Москва. Президент России Дмитрий Медведев

— Как это случилось? Сергей Алексеевич, я вас спрашиваю! Как вы смогли это допустить?

— Никто не ожидал такого от нее. Началось все хорошо, разговор строился в соответствии с рекомендациями психологов. Футурошок и прочее. Ну, вы сами понимаете… Мы-то в себя третий день приходим, а она поверила нам практически сразу же. Вся предоставленная ей информация была проверена еще в Москве и могла быть сопоставлена с существующими у посольства в Стокгольме источниками. Беседовали почти весь вчерашний день — никаких признаков измененного состояния, на мой взгляд.

— Но причина должна была быть? — нетерпение, звучавшее в голосе президента, граничило с раздражением.

— Я думаю, все дело в визите Гюнтера. Кристиана Гюнтера. Это… — Я знаю, кто это. Ваши коллеги и другие ответственные товарищи снабдили меня практически полной информацией. Справками на весь здешний политический зоопарк. Дальше!

— Беседа с министром проходила в моем присутствии, благо в предоставленных мне полномочиях Александра Михайловна не усомнилась ни на йоту. Он сразу же взял быка за рога — сказал, что в его автомобиле встречи с советскими и российскими дипломатами ожидает некий господин из Берлина. Слово «российскими» он особо выделил. С очень важными сообщениями и предложениями от рейхсминистра Риббентропа, и не только. Причем это «и не только» он повторил дважды.

— «Господин из Берлина» — Томпсон?

— Не факт. Полных данных на «немецкого гостя» мы пока не получили. Ни по своим, ни по эсвэ-эровским каналам. Миссия Томпсона, как вы знаете, провалилась в сорок третьем. Так что это мог быть кто-то еще из тогдашней номенклатуры Вильгельмштрассе. Лично я его не видел, не успел… — на последних словах голос заместителя министра иностранных дел внезапно сел. Он невидяще взял стоявшую на столике бутылку с минералкой и, чуть не промахнувшись мимо, наполнил стакан. Лоб его покрылся мелкими бисеринками пота.

— Успокойтесь, Сергей Алексеевич! И продолжайте, пожалуйста.

Рябков залпом выпил воду, на мгновение взгляд его стал каким-то рассеянным, а губы прошептали: «Стакан воды…» Но, взяв себя в руки, он продолжил:

— Похоже, это моя вина. Только моя. Не стоило спрашивать Гюнтера, в чем, по его мнению, может быть смысл визита германского эмиссара и насколько серьезны намерения и позиции тех, кто договаривался с ним об организации встречи. Когда он начал отвечать, Александра Михайловна несколько изменилась в лице и, извинившись, покинула комнату. Я тогда еще подумал: «Неудивительно. Странно, что она вообще в семьдесят лет так хорошо выглядит и может исполнять свои обязанности». А через минуту мы услышали выстрел. Негромкий, как воздушный шарик лопнул. В сердце…

— То есть она решила, что мы пойдем на переговоры?

— Вероятно, да. А что она еще могла ожидать от представителей буржуазного государства? От нас с вами. Они страну на дыбы подняли, против половины мира выстояли, а мы… — Глаза человека, еще недавно считавшегося одним из самых успешных представителей России на международной арене, холодные и расчетливые по определению, — а какими еще могут быть глаза карьерного дипломата? — затянулись влагой.

— Плохо. Очень плохо. Нет, не то, что случилось, — здесь вашей вины нет. Мы слишком… другие, старикам нас не понять. — Лицо главы государства закаменело, скрывая рвавшиеся наружу эмоции. Лишь повышенный тон голоса выдавал его чувства. — Отвратительно то, что нас считают способными договориться с нацистами. Это мнение нужно переломить. Любой ценой.

Алексей Шкодин. Финансист

Война.

По радио обсуждают только ее. Даже тема переноса отошла на второй план, мол, мистика — мистикой, а фашисты — вот они. Новости самые разные — кто говорит, что немцы чуть ли не до Киева прорвались, кто, наоборот, что «бравый вермахт» поставлен в коленно-локтевую позу, а доблестная Российская армия проводит операцию «Надругательство». Официальные же сводки говорят, что «фронт стабилизирован». Подозреваю — врут все, если не умышленно, то по незнанию. Ночью вообще кошмар был — передавали, что на Берлин сброшена атомная бомба… Я даже немного поседел, пока перепроверял на других частотах. Слава богу, утка оказалась. Ядрен батон, это… в общем, игравшие в Фоллаут меня поймут.

И что интересно, народ даже сплотился… на нас, вон, косо поглядывают, «галактеко опасносте», то есть Родина в беде, а они на Восток едут… Ну-ну. Патриотизм — это штука заразная, конечно, но вот суровые реалии жизни показывают, что правы чаще циники, а не патриоты. И как законченный циник я везу свою семью подальше от доброго дяди Путина и страны победившего тоталитаризма. Впрочем, я буду счастлив, если окажусь не прав насчет перспектив СНГ. А пока вперед в Таиланд.

Волгоград нас встретил неприветливо. Иришкину семью мы не нашли — давно как переехали, а на ночной заправке нарвались на группу патриотически настроенных скинов, которым не понравились латвийские номера нашей «Тойоты». Правда, обошлось без приключений — Макс объяснил им, что их энергию лучше направить на фашистов, а не на братьев-славян. Бритоголовые молодцы нам даже поаплодировали за угон транспортного средства у «фашистских прихвостней». Ночевать мы не стали и, затарившись бензином по уши, устроили ночной бросок. И вовремя — в Волгограде сегодня утром объявлен комендантский час. А мы хитрые — ночью проскочили Уральск. Сейчас же я веду свой японский джип по трассе М-32, неуклонно приближаясь к границе Казахстана… Еще часа полтора — и сменюсь с Максом.

# # #

— Ну что?

— Глухо, — ответил я, не отрываясь от прицела. — Никого нет. Ни ментов, ни машин, ни пограничников. Видно, внутриэсэнгэшные границы сейчас по-барабану. Кстати, я идиот — не мог додуматься купить бинокль и пялюсь сейчас в оптику, как снайпер-недоделок. А мы сейчас, как на ладони, — кругом степь, и хрен где спрячешься.

Стае заржал в ответ.

— Чего смеешься?

— А вот, — он достал из-под полы полевой бинокль.

— Собака, что ты раньше не сказал? А если бы там кто-то был и засек меня с пушкой?

— Да не ссы, я, перед тем как тебя разбудить, провел рекогносцировку.

— Твою мать, какого х…

— Такого, ты, салага, даром что в своей Пиндосии в тир ходил, воевать ни хрена не умеешь. Вот я тебя и натаскиваю.

— Ну, блин, а предупредить? — поинтересовался я все еще несколько повышенным тоном.

— Леша, заткнись, — перебила меня жена, — Макс прав. Он хоть отслужил, а мы с тобой — офисные хомяки, так что лучше поблагодари его.

— П…ц. Макс, спасибо. Предлагаю дождаться сумерек — еще полчасика, и нагло пересечь государственную границу Казахстана.

— Одобряю, — ответил брат.

— Ну и молодцы, — расщедрилась Ира на похвалу, — Леша, раз ты потешил уже свое мужское эго, иди сюда, тренироваться менять памперсы.

— А знаешь, вот кончатся памперсы, и все — стирай пеленки или экстренно учи Майю ходить на горшок.

— П…ц, — резюмировала моя благоверная. — Не ссыте. Ваши памперсы через год шведы изобретут.

— Хренасе, Макс. Откуда сведения?

Нет, он, конечно, далеко не дурак, но вот эрудицией кузен никогда не блистал.

— Ну не все тебе быть в семье самым умным, — сказал брат и удалился, наслаждаясь произведенным эффектом.