эти балки получили название архитрава, а вся верхняя, покоящаяся на колоннах часть - антаблемента. Деревянный прототип угадывается там, где выглядывают выступающие торцы балок. На этих выступах обычно высекались три вертикальных желобка, поэтому их стали называть триглифами, что по-гречески и означает «три желобка». Промежутки между триглифами называются метопами. Эти близкие имитации деревянных конструкций поражают простотой и гармонич­ной соразмерностью целого. Если бы строители использовали простые квадратные столбы или цилиндрические колонны, храм выглядел бы тяжеловесным и неуклюжим. И они нашли форму колонны с легким набуханием к середине и постепенным сужением кверху. В результате возникает эффект пружинящих колонн, словно тяжесть перекрытия слегка сдавливает их, а они распрямляются, восстанавливая свою форму. В таких колоннах есть сходство с живыми существами, с легко­стью несущими свою ношу. Хотя греческие храмы обширны и внуши­тельны, они никогда не достигают колоссальных размеров египетских сооружений. Всегда сохраняется ощущение, что они созданы людьми и для людей. У греков не было всемогущего правителя, способного принудить народ к рабскому труду. Греческие племена обитали в разрозненных малых городах и портовых поселениях. Они постоянно соперничали и ссорились между собой, но ни один из городов не смог добиться господства над всеми другими.

Среди этих греческих городов-государств (полисов) наибольшего процветания достигли Афины в Аттике; они же сыграли важнейшую роль в художественном развитии. Именно здесь поразительная, вели­чайшая во всей истории искусства революция принесла самые зрелые плоды. Трудно сказать, когда и где начался этот переворот - возможно, примерно тогда же, когда в Греции появились первые каменные храмы, в VI веке до н.э. Мы знаем, что до этого момента художники Древнего

Востока стремились к совершенству особого рода. Они старались как можно ближе повторять искусство своих предшественников и строго придерживаться священных правил, в которых были воспитаны. Когда греческие художники приступили к созданию каменных статуй, они начали с того, на чем остановились египтяне и ассирийцы. Статуи, представленные на илл. 47, свидетельствуют, что греки осваивали и имитировали египетские образцы, научились по ним делать фигуру стоящего человека, отмечая сочленения тела и облекающую их муску­латуру. Но хорошо видно и то, что греческий ваятель, не довольствуясь готовыми формулами, как бы хороши они ни были, принялся экспери­ментировать на свой страх и риск. Его интересовало, например, как на самом деле выглядит колено. Возможно, он не совсем преуспел - коле­ни в его статуях, пожалуй, даже менее убедительны, чем в египетских. Но главное - он решился доверять своим глазам, а не следовать старым предписаниям. Отныне задача состояла не в том, чтобы усвоить гото­вые формулы для изображения человеческого тела. Каждый греческий скульптор задавался вопросом, как ему самому надлежит изобразить данную конкретную фигуру. Египетское искусство основывалось на знании кодекса. Греки доверились зрению. И коль скоро эта революция началась, ее уже ничто не могло остановить. В своих мастерских скульпторы вырабатывали новые идеи, новые способы изображения человеческого тела, и каждая такая новация нетерпеливо подхватыва­лась другими мастерами, а те, в свою очередь, делали собственные открытия. Кто-то нашел способ ваяния торса, другой заметил, что статуя будет выглядеть более естественной, если отказаться от одинако­вой постановки ног, равномерно принимающих тяжесть тела, словно прикованных к земле. Кто-то еще обнаружил, что изогнутые очертания губ оживляют лицо улыбкой. Конечно, египетский метод был во мно­гих отношениях надежнее. Эксперименты греческих художников иногда терпели провал. Улыбка оборачивалась судорожной гримасой, а непринужденная поза - аффектацией. Но трудности не отпугивали греков. Они вступили на путь, с которого не было возврата.

Примеру скульпторов следовали живописцы. Мы почти ничего не знаем об их произведениях за исключением того, что сообщают гре­ческие авторы. Но следует помнить, что многие греческие живописцы пользовались в свое время даже большим признанием, чем ваятели. Некоторое представление о ранней греческой живописи дает расписная керамика. Эти расписные сосуды обычно называют вазами, хотя они использовались гораздо чаще для вина и масла, чем для цветов. Вазопись стала целой индустрией в Афинах, а скромные ремесленники, занятые в эргастериях, не уступали другим художникам в жажде освое­ния нового. В более ранних вазах, расписанных в VI столетии до н.э.,

47
Полимед Аргосский Клеобис и Битон Около 615-590 до н.э.
Мрамор Высота 218 и 216 см
Дельфы,

Археологический музей

48
Ахилл и Аякс за игрой в шашки Около 540 до н.э.

Ваза чернофигурного стиля, подписанная Эксекием Высота 61 см Ватикан, Этрусский музей

еще заметно наследование египетского метода (илл. 48). Мы видим двух гомеров­ских героев Ахилла и Аякса, играющих в шашки в походной палатке. Обе фигуры даны строго в профиль, а глаза изображены в фас. Однако в обрисовке тел, в поста­новке рук, ладоней художник отступает от египетской манеры. Он явно намеревался представить, как на самом деле выглядят два человека, сидящих друг против друга. Он уже не боялся показать лишь пальцы скрытой за плечом левой руки Ахилла. Он уже не считал необходимым предъяв­лять в рисунке все то, что знает, но не видит. И коль скоро это старое правило нарушено, коль скоро художник стал по­лагаться на свое видение, была одержана поистине блестящая победа. Живописцам принадлежит крупнейшее из всех откры­тий - открытие перспективных сокраще­ний. Незадолго до 500 года до н.э. произошло грандиозное событие в исто­рии искусства: художники впервые отва­жились изобразить стопу с фронтальной точки зрения. Судя по дошедшим до нас памятникам, за всю долгую историю еги­петского и ассирийского искусства ничего подобного не случалось ни разу. По росписи на вазе, воспроизведенной на илл. 49, можно судить, с каким упоением было воспринято это открытие. Мы видим молодого воина, облачающегося в доспехи перед битвой. Фигуры роди­телей слева и справа, помогающих ему словом и делом, все еще даны строго в профиль. Голова юноши в центре композиции также показана в профиль, и видно, что художнику нелегко было приладить ее к телу, изображенному анфас. Правая ступня нарисована тоже еще в «надеж­ной» профильной позиции, но левая - в перспективном сокращении, пять пальцев обозначены рядом кружочков. Да не упрекнут меня в излишне долгих разглагольствованиях по поводу столь мелкой дета­ли, ибо эта «мелочь» ясно свидетельствует: прежнее искусство было похоронено. Она свидетельствует, что художник отныне пренебрег тре­бованием одинаково отчетливого изображения всех элементов, заменив его принципом единой позиции наблюдения. Он тут же разъяснил свои намерения. Рядом с ногой юноши стоит прислоненный к стене щит.

49
Снаряжение воина Около 510-500 до н.э.

Ваза краснофигурного стиля, подписанная Эвтимидом Высота 60 см Мюнхен, Государственные собрания античного искусства и глиптотека

Вазописец изобразил его не круглым, как он рисуется в мысленном представлении, а увиденным сбоку.
Однако оба приведенных образца вазописи убеждают и в другом: уроки египетского искусства не были просто отброшены и оставлены за бортом. Соблюдая единую точку зрения, греческие художники все еще стремились обрисовать человеческое тело с предельной ясностью и возможной полнотой. Они не расставались с твердым контуром и уравновешенной композицией и были далеки от копирования мимо­летных проявлений натуры. Старая, выработанная столетиями формула все еще оставалась для них отправной точкой. Они только перестали считать ее священной и неприкосновенной во всех частностях.
Великие преобразования в греческом искусстве, открытие естествен­ных форм и ракурсов произошли в самый поразительный период чело­веческой истории. Именно тогда в греческих полисах были поставлены под сомнение старые традиции и мифы о богах, появились люди, кото­рые, отбросив предубеждения, погрузились в изучение природы вещей. Именно в это время мир впервые узнал философию и науку в нынешнем понимании слова, впервые возник театр, родившийся из ритуальных празднеств в честь бога Диониса. Однако не нужно думать, что художники в те времена числились среди городских интеллектуалов. Состоятельные люди, заправлявшие делами полиса, посвящавшие досуг бесконечным дискуссиям на рыночной площади, и даже поэты и философы по большей части взирали на скульпторов и живописцев свысока, как на людей низшего сорта. Художники работали руками и своим ремеслом зарабатывали на жизнь. И поскольку им приходи­лось, как простым чернорабочим, потеть в литейных мастерских в пыли и в саже, их нельзя было отнести к хорошему обществу. Но все же общественный престиж художников был несравнимо выше, чем в Египте или Ассирии. Дело в том, что греческие полисы, и прежде всего Афины, были демократическими государствами, допускавшими к управлению и скромных тружеников, как бы ни презирали их богатые снобы.

Как раз в период расцвета афинской демократии искусство Греции достигло своих вершин. Отразив нашествие персов, Афины под руко­водством Перикла принялись восстанавливать разрушенное. В 480 году до н.э. храмы Акрополя, священного холма афинян, были сожжены дотла и разорены персами. Теперь решено было отстроить их в мра­море и с невиданным дотоле великолепием {илл. 50). Перикл не был снобом. Писатели древности рассказывают, что он обращался с худож­никами как с равными. Иктин был архитектором, которому он доверил проектирование храмов, а их скульптором, исполнившим статуи богов и руководившим украшением храмов, был Фидий.

Иктин Парфенон на афинском Акрополе 447-432 до н.э.

Произведений, составивших славу Фидия, более не существует. Но важно представить их себе, ибо мы слишком легко забываем, каким задачам служило греческое искусство того времени. Мы знаем, с какой страстью библейские пророки бичевали идолопоклонство, но редко со­относим их слова с самими конкретными памятниками. Библия полна высказываниями, подобными нижеприводимому, из Иеремии (X: 3-5):

«Ибо уставы народов - пустота: вырубают дерево в лесу, обделывают его руками плотника при помощи топора, покрывают серебром и золотом, прикрепляют гвоздями и молотом, чтобы не шаталось. Они - как обточенный столп, и не говорят; их носят, потому что ходить не могут. Не бойтесь их, ибо они не могут причинить зла, но и добра делать не в силах.»

Иеремия имел в виду идолов Месопотамии, сделанных из дерева и дра­гоценных металлов. Но его слова могли бы относиться и к созданиям Фидия, выполненным всего через несколько столетий после времени жизни пророка. Осматривая в музеях ряды беломраморных статуй классической античности, мы не всегда отдаем себе отчет, что среди них есть и идолы, о которых говорится в Библии. К ним обращались с молитвой, приносили жертвы, сопровождавшиеся магическими заклинаниями; тысячи, десятки тысяч благочестивых людей приближа­лись к ним с надеждой и трепетом, уповая в душе, что эти статуи, кумиры, и есть сами боги. Основная причина почти полного исчезнове­ния прославленных античных статуй заключается в том, что с приходом христианства верующие почитали своим долгом уничтожать языческих идолов. Скульптуры, выставленные ныне в музеях, в большинстве своем являются лишь второсортными копиями римского времени, сделанными на потребу путешественников, собирателей или для укра­шения садов и общественных бань. Мы должны быть благодарны этим копиям, дарящим хотя бы отдаленное представление о шедеврах грече­ского искусства, однако если доверять им слепо, не прибегая к услугам воображения, они могут нанести и немалый вред. Именно так возникло широко распространенное мнение, будто греческое искусство было холодным, безжизненным и вялым, что греческие статуи имели такую же тусклую поверхность, как пустоглазые гипсовые слепки в старомод­ных учебных мастерских. Римская копия с Афины Паллады, большой статуи, выполненной Фидием для святилища Парфенона (илл. 51), едва ли произведет сильное впечатление. Чтобы представить себе, как она выглядела, необходимо обратиться к старинным описаниям. Гигантская фигура высотой около одиннадцати метров возвышалась, как дерево; ее деревянный каркас был облицован драгоценными материалами:

51
Афина Парфенос Около 447-432 до н.э.

Римская уменьшенная мраморная копия со статуи Фидия, выполненной из дерева, золота и слоновой кости. Высота 104 см Афины, Национальный археологический музей

52
Геракл,
поддерживающий
небо
Около 470-460 до н.э.

Метопа храма Зевса в Олимпии Высота 156 см Олимпия, Археологический музей

доспехи и украшения были выполнены из золота, а открытые части тела из слоновой кости. Таким образом статуя, особенно щит и одежда, каменные инкрустации глаз, сверкала яркими всполохами цвета. И грифоны на золотом шлеме, и глаза змеи, свернувшейся за щитом, наверняка имели вставки из самоцветов. Человека, вошедшего в храм, представшего перед ликом гигантской богини, охватывал мистический трепет. В этом идоле есть нечто первобытное, почти дикарское, нечто идущее от темных поверий, проклинавшихся Иеремией. Вместе с тем вековечные представления о вселившихся в статуи демонических боже­ствах отступают на второй план. Афина Паллада, как ее задумал и воплотил Фидий, уже не идол и не демон. Из свидетельств современ­ников мы узнаем, что она несла людям совершенно иное представление о богах. Афина Фидия была подобна человеческому существу. Ее сила заключалась не столько в магических чарах, сколько в очаровании красоты. Уже тогда стало ясно, что искусство Фидия дало народу Греции новое понимание божественности.

Два величайших создания Фидия - статуя Афины и статуя Зевса в Олимпии - безвозвратно утрачены, но храмы, в которых они находи­лись, вместе со скульптурным декором, отчасти сохранились. Храм в Олимпии - один из древнейших: его строительство было начато около 470 и закончено к 457 году до н.э. На метопах, квадратных плитах над архитравом, представлены подвиги Геракла. Одна из метоп (илл. 52) соответствует мифу, в котором Гераклу дается задание принести яблоки из сада Гесперид. Геракл то ли не мог, то ли не захотел исполнить пору­чение. Он стал уговаривать Атласа, державшего небо на плечах, сделать это за него, и Атлас согласился при условии, что герой временно при­мет на себя его ношу. На рельефе мы видим Атласа, вернувшегося с золотыми яблоками, и Геракла, с трудом удерживающего тяжелый груз. Афина, хитроумная пособница героя, положила ему на плечи подушку; в ее правой руке раньше было копье. Сюжет передан с заме­чательной простотой и ясностью. Художник отдавал предпочтение двум позициям фигур - в профиль или в фас. Афина стоит перед нами анфас, и только ее голова повернута в сторону, к Гераклу. Нетрудно заметить в этих фигурах следы египетских схем. Величием, благород­ным спокойствием и силой греческая пластика отчасти обязана древнему канону. Но теперь эти правила перестали быть препятствием, ограничивающим свободу художника. В основе лежит прежняя схема, четко проявляющая строение тела, разъясняющая, как сопрягаются его члены. Отталкиваясь от нее, художник устремлялся к изучению анатомии костного каркаса и мускулатуры. В результате возникала убе­дительно вылепленная фигура, в которой телесные формы отчетливо проступают даже под покровом драпировок. Найденный греческими

53
Дельфийский возничий Около 475 до н.э.

Высота 180 см Дельфы, Археологический музей

художниками способ выявления основ­ных объемов посредством драпировок показывает, какое значение они прида­вали исследованию форм. Славу грече­ского искусства определила именно эта сбалансированность двух начал -приверженности правилам и свободы действий в очерченных ими границах. Именно поэтому художники последую­щих веков постоянно обращались к греческому искусству, находя в нем и мудрое руководство, и источник вдохновения.
Заказы, которые получали греческие художники, часто вынуждали их совер­шенствовать мастерство в передаче движения. Вокруг храма в Олимпии выстраивались ряды посвященных богам статуй атлетов, одержавших победу в соревнованиях. Нам такой обычай может показаться странным. Как бы ни были популярны наши чемпионы, никому из них не придет в голову заказать свой портрет и подарить его церкви в знак благодарности за победу в последнем матче. Однако спортивные состязания греков, среди которых самыми знаменитыми были, конечно, Олимпийские игры, сильно отличались от современных соревнований. Они были тесно связаны с религиозными верованиями и ритуалами. Их участники, любители и профессионалы, принадлежали к наиболее влиятельным фамилиям Греции, а победите­ля почитали как человека, отмеченного богами и наделенного ими даром непобедимости. Игры для того и устраивались, чтобы опреде­лить, на кого пало благословение богов; и дабы восславить, увековечить эти проявления божественной милости, победители заказывали свои статуи самым знаменитым мастерам.
При раскопках в Олимпии из-под земли извлекли пьедесталы, но стоявшие на них статуи исчезли. В большинстве своем они были выполнены из бронзы, и по-видимому в Средние века, когда металла не хватало, их переплавили. Только в Дельфах нашли одну такую статую, фигуру возничего (илл. 53). Его голова (илл. 54) решительно опровергает ходячие представления, вынесенные из знакомства с копиями. Глаза, сделанные по обычаю того времени из цветных камней, вовсе не выгля­дят пустыми и невыразительными, как в мраморных или даже некоторых бронзовых статуях с утраченными вставками. Волосы, веки и губы

54
Дельфийский возничий

Деталь

были покрыты легкой позолотой, придававшей лицу теплоту и радост­ное сияние. При этом такая отделка никогда не выглядела вульгарно-крикливой. Видно, что художник не пытался повторить реальное лицо со всеми его несовершенными частностями, но моделировал его, исходя из обобщенного представления о формах человеческой головы. Мы не знаем, насколько бронзовый возничий похож на реального, - возмож­но, «сходства» в обычном понимании нет вообще. Но это убедитель­ный образ, вызывающий восхищение своей красотой и лаконичностью средств.
Подобные работы считались рядовыми, они даже не упоминались писателями античности, и остается только гадать, что мы потеряли с утратой таких прославленных шедевров, как Дискобол (Метатель диска), созданный современником Фидия, афинским скульптором Мироном. Несколько дошедших до нас копий Дискобола дают о нем общее представление (илл. 55). Молодой атлет изображен в момент, предшествующий броску. Согнувшись, он далеко отнес руку для размаха. В следующее мгновение его тело распрямится, как отпущенная пружина, и диск взлетит. Поза настолько правдоподобна, что современ­ные спортсмены решили воспользоваться ею как инструкцией для освоения греческого способа дискометания. Но дело оказалось не таким простым, как хотелось бы. Надобно было понимать, что мироновская статуя — не кадр из спортивного фильма, а произведение древнегрече­ского искусства. Присмотревшись к ней внимательнее, мы приходим к выводу, что впечатление движения достигается главным образом за счет переработки старых методик. При рассматривании контура статуи с фронтальной позиции вдруг обнаруживается ее связь с египет­скими традициями. Как и египетские мастера, Мирон соединил фронтальное положение корпуса с профильным разворотом рук и ног, совместив разные углы зрения для разных частей тела. Однако старая, проверенная формула приобрела у него совершенно иной характер. Вместо того, чтобы смонтировать заданные элементы в некое подобие негнущейся фигуры, он попросил реального юношу принять соответст­вующую позу и, проработав ее, добился впечатления динамики. Вопрос о том, воспроизводит ли статуя реальное положение тела при метании диска, едва ли уместен. Существенно лишь то, что Мирон овладел движением, как живописцы его времени овладели пространством.

Из всех дошедших до нас оригиналов скульптурные группы Парфе­нона являются наиболее выразительным свидетельством завоеванной свободы. Парфенон (илл. 50) был завершен примерно через два десяти­летия после постройки храма Зевса в Олимпии, и за этот короткий промежуток времени художники достигли замечательной легкости в разрешении проблем реалистического изображения. Нам неведомы

55
Дискобол
Около 450 до н.э.

Мраморная римская копия с бронзового оригинала работы Мирона Высота 155 см Рим, Национальный музей

56
Возничий Около 440 до н.э.
Фрагмент фриза
Парфенона
Мрамор
Лондон, Британский музей

имена скульпторов, трудившихся над декорированием храма, но, поскольку статуя Афины была создана Фидием, скорее всего, и другие работы выполнялись его мастерской.

На илл. 56 и 57 показаны фрагменты фриза, опоясывающего внут­реннюю часть (целлу) здания. На нем изображена процессия, проходившая на ежегодных празднествах в честь богини. Торжества сопровождались играми и состязаниями. На приведенном фрагменте запечатлен момент упражнения в ловкости: возничий, управляя колес­ницей, на полном ходу выпрыгивал из повозки и снова вскакивал в нее. Из-за сильных повреждений рельефа в нем не просто разобраться. Не только сколота часть поверхности, но и полностью исчезла интен­сивная раскраска фона, выделявшая фигуры с особой отчетливостью. На современный взгляд цвет и фактура мелкозернистого мрамора настолько привлекательны, что нет надобности закрашивать его. Но греки прибегали к контрастным цветам, вроде сочетания красного и синего. Однако, имея дело с греческой пластикой, не стоит портить себе удовольствие сожалениями об утратах, как бы велики они ни были. Первое, что мы замечаем на нашем фрагменте, - четыре лошади, расположенные одна позади другой. Их головы и ноги хорошо

57
Лошадь и всадник
Около 440 до н.э.

Деталь фриза Парфенона Мрамор Лондон, Британский музей

сохранились, так что видно мастерство художника, сумевшего выявить строение скелета и мускулатуры, избежав при этом сухости. То же самое можно сказать и о человеческих фигурах. Восполнив воображением сохранившиеся остатки, мы оценим и свободу движения, и четкую проработку круглящихся мышц. Ракурсы уже не вызывают у художни­ка затруднений. С великолепной легкостью очерчены и рука, держащая щит, и колеблющийся плюмаж шлема, и плащ, вздувающийся под порывами ветра. И все эти новоявленные изобретения не отвлекают внимания от главного. Как бы ни упивался художник своим умением передавать пространство и движение, он не выставляет его напоказ. Группы фигур, живые и одушевленные, точно встраиваются в тянуще­еся вдоль стены торжественное шествие. Художник сберег и египетскую мудрость соразмерных построений, и собственную, предшествовавшую великому пробуждению, геометрическую традицию. Дарованная этим наследием уверенность руки и определяет особую проясненность и «верность» каждой детали фриза Парфенона.
Разумный расчет, точная выверенность в расположении фигур -общее достоинство всех художественных творений этой выдающейся эпохи. Но сами древние греки значительно выше ценили другое: ново-обретенная свобода изображения человека в любой позиции, в любом движении открывала возможности отражения внутренней жизни. Ученик Сократа сообщает нам, что именно к этому призывал художни­ков великий философ, обучавшийся и ремеслу скульптора. По его мнению, они должны передавать «душевные усилия», внимательно изучая, как «чувства влияют на поведение тела».

Напомним, что вазописцы шли вслед за пролагавшими новые пути великими мастерами. На сосуде {илл. 58) представлен волнующий эпизод из истории Улисса. После девятнадцатилетних странствий герой, переодетый нищим - на костыле, с котомкой и чашей за плечами, - возвращается домой; старая няня, принявшись омывать ему ноги, узнает своего питомца по шраму на ноге. Художник иллюстрировал какой-то вариант, отличающийся от известного нам гомеровского текста (на вазе написано другое имя няни, а также изображен отсутствующий у Гомера в этой сцене свинопас Евмей). Возможно, он видел театральное представление, в котором была такая сцена, — ведь именно в этом столетии усилиями греческих поэтов было создано драматическое искусство. Но чтобы ощутить волнующий драматизм сюжета, нет надобности в точном знании источника, ибо взгляды, которыми обмениваются няня и герой, говорят красноречивее всяких слов. Греческие художники прекрасно владели мастерством передачи невысказанных эмоций, пронизывающих человеческие отношения.

58
Узнавание Улисса V век до н.э. Ваза краснофигурного стиля

Высота 20,5 см Кьюзи, Национальный археологический музей

59
Надгробие Гегесо Около 400 до н.э.

Мрамор. Высота 147 см Афины, Национальный археологический музей

И эта зримость «душевных трудов», вершащихся в невозмутимом спокойствии тела, превращает простое надгробие (илл. 59) в великое произведение искусства. Погребенная под камнем Гегесо представлена такой, какой она была в жизни. Стоящая перед ней служанка держит шкатулку, из которой госпожа отбирает украшения. Эта тихая сцена вызывает в памяти сюжет, представленный на троне Тутанхамона {стр. 69, илл. 42). Здесь та же ясность очертаний, но произведение египетского искусства, хотя и создано в исключительный период его истории, остается схематичным и далеким от натуры. В греческом рельефе преодолены оковы правил и унаследованная схема построения, на место угловатой геометричности приходят непринужденные и гибкие формы. И встречное движение рук, замыкающих верхнюю часть рельефа, и вторящий им изгиб стула, и легкий жест ладони, влекущий взгляд к центру композиции, и волны драпировок, обтекающих формы тела с такой выразительной текучестью, - все сливается в подлинную гармонию, впервые явленную миру греческим искусством V века.

Мастерская греческого скульптора
Около 480 до н.э.
Роспись наружной стороны килика краснофигурного стиля Диаметр 30,5 см Берлин,
Государственные музеи, Античное собрание
Слева: литейная мастерская с заготовками на стене.
Справа: скульптор работает над статуей, голова которой лежит на полу.

Глава 4 ЦАРСТВО ПРЕКРАСНОГО