Статья 18: Обеспечение условий для проведения публичного мероприятия

“1. Организатор публичного мероприятия, должностные лица и другие граждане не вправе препятствовать участникам публичного мероприятия в выражении своих мнений способом, не нарушающим общественного порядка и регламента проведения публичного мероприятия.

...”

III. ПРИМЕНИМЫЕ ДОКУМЕНТЫ СОВЕТА ЕВРОПЫ

51. Ниже приводятся выдержки из Рекомендации CM/Rec(2010)5 Комитета министров Совета Европы странам-членам о мерах борьбы с дискриминацией на основании сексуальной ориентации или гендерной идентичности:

“...

III. Свобода выражения и мирных собраний

13. Страны-члены должны принять надлежащие меры по обеспечению, в соответствии со Статьей 10 Конвенции, того, чтобы право на свободу выражения эффективно использовалось, без дискриминации на основании сексуальной ориентации или гендерной идентичности, включая свободу получения и распространения информации по темам, относящимся к сексуальной ориентации или гендерной идентичности.

14. Страны-члены должны принять надлежащие меры на национальном, региональном и местном уровнях по обеспечению того, чтобы право на свободу мирных собраний, как предусмотрено в Статье 11 Конвенции, эффективно использовалось, без дискриминации на основании сексуальной ориентации или гендерной идентичности.

15. Страны-члены должны гарантировать, чтобы правоохранительные органы предпринимали надлежащие меры для защиты участников мирных демонстраций в поддержку прав человека лесбиянок, геев, бисексуалов и трансгендеров от любых попыток незаконных нарушений или препятствий для осуществления их права на свободу выражения и мирных собраний.

16. Страны-члены должны принять надлежащие меры по предотвращению ограничений эффективного использования прав на свободу выражения и мирных собраний, в результате нарушения юридических или административных норм, например, на основе общественного здоровья, общественной нравственности и общественного порядка...”

52. 6 июня 2006 года Комиссар по правам человека Совета Европы сделал следующее заявление:

“В заявлении, сделанном вчера в Санкт-Петербурге, комиссар Хаммарберг подчеркнул, что права на свободу выражения и мирные собраний принадлежат всем людям, и что власти обязаны защищать мирных демонстрантов. Комиссар сожалеет, что его заявление было неправильно истолковано агентством РИА «Новости» (репортаж РИА «Новости» от 5 июня 2006 года в 13:33).”

ВОПРОСЫ ПРАВА

I. ПО ВОПРОСУ О ПРЕДПОЛАГАЕМОМ НАРУШЕНИИ ТРЕБОВАНИЙ СТАТЬИ 11 КОНВЕНЦИИ

53. Заявитель жалуется на нарушение его права на мирное собрание. Он утверждает, что неоднократный запрет московскими властями проведения шествия гей-прайда и пикетирования не был основан на законе, не преследовал никаких правомерных целей и не был необходим в демократическом обществе. Он ссылается на Статью 11 Конвенции, которая устанавливает следующее:

“1. Каждый имеет право на свободу мирных собраний и на свободу объединения с другими, включая право создавать профессиональные союзы и вступать в таковые для защиты своих интересов.

2. Осуществление этих прав не подлежит никаким ограничениям, кроме тех, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности или защиты прав и свобод других лиц. Настоящая статья не препятствует введению законных ограничений на осуществление этих прав лицами, входящими в состав вооруженных сил, полиции или административных органов государства.”

54. Правительство оспорило этот аргумент. Оно утверждало, что, принимая решение о запрете указанных мероприятий, власти действовали законно и в рамках своей свободы усмотрения.

A. Приемлемость

55. Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной по смыслу статьи 35 § 3 Конвенции. Он также отмечает, что она не является неприемлемой по любому из других оснований. Следовательно она должна быть признана приемлемой.

B. По существу дела

1. Позиции сторон

A) Правительство

56. Правительство утверждало, что запрет мероприятий, организованных заявителем, был осуществлен в соответствии с законом, преследовал правомерную цель и был необходим в демократическом обществе.

57. Прежде всего, оно указало, что часть 3 статьи 55 Конституции и статья 8(1) Закона о собраниях должны пониматься как предусматривающие ограничения на проведение публичных мероприятий по соображениям безопасности и для защиты общественного порядка. В настоящем деле, мероприятия, которые пытался провести заявитель, несли очевидный риск противостояния между их участниками и оппонентами. Правительство утверждало, что получило множество обращений общественности от различных политических, правительственных и неправительственных организаций, которые призывали к такому запрету, некоторые из них угрожали насилием в случае проведения мероприятий. Поэтому они были обеспокоены безопасностью участников и сложностями в поддержании общественного порядка в течение мероприятий.

58. Правительство также утверждало, что часть 2 статьи 11 необходимо интерпретировать как предоставляющую широкую свободу усмотрения, в рамках которой власти должны иметь возможность выбрать меры, необходимые для поддержания общественного порядка. Они сослались на дело Баранкевич против России (номер 10519/03, 26 июля 2007 года) иПлатформа “Врачи за жизнь” против Австрии (21 июня 1988 года, Серия A номер 139) в качестве принципов, определяющих поведение властей в случае публичных мероприятий, отмеченных высокой вероятностью насилия. В настоящем деле Правительство утверждало, что оно не могло избежать запрета мероприятия, так как никакая другая мера не соответствовала бы адекватно рискам безопасности. Оно также утверждало, что если Суд займет позицию, отличную от национальных властей, он будет выступать в качестве «суда четвертой инстанции».

59. Правительство дополнительно указало, что рассматриваемое мероприятие необходимо было запретить для защиты нравственности. Оно подчеркнуло, что любая пропаганда гомосексуальности несовместима с «религиозными убеждениями большинства населения», как это дали ясно понять в своих заявлениях религиозные организации, призывавшие к запрету. Они заявили, что разрешение гей-парадов было бы воспринято верующими как намеренное оскорбление их религиозных чувств и как «ужасное унижение их человеческого достоинства».

60. Правительство сослалось на Международный Пакт об экономических, социальных и культурных правах и Международный Пакт о гражданских и политических правах, которые гарантируют каждому уважение и защиту его религиозных и моральных убеждений и право воспитывать своих детей в соответствии с ними. Оно утверждало, что разрешение гей-парадов нарушило бы права тех людей, чьи религиозные и моральные убеждения связаны с негативным отношением к гомосексуальности. Далее оно отметило, что в деле Институт Отто Премингер против Австрии (20 сентября 1994 года, §§ 52 и 56, серия A номер 295-A) Суд признал большую роль религии в повседневной жизни людей, которую необходимо учитывать, чтобы уберечь религиозные убеждения от неразумных и оскорбительных обвинений. Оно заключило на основе этого, что государство должно учитывать требования ведущих религиозных организаций, и что «демократическое государство должно защищать общество от деструктивного влияния на его моральные основы и защищать человеческое достоинство граждан, включая верующих». В настоящем деле намерения организаторов мероприятия не были нейтральными в отношении остального общества, а в реальности посягали на права, законные интересы и человеческое достоинство верующих.

61. Правительство также указало, что среди стран-членов Совета Европы отсутствует консенсус относительно степени принятия гомосексуальности в разных странах. Согласно их мнению, «такие отношения в некоторых странах разрешаются, в других они существенно ограничены». По этой причине они утверждали, что национальные власти лучше информированы о том, что может оскорбить верующих в соответствующих сообществах. Для иллюстрации этого утверждения Правительство сослалось на дело Даджен против Соединенного Королевства (22 октября 1981 года, §§ 56-58, серия A номер 45), в котором Суд обсуждал различия моральных и культурных ценностей в контексте уголовной ответственности за гомосексуальное поведение, которое существовало на тот момент времени в Северной Ирландии, подчеркнув, что они не придерживаются заключения, к которому в этом деле пришел Суд. Оно также цитировало в значительной степени делоМюллер и другие против Швейцарии (24 мая 1988 года, серия A номер 133), где Суд поддержал меры властей по ограничению общего доступа на выставку картин, изображавших «грубые сексуальные отношения, в частности, между людьми и животными». Оно предложило рассматривать гей-парады с той же точки зрения, принимая во внимание интересы невольных зрителей, особенно детей. По их мнению, любая форма восхваления гомосексуального поведения должна быть ограничена частной обстановкой или осуществляться в специальных местах встреч с ограниченным допуском. Они добавили, что такие клубы, бары и развлекательные заведения открыто существуют в Москве (приведя список двадцати четырех примеров таких мест) и успешно посещаются, власти не мешают их деятельности.

62. По мнению Правительства, общество в Москве еще не готово принять проведение гей-парадов в городе, в отличие от западных стран, где такие праздники проходят регулярно. Таким образом, обязанностью властей было продемонстрировать чувствительность к существующему публичному негодованию в связи с любыми открытыми проявлениями гомосексуальности. С этой целью они процитировали известного российского артиста, чей сценический образ эксплуатирует преувеличенные гомосексуальные стереотипы, который заявил, что гей-парады проводиться не должны. Они также сослались на заявление, сделанное организацией под названием «Союз православных граждан», который обещал провести массовый протест, «если гомосексуалы попробуют провести шествие в Москве». Также было процитировано заявление Русской православной церкви, выступившей против гей-парада как пропаганды греха, равно как и заявление верховного муфтия России, который угрожал массовыми протестами мусульман России, «а также всех нормальных людей» в случае проведения парада. Они также процитировали, хотя и сослались на это мнение как крайнее, главу мусульманской общины Нижнего Новгорода, который заявил, что «в случае необходимости, гомосексуалов нужно забивать камнями».

63. Наконец, Правительство указало, что запрет гей-парадов в Москве был поддержан Комиссаром по правам человека Совета Европы. Они сослались на заявление, переданное в новостях, хотя они не упомянули, что это заявление было опровергнуто Комиссаром (см. пункт 52 выше).

B) Заявитель

64. Заявитель оспаривал утверждения Правительства по каждому пункту. Во-первых, он не согласился с тем, что запрет публичных мероприятий, которые он пытался провести, был осуществлен в соответствии с законом. Он подчеркнул, что ни Закон о собраниях, ни любой другой законодательный инструмент не предусматривает запрета публичных мероприятий. Ограничения, предусмотренные в статье 8(1) Закона и касающиеся проведения мероприятий в местах, которые не подходят для этой цели по соображениям безопасности, требуют от властей предложить другое место, как указано в статье 12 Закона, а не запрещать мероприятие. В любом случае, даже если Суд примет то, что предполагаемая невозможность избежать общественных беспорядков в любом месте могла бы оправдать запрет мероприятия в соответствии с национальным законом, заявитель утверждал, что запрет не соответствует двум другим требованиям части 2 статьи 8 Конвенции, поскольку запрет не преследовал правомерной цели и не был необходим в демократическом обществе.

65. Ни одну из трех правомерных целей, которые преследовало Правительство, а именно защиту общественной безопасности и предотвращение беспорядков, защиту нравственности и защиту прав и свобод других – заявитель не рассматривал как приемлемую. Он утверждал, что ссылка на защиту нравственности не была оправданной, так как определение «нравственности» Правительством включало в себя только отношения, доминирующие в общественном мнении, и не учитывало понятия разнообразия и плюрализма. Более того, мероприятия не могли по своей природе затрагивать нравственность, так как были задуманы как демонстрации в поддержку прав человека и гражданских свобод для защиты и достижения равноправия сексуальных меньшинств. В своих уведомлениях или публичных заявлениях организаторы никогда не высказывали намерения демонстрировать обнаженную натуру или откровенно сексуальное или провокационное поведение или материалы. Правительство не показало, что предложенные мероприятия могли нанести какой-либо вред обществу или третьим лицам. Наоборот, заявитель утверждал, что мероприятия принесли бы пользу российскому обществу благодаря продвижению идей терпимости и уважения к правам геев и лесбиянок.

66. Далее он оспаривал цели защиты общественной безопасности и предотвращения беспорядков, так как планируемые шествия и пикетирования задумывались сами по себе как совершенно мирные и законные мероприятия. Относительно потенциальных беспорядков, которые могли быть вызваны протестующими демонстрантами, Правительство ни на каком этапе не оценило степень возможных столкновений с противниками мероприятий, и поэтому его аргумент о неспособности предоставить достаточную защиту гей-парадам является безосновательным. В течение указанных трех лет заявитель подал множество уведомлений, предлагая различные форматы и места для проведения мероприятий, и власти ни разу не привели причины, почему было невозможно обеспечить меры безопасности для любого из них.

67. Наконец, заявитель утверждал, что запрет мероприятия в течение указанного периода не был необходим в демократическом обществе. Он ссылался на сложившуюся практику Суда, утверждая, что сама возможность смущения или даже шокирования части общества не может рассматриваться как достаточное основание для такой радикальной меры, как полный запрет рассматриваемых мероприятий (он сослался на дело Бончковский и другие против Польши, № 1543/06, § 64, ECHR 2007-VI). Он указал, что мера, неоднократно примененная в настоящем деле, была очевидно несоразмерна целям, которую предположительно преследовали власти, и была несовместима с понятием демократического общества, которому присущи «плюрализм, терпимость и широта взглядов» (там же, § 63). Он утверждал, что власти даже не попытались выполнить свои обязательства, вытекающие из статьи 11, для того чтобы принять разумные и надлежащие меры для мирного проведения законных демонстраций. Они запретили мероприятия, на которые, по их мнению, скорее всего, были бы совершены нападения, вместо того, чтобы защищать их. Более того, они одобрили несогласие, выраженное противниками мероприятий, заявив, что они были аморальными, и, тем самым, лишив меньшинство законного права на проведение мирной демонстрации, права, которое является неотъемлемым в обществе, стремящемся быть демократическим.

2. Оценка Суда

68. Суд отмечает, что власти Москвы запретили шествие гей-прайда и пикетирование в 2006, 2007 и 2008 годах и привели запрет в исполнение, разогнав мероприятия, проведенные без разрешения, и признав заявителя и других участников, которые нарушили запрет, виновными в административном правонарушении. Соответственно, нет никаких сомнений, что имело место вмешательство в осуществление заявителем своей свободы мирного собрания, гарантированной частью 1 статьи 11 Конвенции. В действительности, наличие вмешательства в настоящем деле сторонами не оспаривается.

69. Суд также отмечает, что стороны разошлись в вопросе, были ли действия московских властей предусмотрены законом. Они также были не согласны в определении того, преследовал ли запрет правомерную цель. Однако Суду не требуется принятия решения по этим вопросам, поскольку, независимо от цели и внутренней законности запрета, он не является необходимым в демократическом обществе по основаниям, указанным ниже. В той степени, в какой эти вопросы имеют значение для оценки пропорциональности вмешательства, они будут рассмотрены ниже в параграфах 78-79 ниже (см. Христианско-демократическая народная партия против Молдовы, № 28793/02, § 53, ECHR 2006-II).

70. Относительно пропорциональности вмешательства Суд отмечает, что соответствующие принципы были установлены в его решении по делу Бончковский и другие (цит. выше):

“61. Как многократно указывалось в решениях Суда, не только демократия является фундаментальным признаком Европейского публичного порядка, но и Конвенция была разработана для продвижения и поддержания идеалов и ценностей демократического общества. Демократия, как подчеркивал Суд, является единственной политической моделью, предусмотренной в Конвенции, и единственной, совместимой с ней. Согласно букве второго части Статьи 11, а также Статей 8, 9 и 10 Конвенции, единственно возможным оправданием для вмешательства для осуществления любого из прав, предусмотренных в этих статьях, является такое оправдание, которое может проистекать из «демократического общества» (см. Рефах Партизи (Партия благоденствия) и другие против Турции [GC], номера 41340/98, 41342/98, 41343/98 и 41344/98, §§ 86-89, ECHR 2003-II, и Христианско-демократическая народная партия, [указано выше]).

62. В контексте Статьи 11 Суд часто ссылался на существенную роль, которую играют политические партии в обеспечении плюрализма и демократии, при этом ассоциации, образованные для других целей, также важны для надлежащего функционирования демократии. Так как плюрализм также образован на изначальном признании и уважении разнообразия и динамики культурных традиций, этнических и культурных идентичностей, религиозных убеждений и художественных, литературных и социально-экономических идей и концепций. Гармоничное взаимодействие лиц и групп с различными идентичностями является существенным для достижения социальной сплоченности. Совершенно естественным является то, что, если гражданское общество функционирует здоровым образом, участие граждан в демократическом процессе в широкой степени достигается их вхождением в ассоциации, в которых они могут объединяться друг с другом и коллективно преследовать общие цели (см. Горзелик и другие против Польши [GC], номер 44158/98, § 92, ECHR 2004-I).

63. Относительно признаков «демократического общества», Суд придает особую важность плюрализму, терпимости и свободомыслию. В этом контексте он полагает, что, несмотря на то, что индивидуальные интересы должны иногда подчиняться интересам группы, демократия не значит лишь то, что взгляды большинства всегда должны превалировать: необходимо достичь баланс, который обеспечивает справедливое и надлежащее отношение к меньшинствам и избегает любого злоупотребления доминирующим положением (см. Янг, Джеймс и Уэбстер против Соединенного Королевства, 13 августа 1981 года, серия A номер . 44, § 63, и Шассанью и другие против Франции [GC], номера 25088/95 и 28443/95, § 112, ECHR 1999-III).

64. В деле Информационный союз «Lentia» и другие против Австрии (24 ноября 1993 года, § 38, серия A номер 276) Суд описал государство как окончательного гаранта принципа плюрализма. Подлинное и эффективное уважение к свободе ассоциаций и собраний не может быть сведено лишь к обязанности простого невмешательства со стороны государства; исключительно негативная концепция была бы несовместима с целью Статьи 11 и с самой Конвенцией, в целом. Поэтому должны существовать позитивные обязательства гарантировать эффективное использование этих свобод (см. Уилсон и Национальный союз журналистов и другие против Соединенного Королевства, номера 30668/96, 30671/96 и 30678/96, § 41, ECHR 2002-V, и Уранио Токсо против Греции, номер 74989/01, § 37, ECHR 2005-X). Это обязательство имеет особую важность для лиц, придерживающихся непопулярных взглядов или принадлежащих к меньшинствам, так как они более подвержены преследованиям.”

71. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Суд отмечает, что Правительство привело две причины для установления запрета мероприятий, организованных заявителем.

72. Его первый аргумент, являющийся также основанием, по которому мероприятия были запрещены национальными властями, связан с соображениями безопасности участников и предотвращением беспорядков. Оно утверждало, что московские власти, получив множество протестных обращений, осознали, что любое такое мероприятие вызовет значительное противостояние с различными группами, которые выступают против любых демонстраций, поддерживающих или защищающих интересы лесбиянок, геев или других сексуальных меньшинств. Однако не все заявления, процитированные Правительством (параграф 62 выше), были абсолютно одинаковыми. Некоторые протестующие, такие, например, как Православная церковь, лишь выражали свое возражение против мероприятий и против общей идеи того, что люди являются гомосексуалами и идентифицируют себя в качестве таковых. Другие, как, например, верховный муфтий, сообщили властям о намерении выступить с протестом против мероприятий, а глава мусульман Нижнего Новгорода угрожал насилием.

73. Суд ранее подчеркивал в этой связи, что свобода собраний, предусмотренная Статьей 11 Конвенции, защищает демонстрацию, которая может раздражать или оскорблять лиц, выступающих против идей или целей, которые она пытается продвигать (см. Станков и Объединенная македонская организация «Ilinden» против Болгарии, №№ 29221/95 и 29225/95, § 90, ECHR 2001-IX). Участники должны иметь возможность проводить демонстрацию без страха, что они будут подвергнуты физическому насилию со стороны своих оппонентов. Таким образом, обязанностью государств, подписавших Конвенцию, является принятие надлежащих мер для того, чтобы законные демонстрации проходили мирно (см.Платформа “Врачи за жизнь”, цит. выше, §§ 32 и 34).

74. Суд не может принять аргумент Правительства о том, что эти обращения необходимо рассматривать как общий показатель того, что шествие гей-прайда и пикетирование могли потенциально стать причиной общественных беспорядков. Первая группа обращений, призывающих к запрету мероприятий, так как авторы обращений считают их безнравственными, не содержит угрозы непосредственного противодействия мероприятиям и не имеет значения для соображений безопасности. Их можно было принять во внимание только в отношении наложения ограничений, необходимых для защиты нравственности – вопрос, которой будет отдельно обсуждаться ниже.

75. Следующая группа обращений, демонстрирующая намерение авторов участвовать в акциях протеста во время мероприятий, так как они находят их недопустимыми, напротив, требовала тщательного изучения с точки зрения безопасности. В качестве общего правила, если существует серьезная опасность насильственных демонстраций протестующих лиц, Суд предоставляет национальным властям широкую свободу в выборе средств для того, чтобы собрания состоялись без нарушений (см. Платформа “Врачи за жизнь”, указ. цит.). Однако простое существование риска недостаточно для запрета мероприятия: проводя оценку, власти должны сформулировать конкретные предположения относительно потенциального масштаба беспорядков, для того чтобы оценить ресурсы, необходимые для нейтрализации угрозы насильственных столкновений (см. Баранкевич, цит. выше, § 33). В настоящем деле не было проведено никакой предварительной оценки рисков, связанных с протестными демонстрациями. Последующие события показали, что потенциально могло быть, в общей сложности, около сотни протестующих, что является значительным, но никак не чрезмерным числом для такого города, как Москва. Более того, Суд отмечает, что лишь некоторые из обращений, процитированные Правительством, выражали намерение протестующих использовать незаконные средства. Правительство не представило никаких соображений относительно того, собирался ли кто-то из авторов петиций подать уведомление о своих контр-демонстрациях. Если бы они это сделали, власти могли бы предпринять меры по обеспечению того, чтобы оба мероприятия прошли мирно и с соблюдением закона, позволив обеим сторонам достичь цели выражения своих взглядов без столкновений друг с другом. Именно московские власти должны были обратиться к потенциальным протестующим, либо сделав публичное заявление, либо ответив отдельно на каждую петицию, чтобы напомнить им о необходимости придерживаться законных рамок при проведении каких-либо протестных акций.

76. Что касается заявлений, призывающих к насилию и возбуждающих вражду в отношении участников публичного мероприятия, таких, как заявление мусульманского священника из Нижнего Новгорода, который, как сообщалось, заявил, что гомосексуалов нужно забивать до смерти камнями (см. параграф 62 выше), а также единичных случаев угроз применения насилия на практике, эти вопросы могли быть должным образом разрешены путем привлечения к ответственности соответствующих лиц. Однако не похоже, чтобы власти в данном деле отреагировали на призыв священника к насилию каким-либо иным образом, кроме как путем запрета мероприятия, которое он осудил. Используя столь откровенно незаконные призывы в качестве основания для запрета, власти по сути санкционировали намерения лиц и организаций, которые ясно и умышленно собирались сорвать мирную демонстрацию в нарушение закона и общественного порядка.

77. В свете установленного выше, Суд приходит к выводу, что Правительство не провело адекватной оценки риска для безопасности участников мероприятий и в отношении нарушения общественного порядка. Он повторяет, что если бы любая возможность напряжения и раздраженного обмена мнениями между противостоящими группами во время демонстрации была бы причиной для ее запрета, то общество лишилось бы возможности выслушать различающиеся точки зрения по любому вопросу, который оскорбляет чувствительность мнения большинства (см. Станков и Объединенная македонская организация «Ilinden», цит. выше, § 107). В настоящем деле Суд не может согласиться с утверждением Правительства о том, что угроза была настолько большой, что необходимо было принимать такие жесткие меры, как запрет всего мероприятия, и делать это каждый раз в течение трех лет. Более того, судя по публичным заявлениям, сделанным мэром Москвы, а также замечаниям Правительства, если бы риски безопасности играли какую-то роль в решении властей установить запрет, они в любом случае являлись второстепенными по сравнению с соображениями общественной нравственности.

78. Суд отмечает, что мэр Москвы неоднократно выражал свою решимость не допустить проведение гей-парадов и схожих мероприятий, так как, судя по всему, считал их проведение неуместным (см. параграфы 7, 8, 10, 16 и 24 выше). Правительство в своих замечаниях также указало, что такие мероприятия должны быть запрещены в принципе, поскольку пропаганда гомосексуальности несовместима с религиозными доктринами и моральными ценностями большинства, и может быть пагубной для детей и уязвимых взрослых.

79. Однако Суд отмечает, что эти причины не относятся к основаниям для запрета или иного ограничения публичного мероприятия в силу национального законодательства. Соответственно, такие аргументы не использовались во время национальных процедур, которые фокусировались на вопросах безопасности. Суд не уверен, что Правительство имеет право на этом этапе заменять одну правомерную цель, защищаемую Конвенцией, на другую, которой не давалась никакая оценка в рамках национальных процедур. Более того, он полагает, что в любом случае запрет был непропорциональным по отношению к обеим заявленным целям.

80. Суд напоминает, что гарантии Статьи 11 Конвенции применяются ко всем собраниям, кроме тех, организаторы и участники которых высказывают намерения совершения насильственных действий или каким-либо иным образом отрицают основы «демократического общества» (см. Г. Против Германии, номер 13079/87, решение Комиссии от 6 марта 1989 года, Решения и Доклады (DR) 60, с. 256, и Христиане против расизма и фашизма против Соединенного Королевства, решение Комиссии от 16 июля 1980 года, DR 21, с. 138). Как указал Суд в деле Сергей Кузнецов против России (номер 10877/04, § 45, 23 октября 2008 года): “любые меры, связанные с вмешательством в свободу собраний и выражения, кроме случаев призыва к насилию или отвержения демократических принципов, – при этом, какими бы шокирующими и неприемлемыми ни казались властям отдельные взгляды или высказывания – наносят ущерб демократии и часто даже опасны для нее.”

81. Далее Суд отмечает, что было бы несовместимым с фундаментальными ценностями Конвенции, если бы условием реализации группой меньшинства прав, закрепленных в Конвенции, было бы ее принятие большинством. В таком случае права группы меньшинства на свободу религии, выражения мнения и собрания были бы скорее чисто теоретическими, нежели практически осуществимыми и эффективными, как требует Конвенция (см. Артико против Италии, 13 мая 1980 года, § 33, серия A номер 37, и Баранкевич, цитирован выше, § 31).

82. В настоящем деле, внимательно изучив все имеющиеся в его распоряжении материалы, Суд не находит, что мероприятия, организованные заявителем, вызвали бы такой уровень конфликта, на который указывало Правительство. Целью шествий и пикетирования, как заявлялось в уведомлениях о данных мероприятиях, было продвижение уважения прав и свобод человека и призыв к толерантному отношению к сексуальным меньшинствам. Мероприятия должны были проходить в формате шествия и пикетирования, участники которых держали бы плакаты и делали заявления через звукоусилители. Ни на одном этапе не предполагалось, что мероприятие будет включать в себя графическую демонстрацию непристойности, сравнимую с выставкой в деле Мюллер и другие (цитировано выше), на которое ссылалось Правительство. Заявитель указывал, и это не оспаривалось Правительством, что участники не собирались демонстрировать наготу, привлекать к сексуально провокационному поведению или критиковать общественную нравственность или религиозные взгляды. Более того, из комментариев мэра (см., в частности, пункты 16 и 24 выше) и замечаний Правительства следовало, что власти возражали не против поведения или одеяния участников, а против самого факта, что они хотят открыто идентифицировать себя как геи или лесбиянки, каждый по отдельности или как группа лиц. Правительство, в частности, признало, что власти остались бы в рамках своей терпимости к гомосексуальному поведению, если бы оно не выходило за пределы строго частной сферы в сферу, доступную широкой общественности (там же, в конце).

83. Для оправдания такого подхода Правительство требовало широкой свободы усмотрения в предоставлении гражданских прав людям, идентифицирующим себя в качестве геев и лесбиянок, ссылаясь на предполагаемое отсутствие европейского консенсуса в отношении к сексуальным меньшинствам. Суд не может согласиться с таким толкованием. Очевидно, что существует давний европейский консенсус, отраженный в прецедентном праве, в таких вопросах, как отмена уголовной ответственности за гомосексуальные отношения между взрослыми (см. Даджеон, цитировано выше; Норрис против Ирландии, 26 октября 1988 года, серия A номер 142; и Модинос против Кипра, 22 апреля 1993 года, серия A номер 259), доступ гомосексуалов к службе в вооруженных силах (см. Смит и Грейди против Соединенного Королевства, номера 33985/96 и 33986/96, ECHR 1999-VI), предоставление родительских прав (см. Сальгейру да Сильва Моута против Португалии, номер 33290/96, ECHR 1999-IX), равенство в налогообложении и в отношении права наследовать договор найма жилья после смерти партнера (см. Карнер против Австрии,номер 40016/98, ECHR 2003-IX); более недавние примеры включают равный возраст согласия в уголовном законодательстве для гетеросексуальных и гомосексуальных актов (см. Л. и В. Против Австрии, номера 39392/98 и 39829/98, ECHR 2003-I). В то же время остаются вопросы, по которым пока не достигнут европейский консенсус, такие, как разрешение однополым парам усыновлять детей (см. Фретте против Франции, номер 36515/97, ECHR 2002-I, и Е.Б. против Франции [GC], номер 43546/02, ECHR 2008...) и право на брак, и Суд подтвердил, что национальные власти пользуются в этих вопросах широкой свободой усмотрения. Это, однако, не освобождает Суд от необходимости проверки в каждом индивидуальном деле, не превысили ли власти границы своей свободы усмотрения, действуя произвольно или иным образом. На самом деле, Суд установил, что свобода усмотрения государства идет рука об руку с европейским контролем (см. Хэндисайд против Соединенного Королевства, 7 декабря 1976 года, § 49, серия A номер 24). Ссылка Правительства на концепцию «суда четвертой инстанции» (см. § 58 выше) не может помешать Суду в исполнении своих обязанностей в указанном отношении в соответствии с Конвенцией и сформированным прецедентным правом.

84. В любом случае, отсутствие европейского консенсуса по этим вопросам не имеет никакого отношения к настоящему делу, поскольку предоставление материальных прав гомосексуальными лицам коренным образом отличается от признания их права бороться за эти права. Не существует никакой неопределенности относительно признания другими государствами-членами права людей открыто идентифицировать себя в качестве геев, лесбиянок или любого иного сексуального меньшинства, продвигать свои права и свободы, в частности, посредством реализации своей свободы мирных собраний. Как правильно указало Правительство, демонстрации, схожие с теми, которые запрещены в настоящем деле, являются обычными в большинстве европейских стран. Следует также отметить, что в делеБачковский и другие именно национальные власти первыми признали незаконный характер запрета, изначально наложенного на такие шествия, когда такой запрет был отменен апелляционным судом (цитировано выше, § 22).

85. В связи с этим Суд не может принять возражение Правительства о широкой свободе усмотрения в настоящем деле. Он напоминает, что любое решение, ограничивающее реализацию свободы собраний, должно быть основано на адекватной оценке соответствующих фактов (см., среди других властей, Христианско-демократическая народная партия, цитировано выше, § 70). Московские власти учли только один фактор – общественное противостояние мероприятию, а также собственные взгляды чиновников относительно нравственности.

86. Мэр Москвы, чьи заявления по сути воспроизводятся в замечаниях Правительства, полагал необходимым ограничить любое упоминание гомосексуальности сферой частной жизни и изгнать геев и лесбиянок из публичной жизни, имея в виду, что гомосексуальность является результатом сознательного и антисоциального выбора. Однако они были неспособны предоставить оправдание такого исключения. В распоряжении Суда не имеется научных доказательств или социологических данных о том, что простое упоминание гомосексуальности или открытые публичные дебаты о социальном статусе сексуальных меньшинств негативно скажутся на детях или уязвимых взрослых. Напротив, только с помощью беспристрастного и публичного обсуждения общество может решить такие сложные вопросы, как те, которые были подняты в настоящем деле. Такое обсуждение, подкрепленное научными исследованиями, благоприятно сказалось бы на социальной сплоченности, гарантировав, что услышаны представители всех взглядов, включая заинтересованных людей. Это также прояснило бы некоторые спорные моменты, такие, как, может ли человек воспитываться или вовлекаться в гомосексуальность или из нее, или выбирать или отвергать ее добровольно. Именно такое обсуждение пытался начать заявитель в настоящем деле, и его нельзя заменить никакими спонтанно высказанными, ограниченными взглядами чиновников, которые они считают популярными. В таких обстоятельствах Суд может лишь заключить, что решения властей о запрете рассматриваемых мероприятий не были основаны на приемлемой оценке всех имеющих значение фактов.

87. Вышеуказанные соображения достаточны для того, чтобы Суд заключил, что решения властей о запрете указанных мероприятий, организованных заявителем, не соответствовал насущной социальной потребности и, следовательно, не был необходим в демократическом обществе.

88. Соответственно, имело место нарушение статьи 11 Конвенции.

II. ПО ВОПРОСУ О ПРЕДПОЛАГАЕМОМ НАРУШЕНИИ ТРЕБОВАНИЙ СТАТЬИ 13 КОНВЕНЦИИ

89. Заявитель жаловался, согласно Статье 13 Конвенции в связи со Статьей 11 Конвенции, что он не имел эффективного средства защиты от предполагаемого нарушения его свободы собрания. В частности, он утверждал, что в его распоряжении не было процедуры, которая позволила бы ему получить окончательное решение суда до даты запланированных демонстраций. Статья 13 Конвенции гласит:

“Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве.”

90. Правительство опротестовало это утверждение, заявив, что заявитель имел доступ к судебным процедурам, но сам устранился от их использования.

A. Приемлемость

91. Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении, предусмотренном частью 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что она не является неприемлемой по любому другому основанию. Поэтому она должна быть признана приемлемой.

B. По существу дела

1. Позиции сторон

A) Правительство

92. Первоначально Правительство указало, что процедура разрешения является различной для шествий и пикетирования, и указало, что заявитель опротестовал отказ в разрешении в связи с обоими типами мероприятий в отдельных процедурах. Его жалобы были рассмотрены судами и отклонены обоснованными решениями. Все судебные слушания прошли в короткие сроки и в любом случае в пределах временных рамок, установленных законом.

93. Правительство также подчеркнуло, что заявитель не всегда предпринимал процессуальные шаги сразу же, когда это было возможно. В частности, ему потребовался один месяц и пятнадцать дней, чтобы подать кассационную жалобу на решение от 26 мая 2006 года, после продления срока, предоставленного ему судом, после истечения установленного законом срока в десять дней. Аналогичным образом его жалоба на решение от 22 августа 2006 года была подана спустя два месяца и десять дней после решения суда, также после продления лимита времени.

B) Заявитель

94. Заявитель утверждал, что судебные процедуры, к которым он прибегнул, чтобы опротестовать запрет, не были эффективным средством защиты, поскольку общие процессуальные сроки, предусмотренные законом, не позволяют вынести окончательное решение до даты рассматриваемого мероприятия. Он сослался на сроки для подачи уведомления о заявленном мероприятии, установленные в статье 7(1) Закона о собраниях: не ранее, чем за пятнадцать дней и не позднее, чем за десять дней до даты мероприятия. Основываясь на части 1 статьи 257 Гражданского процессуального кодекса и положениях Кодекса относительно вступления решений суда в силу, он заявлял, что любое решение по делу – будь это решение суда первой инстанции или кассационное определение – всегда становится окончательным только после запланированной даты мероприятия. Поэтому судебный пересмотр отказа властей согласовать проведение мероприятий в любом случае был ретроспективным и в связи с чем неэффективным.

95. Он также возражал против утверждения Правительства, что он недолжным образом подал кассационную жалобу на решение суда первой инстанции. Он утверждал, что жалобы были поданы, как только ему стали доступны полные тексты решения. Более того, он возразил, что в любом случае процедуры кассационного рассмотрения должны были состояться после намеченной даты мероприятия. Таким образом, мероприятие, намеченное на 27 мая 2006 года, было запрещено судом первой инстанции 26 мая 2006 года, лишь за один день до мероприятия. Не было возможности обжаловать решение суда первой инстанции в тот же день, чтобы мероприятие могло состояться, если бы было принято окончательное решение в пользу заявителя. Уведомления, которые он подавал для согласования пикетирования, постигла та же судьба. Уведомления 2007 и 2008 годов также были отклонены последней инстанцией намного позже запланированных дат мероприятий. Далее заявитель утверждал, что у него не было бы возможности получить окончательное решение до рассматриваемого мероприятия, даже если бы решение первой инстанции разрешило бы демонстрацию. Решение суда первой инстанции, если оно не было бы обжаловано, вступило бы в силу десять дней спустя после даты его вынесения. Этот срок сделал невозможным для организаторов мероприятия, независимо от приложенных усилий и предварительного планирования, получить окончательное решение до намеченной даты мероприятия, потому что ни административные власти, ни суды не должны были завершить все процедуры рассмотрения до этой даты.

96. Заявитель напомнил, что дата проведения указанных мероприятий была выбрана намеренно, в связи с ее символическим значением как годовщины отмены уголовной ответственности в России за гомосексуальные акты. Поэтому было существенным, чтобы демонстрация, если бы она была разрешена, состоялась именно в этот день.

2. Оценка суда

97. Суд напоминает, что Статьи 13 означает требование предоставления внутригосударственного средства защиты, позволяющего компетентной национальной инстанции как рассмотреть по существу соответствующую жалобу, поданную на основании Конвенции, так и предоставить соответствующую судебную защиту, хотя государства - участники Конвенции имеют некоторую свободу усмотрения относительно способа, с помощью которого они выполняют свои обязательства согласно этой норме (см., среди множества других решений, Чахал против Соединенного Королевства, 15 ноября 1996 года, § 145, Доклады постановлений и решений 1996-V). В настоящем деле Суд пришел к выводу, что права заявителя, согласно Статье 11, были нарушены (см. параграф 88 выше). Поэтому у него была обоснованная жалоба в значении прецедентного права Суда и, таким образом, он должен был иметь доступ к средству защиты, удовлетворяющему требованиям Статьи 13.

98. Суд напоминает, что, учитывая, что время проведения публичных мероприятий является принципиальным для организаторов и участников, и при условии, что организаторы своевременно подали уведомления в компетентные органы, понятие эффективного средства защиты подразумевает возможность получения решения о разрешении мероприятия до того времени, на которое намечено его проведение (см. Бончковский и другие, цит. выше, § 81). Поэтому для эффективной реализации свободы собраний важно, чтобы соответствующие законы закрепляли разумные временные рамки, в течение которых должны действовать органы государственной власти, принимающие соответствующие решения (там же, § 83).

99. Суд отмечает, что в настоящем деле соответствующие законы закрепляли определенный срок для заявителя, в течение которого он должен был подать уведомление о мероприятии. Напротив, власти не были связаны никакими юридическими обязательными временными рамками, для того чтобы принять свое окончательное решение до запланированной даты шествия или пикетирования. Поэтому Суд не считает убедительным то, что юридическая защита, доступная заявителю в настоящем деле, имеющая характер post-hoc, могла предоставить адекватное возмещение в связи с предполагаемыми нарушениями Конвенции.

100. Поэтому Суд приходит к выводу, что заявителю было отказано в эффективном национальном средстве правовой защиты в связи с его жалобой относительно нарушения его свободы собрания. Следовательно, Суд заключает, что имело место нарушение Статьи 13 в сочетании со Статьей 11 Конвенции.

III. ПО ВОПРОСУ О ПРЕДПОЛАГАЕМОМ НАРУШЕНИИ ТРЕБОВАНИЙ СТАТЬИ 14 КОНВЕНЦИИ

101. Наконец, заявитель жаловался на дискриминационный характер того, каким образом власти Москвы отнеслись к его заявлению о проведении публичных мероприятий, организованных им. Ссылаясь на Статью 14 в сочетании со Статьей 11 Конвенции, он утверждал, что подвергся дискриминации по признаку его сексуальной ориентации, и сексуальной ориентации других участников. Статья 14 Конвенции гласит:

“Пользование правами и свободами, признанными в настоящей Конвенции, должно быть обеспечено без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного положения, рождения или по любым иным признакам.”

102. Правительство не согласилось с этим обвинением, заявив, что запрет никогда не имел намерение дискриминировать заявителя.

A. Приемлемость

103. Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении, предусмотренном частью 3 статьи 35 Конвенции. Он также подчеркивает, что она не является неприемлемой по любому из других оснований. Поэтому она должна быть признана приемлемой.

B. По существу дела

1. Позиции сторон

104. Правительство отрицало, что запрет, установленный в настоящем деле, был дискриминационным по своей природе. Оно заявило, что существование сексуальных меньшинств признается властями, равно как необходимость установления нормы об отсутствии их дискриминации. Однако в связи с их неприязненными отношениями с религиозными группам могло оказаться необходимым установить ограничения реализации их прав.

105. Заявитель, напротив, утверждал, что запрет мероприятий был дискриминационным. Несмотря на отсутствие прямых упоминаний о сексуальной ориентации как основания для запрета, было очевидно, что главной причиной отказа было официальное несогласие с нравственным статусом участников. Власти, в частности, ссылались на недовольство мероприятиями со стороны религиозных и других групп. В дополнение к этому мэр Москвы сделал ряд дискриминационных заявлений, и существовала ясная связь между его заявлениями и запретом.

2. Оценка суда

106. Суд многократно напоминал, что Статья 14 не является автономной, но имеет силу только в связи с правами, вытекающими из Конвенции. Эта норма дополняет другие существенные нормы Конвенции и Протоколов. У нее нет независимого существования, так как она имеет последствия только в связи с «реализацией прав и свобод», охраняемых этими нормами. Хотя применение Статьи 14 не предполагает нарушение таких норм – и в этой степени она автономна – она не может применяться, кроме случаев, когда факты, о которых идет речь, попадают в сферу одного или более из них (см, среди прочего, Ван Ральте против Нидерландов, 21 февраля 1997 года, § 33, Доклады 1997-I, и Гайгузуц против Австрии, 16 сентября 1996 года, § 36, Доклады 1996-IV).

107. Стороны сходятся во мнении, что факты настоящего дела подпадают под действие Статьи 11 Конвенции. Таким образом, Статья 14 применима к обстоятельствам дела.

108. Суд напоминает, что сексуальная ориентация является понятием, относящимся к сфере действия статьи 14 (см., среди прочих дел, Kozak v. Poland, № 13102/02, от 2 марта 2010 г.). Более того, когда рассматриваемое различие имеет место в такой интимной и уязвимой сфере частной жизни индивида, Суду должны быть продемонстрированы особенно веские причины для оправдания той меры, в отношении которой подана жалоба. Когда разница в обращении связана с полом или сексуальной ориентацией, принцип пропорциональности требует не только того, чтобы выбранная мера в целом подходила для достижения поставленной цели; необходимо также продемонстрировать, что она была необходима в данных обстоятельствах. Несомненно, если причины для различия в обращении были основаны исключительно на сексуальной ориентации заявителя, это рассматривалось бы в качестве дискриминации в соответствии с Конвенцией (ibid, § 92).

109. Выше было установлено, что главной причиной запрета, установленного в отношении мероприятий, организованных заявителем, было несогласие властей с демонстрациями, которые они считали пропагандой гомосексуальности (см. пункты 77-78 и 82 выше). В частности, Суд не может игнорировать жесткие личные убеждения, высказанные публично мэром Москвы, и неоспоримую связь между этими заявлениями и запретом. В свете этих выводов, Суд также считает установленным, что заявитель подвергся дискриминации на основании его сексуальной ориентации и сексуальной ориентации других участников в запланированных мероприятиях. Он также полагает, что Правительство не предоставило никакого оправдания, показывающего, что оспоренное различие было совместимо со стандартами Конвенции.

110. Соответственно, Суд считает, что в настоящем деле имело место нарушение Статьи 14 в связи со Статьей 11 Конвенции.

IV. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

111. Статья 41 Конвенции предусматривает:

“Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутренне право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне.”

A. Ущерб

112. Заявитель требовал выплатить ему сумму в размере 40,000 евро (EUR) в качестве компенсации за причиненный ему моральный вред.

113. Правительство отвергло это требование, как чрезмерное и безосновательное. Оно попросило Суд, в случае установления нарушений в настоящем деле, назначить заявителю минимально возможную сумму.

114. Учитывая тот факт, что настоящее дело включает в себя запрет множества демонстраций в течение трех лет подряд в нарушение Статей 11, 13 и 14 Конвенции, Суд, руководствуясь требованиями справедливости, присуждает заявителю 12000 евро в связи с нематериальным ущербом.

B. Затраты и расходы

115. Заявитель также просил выплатить ему 18700 российских рублей (примерно 483 евро) на затраты и расходы в национальных судах, а также 17027 евро за процедуры в Суде. Он предоставил детальные претензии, счета и сопроводительные документы.

116. Правительство посчитало эту часть претензий необоснованными. Оно подчеркнуло, что расходы на поездку адвоката для участия в слушаниях в национальных судах не относятся к рассмотрению дела в Суде, и поэтому не подлежат компенсации. Они также утверждали, что эти затраты и расходы не могут рассматриваться как «необходимые и в действительности понесенные», указав на то, что три жалобы, образующие часть этого дела, были схожими и не требовали от адвоката выстраивания отдельной линии аргументов для каждого дела.

117. Согласно прецедентному праву Суда, заявитель вправе получить возмещение затрат и расходов только в той степени, в которой было показано, что эти расходы действительно имели место, были необходимыми и разумными по объему. Суд отмечает, что затраты и расходы связаны с тремя национальными процедурами подряд и имели место в течение трех лет. В течение всех этих лет заявителя представлял г-н Бартенев, адвокат, который также представлял его в Суде. Хотя три жалобы были объединены в одно дело, и поэтому заявитель не должен был подавать отдельные комментарии на замечания Правительства по каждой из них, изначальные жалобы и сопроводительные документы должны были быть подготовлены отдельно. Суммы, потраченные заявителем в связи с юридическими расходами, не представляются чрезмерными или непропорциональными проделанной работе. В настоящем деле, в связи с документами, имеющимися в его распоряжении, и указанными выше критериями, Суд считает разумным присудить заявителю затребованные суммы полностью. Это составляет общую сумму в 17 510 евро, плюс любой налог, который может быть взыскан с заявителя.