Рациональный коллективный выбор

Ситуация, в которой устойчивый коллективный выбор неосуществим, описывается, в частности, известным парадоксом голосования. Коллективный выбор представляет собой совместное принятие решений. Это понятие отражает лишь один из аспектов общественного выбора и вместе с тем применимо и к разнообразным решениям, принимаемым вне сферы деятельности государства.

Пример. Допустим, что есть три равные по величине группы избирателей или фракции парламента (I, II и III), которым предстоит сделать выбор из трех альтернатив, одна из которых — это, например, снижение налогов (Н), другая — увеличение расходов на оборону (О), а третья — расширение программы охраны здоровья (3). В табл. 4.1. представлены два из возможных профилей предпочтений. Профилем предпочтений называется описание того порядка, в котором участники выбора ранжируют имеющиеся альтернативы.

Таблица 4.1.

В первом варианте группа I более всего предпочитает снижение налогов, менее высоко ценит усиление обороны и еще ниже — развитие здравоохранения; для группы II оборона стоит на первом месте, снижение налогов на втором, а здравоохранение на третьем, для группы III важнее всего снижение налогов, потом здравоохранение, а оборона наименее привлекательна. В каком бы порядке ни ставились на голосование альтернативы Н, О, 3, поддержку получит H. Например, если сначала сравниваются О и З, то голосами I и II поддержку получает О, а затем при сравнении О и Н победа достанется Н за счет голосов I и III. Тот же результат будет достигнут, если сначала сопоставляются О и Н либо Н и З. Альтернатива Н будет выбрана и если решение принимается каким-либо иным способом (но с сохранением принципа большинства), например, если сначала отсекается наименее популярная альтернатива (ею в данном случае окажется 3), а потом сопоставляются две оставшиеся.

Однако если профиль предпочтений соответствует второму варианту, возникает циклическое голосование, которое и составляет содержание парадокса. Если во втором варианте сравниваются Н и О, голосами I и III предпочтение отдается Н. На следующем шаге при сравнении Н и З поддержку получает З за счет голосов II и III. Однако если сравнить 3 и О, то преимущество достанется отвергнутой в самом начале альтернативе О., после чего новый цикл сравнений приведет все к тем же неустойчивым результатам.

В данном случае предпочтения не являются транзитивными: сначала альтернатива Н признается лучшей, чем О, затем 3 — лучшей, чем Н; транзитивность предполагала бы, что 3 лучше О, но это не так. При нетранзитивных предпочтениях процесс выбора может продолжаться бесконечно, не обеспечивая устойчивого исхода.

Если же процедура предусматривает остановку, например, после первого цикла, то возможны два случая. Либо порядок, в котором сравниваются альтернативы, выбирается случайным образом, и тогда результат выбора произволен, иными словами, он может оказаться разным при одном и том же распределении мнений и ни один из вариантов не будет иметь преимуществ перед другими. Либо порядок сравнений (в более общем случае — повестка дня) контролируется одним из участников (или одной из коалиций), и тогда этот участник в состоянии добиться результата, который он предпочитает, то есть результат поддается манипулированию. В теории коллективных решений манипулированием принято называть не только контроль над повесткой дня, но и любые другие намеренные действия участников, выходящие за рамки адекватного выявления собственных предпочтений. В обоих случаях процедуру трудно признать рациональной.

Рациональным принято называть выбор, для которого характерны одновременно полнота и транзитивность. Индивидуальный потребительский выбор, вообще говоря, рационален: по отношению к любым двум товарам индивид способен либо предпочесть один другому, либо признать их равноценными, а если из трех товаров первый обладает большей индивидуальной полезностью, чем второй, а второй — большей, чем третий, то полезность первого для индивида не ниже, чем третьего. Именно в силу рациональности потребительского выбора покупатель способен, посещая магазин, принимать устойчивые решения, а спрос на частные блага поддается упорядочению.

Парадокс голосования показывает, что общепринятый подход к осуществлению коллективного выбора, базирующийся на принципе большинства, не обеспечивает рациональности, во всяком случае, при некоторых профилях предпочтений. Иными словами, требование рациональности несовместимо для него с требованием универсальности.

Нельзя ли пожертвовать требованием универсальности (то есть применимости ко всем мыслимым профилям предпочтений), выбирая процедуру, пригодную для принятия рациональных решений, которые касаются общественного сектора? Существует ли какой-либо принцип, пусть непохожий на правило большинства, который позволял бы выполнить как условие рациональности, так и условие универсальности?

При ответе на первый вопрос ясно, что если в данном конкретном обществе сложился консенсус по наиболее принципиальным проблемам и расхождения взглядов в целом не очень велики, то такое общество фактически не нуждается в универсальной процедуре, и вероятно, что правило простого большинства будет обеспечивать в нем достижение устойчивых результатов коллективного выбора. Однако, когда речь идет о менее однородных обществах, особенно переживающих процессы глубоких изменений, а также о решении проблем перераспределения, близость позиций маловероятна.

Тем не менее, рациональный коллективный выбор возможен, если рассматриваемые альтернативы удается упорядочить таким образом, что у каждого из участников имеется наиболее желательная альтернатива, до достижения которой индивидуальные оценки данного участника не убывают, а после достижения — не возрастают. Иными словами, индивидуальные оценки располагаются по линии, имеющей не более одной вершины (рис. 4.1.). У каждого из участников могут быть свои «одновершинные линии» и наиболее предпочитаемые альтернативы, однако доказано, что, если профили предпочтений отвечают указанному условию, всегда найдется процедура, приводящая к коллективному решению, которое не будет произвольным или подверженным манипулированию.

Рисунок 4.1. Некоторые варианты «одновершинного» упорядочения альтернатив.

А - альтернативы (например, величина общественных расходов), U— значение индивидуальной функции полезности.

На деле наличие одной вершины естественно, когда индивид определяет свою позицию по отношению к отдельному общественному благу. Но если голосование проводится по целым «пакетам» решений, а выбор приобретает многокритериальный характер, одновершинное упорядочение не всегда достижимо. Следовательно, для обычных выборов представительных органов не обязательно существует такая процедура голосования, которая при любом практически возможном распределении индивидуальных предпочтений обеспечивала бы устойчивый результат.

Иногда «пакеты» могут создаваться неявным образом. Пусть, например, относительно состоятельный индивид решает, какой уровень общественных расходов на образование для него приемлем. Поскольку расходы производятся за счет налогов, он, по сути, принимает во внимание два разных критерия: масштаб и качество образовательных программ, с одной стороны, и уровень налогообложения, с другой. Наиболее предпочтительным для него может оказаться сравнительно низкий уровень расходов на общественные школы Е₁ (рис. 4.2.), соответствующий низким налогам, поскольку лично он способен приобретать для своих детей услуги частной школы. В этом случае он принимает во внимание преимущественно второй критерий. Но если общественные расходы (а с ними и налоги) независимо от позиции данного индивида, окажутся высокими, у него может найтись своего рода резервный вариант действий.

Рисунок 4.2. Отношение индивида к расходам на образование.

Е — величина расходов, U — значение индивидуальной функции полезности.

Учитывая, что с ростом затрат на общественные школы качество обучения в них улучшается, а с увеличением налогов у индивида остается меньше свободных средств, он может при уровне расходов Е₂ отказаться от услуг частной школы. Теперь уже он непосредственно заинтересован в дальнейшем повышении качества работы общественных школ, а потому может выступить за увеличение расходов до величины Е₃ которой соответствует вторая вершина на рис. 4.2.

Итак, процессы принятия коллективных решений в рамках реального общественного выбора не всегда можно свести к ситуациям, когда предпочтения индивидов поддаются «одновершинному» упорядочению. Приходится поэтому возвратиться к вопросу о совместимости рационального выбора с универсальностью процедуры. Ответ дает теорема о невозможности, доказанная К. Эрроу.

Согласно теореме, не существует процедуры, которая отвечала бы одновременно двум указанным требованиям и двум другим условиям, также представляющимся естественными, если только отсутствует «диктатор», иными словами, если ни один индивид не имеет права единолично принять окончательное решение, невзирая на мнения остальных. Формулировка теоремы Эрроу и схема ее доказательства даны в приложении.

Говоря упрощенно, теорема о невозможности обнаруживает, что при любой процедуре выбора, если он на деле является коллективным (отсутствует «диктатор»), могут найтись такие профили предпочтений, для которых не существует устойчивого, не подверженного манипулированию исхода голосования.

С этой точки зрения коллективный выбор более уязвим, чем индивидуальный. Отсутствие коллективного решения, которое не было бы произвольным или манипулируемым, тем вероятнее, чем значительнее, во-первых, несходство индивидуальных позиций и конфликты интересов и, во-вторых, разнородность вопросов, явно или неявно заключенных в одном «пакете», и множественность применяемых критериев.

Рационально действующий политик стремится обеспечить себе поддержку возможно большего числа избирателей. Ее удается найти, как правило, придерживаясь центральной части политического спектра.

Рис. 4-3

Пусть имеется некоторая совокупность альтернатив, расположенных на одной шкале (рис. 4.3). Это могут быть, например, разные величины совокупных бюджетных расходов или параметры какой-либо конкретной бюджетной программы. Допустим, что обозначенные буквами точки отмечают альтернативы, каждая из которых наиболее предпочтительна для одного из семи голосующих индивидов (или семи одинаковых по численности групп избирателей). Если из трех политиков один защищает альтернативу А, второй Д, а третий Г, то на выборах, проводимых в несколько туров (вариант попарного сравнения), первый окажется явно неконкурентоспособным, а второй, в конечном счете, уступит третьему.

Преимущество третьего политика в том, что его позиция совпадает с точкой зрения медианного избирателя, по обе стороны от которого на шкале находится по равному числу альтернатив, поддержанных другими избирателями. Заметим, что позиция медианного избирателя не обязательно расположена точно в центре шкалы; важно, чтобы он занимал срединное положение среди участников голосования. В этом случае ему обеспечена возможность коалиции, по крайней мере, с половиной остальных избирателей, а значит, одобренная им альтернатива получит большинство голосов.

В самом деле, при сравнении Г с Д все, кто находятся «левее» Г (это сторонники позиции А, Б, В), поддержат Г, а при сравнении Г с А в коалицию с «медианным избирателем» вступят все, кто находятся от него «справа» (Д, Е и Ж) и, быть может, также Б и В. Последнее уже зависит от соотношения «расстояний» по шкале от этих точек до А и Г.

Определяющая роль «медианного избирателя» - реальная и весьма важная тенденция политической жизни и развития общественного сектора. Особенно она заметна в стабильных, сравнительно однородных обществах. Для них характерны, в частности, поочередные победы на выборах двух-трех умеренных партий, программы которых расходятся примерно в тех же пределах, в каких могут колебаться предпочтения «медианного избирателя».

Отмечая существенное значение этой тенденции, следует вместе с тем поставить вопрос, почему ориентация на «медианного избирателя» не полностью предопределяет исход голосований на практике. Дело, прежде всего в том, что при оценке предвыборных программ и документов, выносимых на референдумы, исчезает возможность расположить варианты на единой шкале и указать медианную позицию, поскольку фактически речь идет о «пакетах» решений и многокритериальном выборе.

Вернемся к описанному выше парадоксу голосования. Пусть имеется профиль предпочтений, представленный в правой части табл. 4.1, и две партии, борющиеся за голоса избирателей. Найти устойчивую медианную позицию невозможно, поскольку альтернатива Н отличается от 3 и О прежде всего по критерию общей величины бюджетных расходов, а 3 и О различаются совсем по другому критерию, а именно по направлениям расходов.

Допустим, что одна из партий решила объединить требования 3 и О и выступить за существенный рост бюджета, а вторая поддерживает требование снижения налогов. Исход голосования не ясен, поскольку вторая и третья группы избирателей готовы защищать решения, отвечающие их специальным интересам, но совместимость их позиций не очевидна. Так, избиратели третьей группы согласны участвовать в дополнительном финансировании здравоохранения, но укрепление обороны для них совершенно не привлекательно. Между тем «пакету», включающему 3 и О, по-видимому, соответствуют гораздо большие издержки, чем одной только альтернативе 3. Поэтому не исключено, что третья группа предпочтет коалицию с первой. Все зависит, с одной стороны, от конкретных величин издержек, а с другой — от интенсивности предпочтений. Вопрос в том, настолько ли сильно стремление отстоять альтернативу 3, чтобы платить за это еще и стоимость О.

Если альтернативы располагаются по одной шкале и имеется только один критерий выбора, конфигурация потенциальных коалиций предопределяется положением «медианного избирателя». Интенсивность предпочтений при этом не принимается во внимание, так как различия в интенсивности сами по себе предполагают, по крайней мере, еще одну шкалу. На ней могут откладываться, например, денежные суммы или время, которые каждый избиратель или группа готовы затратить ради утверждения своей позиции.

Допустим, что избиратель, защищающий альтернативу Д (рис. 4-3), настолько заинтересован в ее победе, что согласен заплатить крупную сумму потенциальным партнерам по коалиции или потратить эту сумму на пропаганду своих взглядов. Пусть при этом сторонник альтернативы В имеет слабо выраженное предпочтение, которое можно изменить. Вероятна его коалиция со сторонником Д, в результате чего Г утрачивает медианное положение.

Предпосылка создания коалиции состоит в том, что альтернативы, расположенные на шкале АЖ, фактически рассматриваются избирателями не изолированно, а в более широком контексте.

Существенны способность и стремление не только высказывать, но и активно отстаивать свои предпочтения. Те участники коллективного выбора, которые не довольствуются собственным слабым влиянием на его исход, имеют возможность завоевывать сторонников.

Существуют два основных пути решения этой задачи: во-первых, повлиять на выбор тех, кто относительно индифферентен и проявляет рациональное неведение, и, во-вторых, обменяться голосами с теми, у кого имеются интенсивные предпочтения на другой шкале альтернатив. Первый путь чаще используется в отношении рядовых избирателей, второй находит применение во взаимоотношениях политически активных групп, парламентских фракций и т.п.

Если вторая и третья группы в нашем примере активно стремятся добиться принятия О и 3, они могут не тратить средства на убеждение друг друга, а договориться об обмене голосами. Тогда «пакет», состоящий из О и 3, получит устойчивую поддержку.

Заметим, что члены третьей группы, выступающей за развитие здравоохранения, вполне могут быть пацифистами. В этом случае их предпочтения на шкале оборонных расходов концентрируются вблизи нулевой точки. Не исключено, что они не изменили бы своей позиции, даже если вторая группа, отстаивающая интересы обороны, затратила бы немалые средства на пропаганду или подкуп. Но предложение второй группы создать коалицию для продвижения «пакета» принимается третьей группой, поскольку ее члены не видят другой возможности защитить программу поддержки здравоохранения. Иными словами, они жертвуют своими предпочтениями на шкале оборонных расходов ради более интенсивных предпочтений на шкале расходов на здравоохранение. Аналогично ведет себя и вступающая с нею в коалицию вторая группа, с той разницей, что для нее приоритетны расходы на оборону.

Условием обмена голосами является создание «пакетов» разнородных проблем и дифференцированная интенсивность предпочтений, которые участники голосования проявляют по отношению к различным элементам «пакета».

Каждый из путей завоевания сторонников связан с затратами. Это очевидно, когда речь идет о привлечении относительно индифферентных индивидов. Однако и обмен голосами предполагает, с одной стороны, трансакционные издержки (расходы на достижение соглашения и обеспечение его выполнения), а с другой — издержки каждой из сторон коалиции, связанные с удовлетворением запросов другой стороны. Так, в рассмотренном примере активные сторонники оборонной программы соглашались вносить вклад в финансирование программы здравоохранения и наоборот.

Исполнительные структуры

Те, для кого характерны интенсивные однородные предпочтения, естественным образом объединяются в группы. Для каждой из таких групп одобрение поддерживаемого ею решения представляет собой коллективное благо. Как уже было показано, добровольное участие в усилиях, необходимых для достижения результата, тем вероятнее, чем компактнее и стабильнее группа и чем выше ее способность поощрять своих участников. Чем значительнее безработица, тем труднее ожидать сплоченности от всех безработных, а объединение всех налогоплательщиков для систематического проведения акций в пользу общего снижения налогов гораздо менее вероятно, чем настойчивые скоординированные действия узкой группы лиц или организаций, добивающихся для себя специальных налоговых льгот.

Небольшие по размерам группы, отстаивающие специальные интересы, имеют еще одно преимущество. Такой группе легче добиться согласия на предоставление ей привилегии или льготы, поскольку связанные с этим затраты почти не ощутимы для других граждан. Ведь выгоды от реализации специального интереса концентрируются внутри группы, а издержки распределяются во всем сообществе. Следует иметь в виду, что выгоды в данном случае не обязательно являются денежными. Однако улучшение положения индивида или группы удобно представить как увеличение денежных доходов, эквивалентное тем приращениям соответствующих функций полезности, которые фактически имели место.

Коль скоро, влияя на механизм голосования, группа добивается смещения исхода в свою пользу, это можно считать перераспределительным процессом. Очевидно, что, чем меньше группа, тем большие выгоды способен получить каждый из ее членов, обложив остальных граждан едва заметной «данью».

Допустим, некто добивается льготы в размере 50% налога, обосновывая свое требование общественной значимостью выполняемых им функций. Если критерии значимости сформулированы четко и ясно, причем на их основании льготу предполагается предоставить, например, 10% всех налогоплательщиков, остальные вряд ли проявят безразличие при решении данного вопроса, поскольку для них это будет означать осязаемое перераспределение налогового бремени. Но если критерии не очень ясны, носят специальный характер, а главное, под них подпадают, во всяком случае, на первый взгляд, всего 0,01% налогоплательщиков, можно ожидать рационального неведения. В этом случае те, кто претендуют на льготу, действуя в качестве организованной группы специальных интересов, вероятно, смогут добиться решения в свою пользу, особенно когда их предложения «упакованы» в достаточно многоаспектный «пакет», в целом привлекательный для большинства голосующих.

Если у нескольких небольших групп специальных интересов наиболее интенсивные предпочтения расположены на разных шкалах (то есть непосредственно не сталкиваются), они способны к эффективным совместным действиям. Ведь каждая из групп, вообще говоря, заинтересована в увеличении «пакета», а вместе они могут затратить больше усилий и средств, чтобы обеспечить его одобрение. Такой коалиции активных групп интересов, может быть, даже легче сместить коллективное решение сразу по нескольким шкалам, чем по одной.

Собственная активность и рациональное неведение остальных дают группе интересов шанс повлиять на коллективное решение, даже если оно принимается вне «пакета» (например, если бы предоставление льготы членам данной группы стало предметом особого референдума). При наличии «пакета» этот шанс увеличивается. Когда же данная группа, взаимодействуя с другими, сама участвует в формировании «пакетов», решения могут быть очень далеки от тех, которые получили бы поддержку медианных избирателей при поэлементном рассмотрении вопросов и отсутствии пропаганды, обмена голосами и т.п.

Группы интересов зачастую концентрируют свои усилия на формировании нужной им позиции не столько самих избирателей, сколько органов власти. Это достигается за счет лоббирования. Если оставить в стороне явные злоупотребления, смысл лоббирования состоит в том, чтобы разъяснять властям позицию соответствующей группы и приводить аргументы в ее защиту.

Дело в том, что политические деятели и государственные служащие не могут быть одинаково знакомы со всеми аспектами решаемых ими проблем. Более того, им, как и избирателям, свойственно рациональное неведение. Так, если член парламента избран преимущественно голосами сельских жителей, заинтересован главным образом в их поддержке и занимается, прежде всего, аграрными вопросами, то, участвуя в голосовании, например, по поправкам к закону об авторском праве, он вряд ли станет детально изучать историю вопроса, преимущества и недостатки возможных вариантов решения и т.д. В результате парламентарий будет, скорее всего, подвержен влиянию лоббистов. Если это влияние не выходит за рамки распространения адекватной, пусть и односторонней, информации, оно менее опасно, чем, например, обмен голосами. Впрочем, одно не исключает другого, а лоббирование не всегда укладывается в такие рамки.

Коль скоро лоббирование получает распространение, оно становится сферой конкуренции групп, которые отстаивают несовпадающие, порой противоположные интересы. Каждая из групп вынуждена противопоставлять свои аргументы и методы влияния аргументам и акциям соперников. В принципе разнонаправленные воздействия могут уравновешиваться. Но различия в активности и сплоченности групп специальных интересов, а главное, в их ресурсных возможностях способны порождать заметные смещения позиций органов власти.

Конкуренция групп интересов за влияние на властные структуры связана со значительными издержками. Так, численность одних лишь официально зарегистрированных лоббистов при Сенате США, составляющая в 1960 г. 365, увеличилась к 1992 г. до 40 тыс. (правда, фактически действовавших лоббистов было 7,6 тыс.). Только по вопросам, имевшим непосредственное отношение к здравоохранению, лоббированием занимались в США более 700 организованных групп.

Расходование ресурсов с целью получить от государства исключительные права и преимущества, приносящие их обладателям выгоды за счет других членов общества, принято называть погоней за рентой.

Если, например, государство наделяет только одно предприятие привилегией производить какой-либо товар, поставлять его армии или осуществлять его импорт, это предприятие превращается с помощью государства в получателя монопольного дохода. Но поскольку претендентов на привилегию бывает много, между ними завязывается борьба за влияние на государственные органы. Даже если эта борьба ведется в формах, не противоречащих законам и морали, она связана с затратами на лоббирование, рекламу, участие в политических кампаниях и т.п. При острой конкуренции каждый из претендентов, реально рассчитывающих на победу, склонен увеличивать эти затраты до тех пор, пока они не становятся сопоставимыми с потенциальным выигрышем. В итоге не только эффект монополии как таковой, но и издержки борьбы между потенциальными монополистами по большей части перекладываются на потребителей товаров и услуг.

Степень влияния групп специальных интересов, масштабы и формы их деятельности могут лимитироваться политической культурой общества и эффективным функционированием демократических институтов. Вместе с тем реальная оценка конфигурации этих групп и их коалиций нередко помогает понять конкретные изъяны государства и обнаружить резервы улучшения ситуации в общественном секторе.

Взаимодействие избирателей и политиков, а также решения представительных органов обычно определяют лишь общие контуры стратегии развития общественного сектора. Ее конкретизация и реализация — задачи исполнительных органов власти. В непосредственном распоряжении этих органов в значительной мере находится то законное право принуждения, которое отличает государство от других субъектов рыночной экономики.

В теории общественного выбора государственный аппарат и его служащих принято обозначать термином «бюрократия». В данном случае не обязательно подразумеваются те заведомо негативные ассоциации, которые связаны с этим термином в русском языке. В частности, отнюдь не предполагаются постоянные сознательные отклонения от выполнения служебного долга. Однако само положение бюрократии во многих случаях предопределяет выбор в пользу не самых эффективных из имеющихся альтернатив.

В то время как предприниматели ориентируются преимущественно на величину прибыли, которую можно точно оценить, и даже политические деятели имеют, в конечном счете, количественно определенные критерии успеха (победы на выборах), государственный аппарат занят выполнением разнородных, зачастую поддающихся не вполне однозначной интерпретации решений представительных органов. Выполнять эту миссию тем легче, чем больше ресурсов находится в распоряжении бюрократии. Вместе с тем четкие и универсальные критерии оценки результативности обычно отсутствуют.

В силу самого статуса исполнительной власти и специализации государственного аппарата служащие редко имеют дело непосредственно с предпочтениями избирателей во всем их многообразии. Так, звенья аппарата, ответственные за развитие здравоохранения, не могут и не должны соизмерять значимость выполняемых ими функций со значимостью работы оборонного или образовательного ведомства. Их задача — обеспечить как можно лучшее состояние здравоохранения, и даже в силу одной только искренней преданности делу служащие склонны добиваться увеличения бюджетных расходов на эти цели. Но такое увеличение отвечает и их экономическим интересам, поскольку облегчает выполнение миссии, а в той мере, в какой речь идет о росте самого аппарата и повышении окладов, расширяет возможности их продвижения по службе и укрепляет материальное положение.

Аппарат исполнительных органов не только реализует принятые политические решения, но фактически участвует и в подготовке большинства из них. При этом бюрократия проявляет свою заинтересованность в ослаблении ресурсных ограничений и не слишком жестком определении задач. Служащие специализированных государственных органов, подобно представителям групп специальных интересов, зачастую имеют значительные преимущества в информированности по тем конкретным вопросам, на которых сфокусировано их внимание. Это позволяет им в существенной степени формировать мнения политиков. Нередко возникают неформальные коалиции между специализированными органами и группами интересов, отстаивающими принятие одних и тех же решений.

Бюрократия не заинтересована в конфликтах с активными группами специальных интересов. Положение государственных служащих, особенно высокопоставленных, зависит, в конечном счете, от одобрения политиков и общественности. При недостаточной ясности и объективности критериев, по которым оценивается работа, основную опасность может представлять не столько умеренное недовольство общим положением дел со стороны большинства, сколько настойчивая целенаправленная критика, пусть даже она выражает позицию заинтересованного меньшинства и сосредоточена на частностях. В то же время те органы и служащие, которые сумели заручиться симпатиями активных влиятельных групп, могут рассчитывать на их поддержку даже в случае явного провала.

Допустим, что предстоит выбор между двумя системами контроля за состоянием окружающей среды. Одна из систем несколько надежнее другой, но гораздо дороже. При этом ее отстаивает влиятельная группа интересов. Политики, принимающие решение, во многом полагаются на мнение служащих того государственного органа, который непосредственно отвечает за осуществление контроля. Трудно ожидать, что они выскажутся за более дешевый вариант.

Экономия им практически ничего не принесет, а принятие дорогостоящего варианта может обеспечить, помимо прочего, увеличение штата данного органа и расширение его полномочий. В то же время собственные профессиональные интересы и убеждения, а также нежелание брать на себя ответственность за возможные сбои более дешевой системы и стремление избежать конфликта с заинтересованной группой создают мощные стимулы поддержать первый вариант.

Наряду со склонностью к расточительности для бюрократии чаще всего характерно стремление к стабильности. Предприниматель зачастую готов пойти на риск и осуществлять кардинальные изменения, поскольку, с одной стороны, он распоряжается собственными ресурсами, а с другой — результат предпринятых усилий в случае успеха воплотится в его собственной прибыли. Государственным служащим, включая наиболее высокопоставленных, труднее предпринимать крупные инновации, поскольку они расходуют общественные средства и стеснены инструкциями. Вместе с тем, если нововведение принесет отдачу, эквивалентную, например, 1000 годовых окладов служащего, который его предложил, сам он, скорее всего, получит лишь относительно скромную премию или очередную должность.

Чем больше преимущества бюрократии в информированности и ее реальное влияние на принятие политических решений, тем, при прочих равных условиях, вероятнее избыточные затраты ресурсов в общественном секторе и консервация неоптимальных вариантов его развития.

Определенную заинтересованность в экономии и нововведениях создает конкуренция между органами, выполняющими схожие или взаимозаменяемые функции. Каждый из них, стремясь расширить сферу своей компетенции и увеличить степень влияния, может искать наиболее эффективные решения. Конкуренция возникает, если, например, вопросами охраны окружающей среды в некоторой мере занимаются не только специализированные органы, но и органы здравоохранения. Однако оборотной стороной подобной конкуренции является нечеткое разделение полномочий и ответственности, а также и дублирование функций и связанные с ним издержки.

Изъян государства — это его неспособность обеспечить аллокационную эффективность и соответствие политики распределения принятым в обществе представлениям о справедливости.

Концепция изъянов государства менее развита, чем теория изъянов рынка. Однако выделяются четыре группы факторов, негативно сказывающихся на выработке и реализации решений, основанных на общественном выборе.

К первой относится ограниченность доступной информации. Здесь имеется прямая аналогия с информационными проблемами, возникающими в условиях рынка. Само по себе участие государства далеко не всегда позволяет решить эти проблемы. В ряде случаев общественный сектор лучше справляется с перераспределением информации (преодолением информационной асимметрии), чем с увеличением ее объема.

Между тем каждое конкретное решение, прежде чем быть принятым, нуждается в анализе с точки зрения возможных потерь. Там, где не хватает объективных данных, позволяющих с достаточной достоверностью прогнозировать результаты, следует, как правило, воздерживаться от чрезмерного расширения зоны ответственности государства и экспансии общественного сектора.

Вторая группа факторов — это неспособность государства полностью контролировать реакцию контрагентов на его действия. Общественный сектор - лишь одна из составных частей рыночного хозяйства. Действия государства, в том числе связанные с принуждением, вплетаются в сложную структуру взаимодействий между другими субъектами экономики. Государство не может и не стремится нейтрализовать их активность, оно лишь в некоторой мере ее модифицирует. Но, следовательно, конечные результаты начинаний, которые предпринимает государство, зависят не только от него самого.

Помня, что государство в рыночной экономике заведомо не является всесильным, удается избежать иллюзии, будто для любого изъяна рынка существует такая форма государственного вмешательства, которая позволяет его полностью преодолеть, не вызвав побочных негативных последствий.

Третья группа связана с несовершенствами политического процесса. Под воздействием обстоятельств, рассмотренных в данной главе, в частности рационального неведения избирателей, принятия произвольных и манипулируемых решений, влияния групп специальных интересов и погони за рентой, политика государства отнюдь не всегда обеспечивает даже ту меру эффективности и справедливости, которая в принципе достижима на основе доступной информации и фактического влияния на рыночные процессы.

Четвертая группа факторов касается ограниченности контроля над государственным аппаратом. Особенности положения и поведения бюрократии способны, как было показано, усиливать неэффективность функционирования общественного сектора, в частности, вести к его чрезмерному разрастанию и неоправданному увеличению затрат.

В силу изъянов государства на практике не удается обеспечивать равновесия Линдаля, а значит, при производстве общественных благ возникают потери эффективности. Очевидно, например, что ограниченность информации, обусловленная, в частности, сокрытием предпочтений, препятствует достижению точного соответствия между налогом и индивидуальной готовностью платить за общественное благо.

Сталкиваясь с конкретным изъяном рынка, экономист имеет основание поставить вопрос о целесообразности государственного вмешательства и использовании общественного сектора. Однако, поскольку существуют изъяны государства, целесообразность вмешательства не столь очевидна, а выбор его оптимальных форм и методов не столь прост, как могло бы показаться на первый взгляд. В то же время не оправдана и противоположная крайность: наличие изъяна государства само по себе не предопределяет однозначный выбор в пользу ничем не ограниченного действия рыночных сил, поскольку существуют изъяны рынка.

Для реальной экономики, не укладывающейся в рамки элементарных моделей, характерны ситуации, когда одновременно дают о себе знать и изъяны рынка, и изъяны государства, причем ослабить влияние одних зачастую удается, лишь усиливая влияние других. На практике редко встречаются идеальные решения. Однако в любой ситуации важно выявлять все имеющиеся варианты действий. Варианты, предполагающие активное государственное вмешательство, помогают преодолевать изъяны рынка, но часто связаны с изъянами государства. Принимая политическое решение, следует сопоставить экономические последствия тех и других, чтобы определить оптимальную форму и меру вмешательства.

Даже если количественные сопоставления сделать не удается, самое общее представление о тех изъянах рынка и изъянах государства, которые имеют отношение к рассматриваемой конкретной ситуации, позволяет многое прояснить и в ней, и в намечаемых способах использования общественного сектора. Прежде всего, отпадают заведомо неприемлемые варианты, базирующиеся на чрезмерно оптимистичной оценке возможностей либо рынка, либо государства. Обычно именно эти варианты внешне наиболее привлекательны. Остальные варианты предстают в более реалистическом свете, и расширяется информационная основа для их сравнения.

Экономика общественного сектора помогает, насколько это возможно, избегать как изъянов рынка, так и изъянов государства.