Две ориентации молодежных исследований в 60—80-е годы

Суть дальнейшего развития социологии молодежи состояла в том, что одна часть социологов восприняла идеологический заказ, и поэтому большая масса конкретных социальных исследований молодежи развивалась как однотипные эмпирические исследования по проблемам коммунистического воспитания.

С другой стороны, наметилась тенденция активного противостояния этому социальному заказу и развития исследований, направленных на изучение молодежи как субъекта общественной жизни, и, прежде всего, изучение интересов самой молодежи. Симптоматично, что в ответ на социальный заказ «исследовать проблемы коммунистического воспитания» в Институте конкретных социальных исследований возникают два подразделения, ориентированные на изучение молодежи как субъекта общественного развития: «Социальные проблемы образования» (В.Н. Шубкин) и «Прогнозирование социальных потребностей молодежи» (И.В. Бестужев-Лада).

«Комсомольские» исследования молодежи (вполне профессиональные) были ориентированы на проблематику идеологического воспитания, отсутствующую на Западе, а в советской социологии широко представленную. В Высшей комсомольской школе был создан научно-исследовательский центр, который систематически проводил опросы среди молодежи исключительно по проблемам нравственности и коммунистического воспитания. Социологами из ВКШ при ЦК ВЛКСМ были выпущены типовые методики изучения социально-политической и трудовой активности, идейно-политического уровня молодежи. Центром осуществлены крупномасштабные исследования «Моральные ориентации и формирование активной жизненной позиции молодежи», «Формирование достойного пополнения рабочего класса и колхозного крестьянства» и др.

Если названные исследования носили скорее «заказной» характер и «подверстывались» под разработку планов социального развития в разделе «коммунистическое воспитание молодежи», то изыскания другого, скажем, более академического направления чаще ориентировались на объективный анализ молодежной проблематики в рамках концепций «баланса» социализации (интеграции поколения) и индивидуализации (автономии, инновации по отношению к социальному целому). Это направление составило реальную основу для становления социологии молодежи как особой дисциплинарной отрасли. Здесь выделялось несколько школ: новосибирская (В.Н. Шубкин), свердловская (Ф.Р. Филиппов. М.Н. Руткевич и в дальнейшем Л.Я. Рубина), ленинградская (В.Т. Лисовский. С.Н. Иконникова, А.В. Лисовский) и эстонская школа (М Титма).

Школа В.Н. Шубкина. Закономерно, что в соответствии с эмбриональной стадией социологии в те годы развитие получило прежде всего изучение субъективных показателей — массовых ориентации в ситуации выбора профессии. Существенное значение имело введение понятия «престиж профессии» как показателя субъективного отражения социальной иерархии в массовом сознании [64].

Начатое В.Н. Шубкиным в 1963 г. в Новосибирске, затем продолженное в Москве исследование было направлено на изучение жизненных планов молодежи - «Проект 17—17», «Проект 17—25»[22].

Заслуга В.Н.Шубкина в области отечественной социологии молодежи состоит также в разработке проблемы жизненных планов выпускников школ в сравнении с возможностями их реализации, что позволило существенно углубить представление о процессе вхождения во взрослую жизнь. На смену пониманию его как усвоения нормативных требований общества пришло осознание сложной динамики этой социальной связи молодежи и взрослого общества: от первичных ожиданий молодежи — к последующей их корректировке социальными возможностями общества — и реализации в социальном статусе взрослого. В этих работах, однако, пока не анализировались различия в социальном потенциале самой молодежи.

Следующим исследованием, проведенным В.Н. Шубкиным, был проект «Жизненные пути молодежи в социалистическом обществе», осуществленный по единой методике еще в четырех восточноевропейских странах: Чехословакии, Болгарии, Венгрии и Польше, где социология молодежи как отрасль знания была развита к тому времени в большей степени. Основной содержательный вывод: несоответствие между потребностями рынка труда и потенциалом самой молодежи, сложившимся в процессе образовательной подготовки, т.е. противоречие между рынком труда и немобильной системой образования, формирующей завышенные ожидания молодых людей [57, 61]. Вывод о неравенстве жизненных шансов отдельных групп молодежи также имел принципиальное значение, так как входил в противоречие с установившимся представлением о равенстве социальных возможностей при социализме.

Неравенство жизненных шансов как острая социальная проблема проявилось более четко именно в это время в связи с изменившейся ситуацией на рынках труда: сформировавшиеся завышенные ожидания молодежи пришли в противоречие с демографической ситуацией, а именно пополнением рынка труда многочисленным послевоенным поколением, имеющим высокий уровень образования, при ухудшении возможностей трудоустройства вследствие экстенсивного развития экономики.

Показательно, что в конце 70-х — начале 80-х гг. западная социология молодежи также переориентировалась с проблем молодежного протеста на социально-профессиональную проблематику. Аналогичные проблемы сокращения рынка молодежного труда и устройства на работу были связаны, по мнению западных социологов, с технологической революцией и требовали перестройки всей системы профессиональной подготовки. В те годы в Британии, например, по предложению социологов была создана дополнительная программа послешкольной подготовки молодежи до вхождения в рынок труда, предусматривающая многообразные курсы [69]. В нашей же стране была принята ориентация на всеобщее среднее образование (школьная реформа 1984 г.). Хотя большинство идей, предложенных В.Н. Шубкиным, так или иначе уже обсуждались в западной социологии, в отечественной социологии его с полной уверенностью можно считать основателем академической школы по исследованию проблем жизненного старта молодежи и престижу профессий. Термины: выбор профессии, престиж профессии, потребности общества в кадрах, профессиональные ожидания — вошли в социологию благодаря публикациям В.Н. Шубкина. Он явился также родоначальником методики долговременных исследований молодежи, где информация об одних и тех же индивидах собиралась через определенные промежутки времени, что позволяло фиксировать временные изменения в профессиональной карьере.

Исследования Ф.Р. Филиппова и М.Н. Руткевича. Почти одновременно с В.Н.Шубкиным в Свердловске стали проводить исследования Ф.Р. Филиппов и М.Н. Руткевич. Специфика их подхода состояла в том, что молодежные проблемы рассматривались сквозь призму воспроизводства социальной структуры советского общества и межпоколенных социальных перемещений. Эмпирической базой этого направления были проекты «Высшая школа» (1973—1974) и международное сравнительное исследование по проблемам воздействия высшего образования на социальную структуру общества (1977—1978). Система образования, в частности высшего, рассматривалась как фактор социальной мобильности. В центре внимания оказались три составляющие общественного развития: общественные потребности, система образования и молодежь и возможные противоречия между ними. В результате появилось новое направление социологии молодежи — социальные проблемы студенчества. Эту тематику в Свердловске продолжила Л.Я. Рубина, в Харькове — Е.А. Якуба и др. В настоящее время проблемы студенчества изучаются почти во всех вузовских центрах страны [46, 44].

В дальнейшем в Институте конкретных социальных исследований под руководством Ф.Р. Филиппова был создан сектор социальных проблем молодежи, который возглавил В.И. , ориентировавшийся на рассмотрение проблем социального развития молодежи.

В последние годы своей жизни Ф.Р.Филиппов занимался изучением межпоколенной мобильности. На основе выборочных единовременных обследований ЦСУ СССР проанализированы изменения в социальной структуре за счет вступления в трудовую жизнь нескольких возрастных когорт (вступивших в трудовую жизнь в конце 40-х, в 50—60-х и в середине 70-х гг.). По результатам этого трудоемкого проекта опубликована монография «От поколения к поколению» (1989), которая является одним из первых социально-исторических исследований поколений (наряду с работой демографа Б.Ц. Урланиса [58]). В книге анализируются особенности трудового старта когорт и динамика их последующих перемещений на протяжении жизненной карьеры (термины: трудовой старт, трудовая карьера, неравенство возможностей, социальные перемещения, социальный облик поколений) [59].

Заслуга Ф.Р. Филиппова — введение в социологический анализ поколений исторического фона, что позволило проанализировать своеобразие и уникальность жизненного опыта отдельного поколения.

Наращивание эмпирического потенциала в социологии за эти годы позволило Ф.Р. Филиппову вплотную подойти к анализу социальных различий между отдельными поколениями молодежи и рассматривать их как эволюционный фактор в развитии общества. Автор предпринял попытку подорвать непререкаемую идею преемственности (повторяемости) поколений и рассмотреть их в «диалектике преемственности и новизны», иными словами, сконцентрироваться на различиях поколений, обусловленных социально-историческими особенностями их становления, хотя, оговаривается автор, эти различия неодинаково проявляются в разных областях жизнедеятельности. Филиппов анализирует трагические страницы в становлении разных когорт: влияние политических ограничений, связанных с репрессиями, на трудовой и образовательный путь возрастной когорты, входившей в жизнь в предвоенное время; перерыв в трудовом и образовательном пути военного поколения и его последствия; влияние экстенсивного развития экономики на процессы вхождения в жизнь последующих возрастных когорт.

Эта идея различий между поколениями и опровержение концепции преемственности были позже в полной мере осуществлены в книге «Советский простой человек» под редакцией Ю.А. Левады [29]. Выделяя в советской истории в основном три условных исторических поколения — деды, отцы и дети, — авторы пишут: «Советская история знала лишь одно поколение "вполне советских" людей. Хронологически это, в основном, поколение (когорта) вступивших в активную социальную жизнь в начале 30-х гг. и занимавших ключевые позиции в ней до середины или конца 50-х. Предыдущее поколение было переломлено революционными потрясениями и лишь отчасти приспособилось к новой для него жизни. Последующее встретило и, в общем, с готовностью приняло кризис и распад всей системы. То, что советская и подобные ей общественные системы не оказались способными воспроизводиться в последующих поколениях, — факт сегодня общепризнанный» [29, с. 28].

Школа лонгитюдных исследований М. Титмы. На становление школы исследования «путей во взрослую жизнь» большое влияние оказал эстонский социолог Микк Титма. Перенеся уже в середине 80-хгг. на российскую почву методы американской традиции лонгитюдных исследований, М. Титма, работающий сейчас в США, способствовал профессиональному становлению целого ряда российских молодых ученых. Специфику его интересов всегда составляла региональная и поселенческая дифференциация процессов жизненного самоопределения молодежи. Даже в то время, когда в социологии и политике господствовали идеи становления советского народа как новой исторической общности, М.Титма делал основной акцент на региональных особенностях жизненного пути поколения в рамках разных национально-территориальных общностей, различающихся по характеру культур и уровню экономического развития регионов. Основное внимание в его работах уделялось изменениям в объективном социальном статусе когорт в процессе профессионального и жизненного самоопределения.

Первый лонгитюдный проект — выпускники средних школ Эстонии, родившиеся в 1948 г., — был начат в 1966 г. [56]. Он послужил базой для проведения общесоюзного «генетического» исследования возрастной когорты 1965—1967 гг. рождения — «Пути поколения», которое начато в 1982 г. Использовалась многоэтапная квотная 5-процентная выборка учащихся средних учебных заведений в 14 регионах бывшего Советского Союза. Основная стратегия — долговременное отслеживание изменений в социальном положении и характеристиках когорты от 17 лет (окончание среднего учебного заведения) до 30 лет (приобретение стабильного социального статуса). Были обнаружены значительные региональные особенности, которые в принципе исключали возможность применения каких-то усредненных моделей социального становления когорты в «развитом социалистическом обществе».

К настоящему времени уже три раза с перерывом в четыре года данная возрастная когорта подвергалась обследованию. По результатам данного исследования опубликовано несколько региональных монографий и две обобщающие: «Начало пути: поколение со средним образованием» (1989) и «Жизненные пути одного поколения» (1992) [10, 38].

Для выполнения этого обширного проекта был создан внеинституциональный научный коллектив, объединивший уже сложившихся исследователей из наиболее крупных научных центров СССР, занимающихся молодежной проблематикой. Достаточно сказать, что в начале становления этот «незримый колледж» состоял из представителей Эстонии (М Титма, П. Кеннкманн, Р. Веэрман, Э. Саар), Латвии (М. Ашмане, И Трапенцире), Литвы (А. Матуленис, Р. Алишаускене, Э. Лауменскайте), Молдавии (Э. Кац), Украины (Е. Якуба. И. Шеремет), Таджикистана (Ш. Шоисматуллоев), России: Урал — Свердловская область (Л. Рубина), Татария (А.Салагаев), Алтай (С. Григорьев, Л. Гуслякова), Красноярск (В. Немировский), Курган (Л.Коклягина) и позднее Москва: Институт молодежи, куда перешла работать Л.Коклягина, и Институт социологии (А. Кинсбурский, В. Семенова, М. Малышева). Такое объединение сил разных республик и научных центров не могло не завершиться значительным скачком в исследованиях по данной проблематике и появлением в социологии молодежи новых имен и новых направлений

По сути, это классическое академическое исследование, описывающее общие закономерности и временные границы основных событий в жизненном цикле одной возрастной когорты молодежи на протяжении 10 лет. Изучались традиционные сферы жизнедеятельности: семья, труд, образование, профессиональная и социальная мобильность, миграционные процессы и жизненные ценности.

Уникальность проекта состояла в том, что по времени он совпал с началом перестройки в середине 80-х гг., что позволило собрать банк социологической информации не только о закономерностях процесса социального взросления, но и о влиянии социальных изменений на жизненный путь когорты.

Устоявшиеся теории поколений утверждают, что в периоды крупных социальных потрясений на исторической сцене появляются новые (так называемые «исторические») поколения, существенно отличающиеся от предыдущих по своему социальному опыту, и тем самым их деятельностью осуществляется качественный скачок в развитии общества (К. Мангейм). Однако, исходя из данных этого проекта об общей стабильности когорты 26—27-летних и ее отстраненности от процесса социальных изменений (статистически малозначимая группа участвовала в этом процессе), есть основания присоединиться к критикам К. Мангейма: само по себе поколение не всегда является фактором социальных изменений. Во всяком случае это не произошло с данным поколением в России.

К настоящему времени этот уникальный научный коллектив распался, но отдельные группы продолжают проводить исследования в разных регионах России (Алтай, Свердловская, Курганская, Тульская области и Москва), а также на Украине, в Эстонии, Литве, Латвии. Часть проекта «Пути поколения в России» возглавляют Л.А. Коклягина и В.В. Семенова (Институт социологии РАН).

Ленинградская школа В. Т. Лисовского. Еще одно направление в развитии молодежной проблематики — социально-психологическое, представленное в основном Ленинградской школой. Исследования начаты В.Т. Лисовским в 1964 г. в социологической лаборатории при НИИ комплексных социальных исследований Ленинградского университета (основателем НИИ был выдающийся психолог Б.Г. Ананьев). Их основное направление было связано с социализацией и становлением личности молодого человека. На базе эмпирического материала построены типы жизнедеятельности студенческой молодежи. Многочисленные книги В.Т. Лисовского по проблемам молодежи, начиная с конца 60-х гг. до настоящего времени были основным методологическим источником информации по проблемам молодежи. Закономерно, что первый обширный учебник по социологии молодежи был подготовлен В.Т. Лисовским — «Социология молодежи» (С.-Петербург, 1996) [51]. С присущей ему эмоциональностью он посвятил книгу коллегам, уже ушедшим из жизни, - Б.Г.Ананьеву, А.К.Белых, В.Г.Васильеву, К.Е.Игошеву, В.М.Квачахия, В.П.Коблякову, Е.С.Кузьмину, П.Н.Лебедеву, В.Г.Мордковичу, И.Т.Левыкину, Л.НЛесохиной, М.Н.Межевичу, В.И.Мухачеву, В.Н.Мясищеву, С.Н.Плотникову, В.П.Рожину, Ю.А.Суслову, В.П.Тугаринову, З.И.Файнбургу, Ф.Р.Филиппову, А.Г.Харчеву, Г.И.Хмаре.

В рамках ленинградской школы начинал свою деятельность и И.Кон, занимавшийся психологией юношеского возраста и широко развитым на Западе направлением — субкультурой молодежи. До недавнего времени оно не было представлено в советской социологии, во-первых, потому, что сам этот феномен не был достаточно ярко развит в молодежной среде, и, во-вторых, из-за существовавших запретов на эту тематику со стороны политических структур. И.Кон был единственным академическим исследователем, который открыто заявлял о существовании данного феномена, преимущественно опираясь при этом на зарубежные источники.

И.С. Кон. В социологии молодежи И.С. Кон занимает особое место, хотя, по его собственным словам, из-за «усиливающейся реакции 70-х гг. заниматься социологией молодежи становилось все труднее», и его интересы в значительной мере сместились в сторону психологии юношеского возраста, вообще «психологизации» тематики [26]. Его работы оказали весьма существенное влияние на развитие социологии молодежи.

Во-первых, занимаясь критикой зарубежных теорий и обладая энциклопедическими знаниями, И.Кон блестяще выполнял просветительскую функцию, привнося в «заидеологизированную» область социологии и социальной психологии новые идеи и имена, широко известные на Западе (С.Эйзенштадт, Дж.Колеман, Э.Эриксон, Г.Салливан, М.Мид). В молодежной проблематике это способствовало углублению понимания проблем социализации поколений, введению в научный обиход возрастных и когортных категорий и понятия жизненного цикла. Во-вторых, его работы о западном студенчестве и «студенческой революции» 60-х гг. позволяли полнее представить это явление, ставшее вехой в современной западной истории и проводить параллели с состоянием студенческого движения в нашей стране. В-третьих, исследования И.Кона по психологии юношеского возраста позволили уточнить специфику юности как особой фазы жизненного цикла и понять ее отличия от других возрастов. Он восполнил пробел в области социологического представления о самосознании личности, юношеской идентификации, возрастных кризисах, юношеском общении и юношеской субкультуре [23, 24].