А.Ф. Юртов - предтеча мордовского просветительства

Имя Авксентия Филипповича Юртова (1854-1916) – педагога, филолога, переводчика, этнографа, фольклориста, священнослужителя лишь недавно стало широко известно научной общественности Мордовии и Мордовского края. Между тем именно он стал, как мы его называем, предтечей мордовского просветительства, учителем выдающегося ученого, просветителя-энциклопедиста М.Е.Есевьева.

Авксентий (по ревизским сказкам – Арсентий) Юртов родился 8 (20) февраля 1854 г. в многодетной мордовской семье государственных крестьян д. Калейкино Мензелинского уезда Уфимской губернии (ныне Республика Татарстан)¹. Село было смешанным: наряду с мордвой в нем проживали крещеные татары. Этим можно объяснить тот факт, что мальчик стал учеником Казанской крещено-татарской школы, в которой прошел начальные классы и учительское отделение. Зная татарский язык, юноша легко вошел в школу, где наряду с татарскими детьми, учились дети и других народностей, прожинавших в Поволжье. Обучение велось в основном на русском языке, однако владение татарским языком было обязательным для всех.

Это учебное заведение было создано известным педагогом-миссионером, ученым-лингвистом и востоковедом Н.И. Ильминским (1822 – 1891). Крещено-татарская школа, наряду с учрежденной в 1872 г. Казанской инородческой учительской семинарией, являлась центральным звеном широкомасштабной системы миссионерского просвещения в Поволжском крае. Школа готовила учителей и священнослужителей преимущественно из нерусской молодежи, призванной нести в массы инородческого населения региона идеи русско-православного просвещения. Юртов привлек внимание Н.И. Ильминского прежде всего как один из первых образованных выходцев из мордвы, специально подготовленных для педагогической и миссионерской деятельности. Ильминский поручал Юртову сбор материала о религиозных верованиях мордвы, изучение народного разговорного языка. В 1872 г. Юртов по заданию учителя перевел на эрзя-мордовский язык «Историю ветхого завета», которая была опубликована в 1880 г. Еще юношей Юртов много ездил по мордовским селам, читал крестьянам свои переводы, проверяя их доступность для простого народа.

Н.И. Ильминский разработал концепцию переводов на языки народов России, в которой он предлагал учитывать уровень и логику национального мышления и развития, специфику того или иного языка: «Мера инородческого разумения… самая малая, не выходящая из круга простых бытовых отношений, мышление инородцев тоже весьма простое, незатейливое, чуждое сложной силлогизации и обширных логических построений, сама речь их – чуждая тонкостей, искусственностей, отвлеченностей; обороты краткие, непериодические». Автор концепции призывал при переводе стремиться к тому, чтобы ход изложения был «как можно проще, прямее, естественнее, объяснительнее и применительнее к быту, положению и пониманию инородцев»². Н.И. Ильминский отстаивал возможность внесения некоторых изменений и дополнений в различные языки с учетом их фонетических особенностей. В частности, он доказывал допустимость использования в мордовских текстах диакритических знаков³. Эти идеи получили воплощение в переводческой деятельности Юртова, а затем и Евсевьева.

Молодой мордвин заслужил доброе к себе отношение со стороны Иль-минского высокими нравственными качествами и трудолюбием. Отношения учителя и ученика продолжались более 30 лет. Сначала это были непосредственные контакты, а затем – долгая переписка и редкие встречи.

Казанская учительская семинария, которую, вплоть до своей смерти в 1891 году, возглавлял Н. Ильминский, являлась венцом всей системы христианского просвещения нерусских народов Восточной России. Несмотря на ведомственную принадлежность министерству народного просвещения, она стала крупнейшим центром миссионерской работы по подготовке инородческого учительства и переводов учебной и вероучительной литературы. Приоритеты миссионерского образования основатель семинарии не скрывал: «Обрусение инородцев и совершенное слияние их с русскими по вере и языку – вот конечная цель, к которой должна стремиться система инородческого образования в крае, выразившаяся в создании Казанской учительской семинарии»⁴.

Однако уже через три десятилетия реакционные круги России обвинили систему, созданную Н.И. Ильминским, в том, что она не выполнила задач обрусения нерусского населения и привела к росту этнического самосознания и «инородческому сепаратизму». Вопреки изначальному замыслу, в ней были заложены идеи гуманизма и национальной терпимости. Русский язык был основой не только религиозного воспитания, по и приобщения к мировой цивилизации, межнациональное общение – базисом для понимания истоков родной культуры.

Юртов стал первым юношей-мордвином в Казанской учительской семинарии. В годы учения он стал не только учеником, но и сотрудником Ильминского. Юртов выполнял его поручения по изучению мордовских диалектов, сбору фольклорного и этнографического материала, переводу вероучительных книг, овладевал исследовательскими умениями. Когда в 1876 г. Юртов закончил семинарию, её директор обратился к попечителю Казанского учебного округа П.Д. Шестакову с письмом, в котором говорилось: «В нынешнем году окончил курс учения во вверенной мне семинарии мордвин Авксентий Юртов, очень даровитый, основательный и отличной нравственности молодой человек»⁵. Вскоре он, как благонадежный кандидат, был приглашен для преподавания в мордовской начальной школе при семинарии. Юртову поручили занятия в приготовительном классе, но главная работа состояла в привлечении в училище детей. Он объездил много сел, вел переговоры с родителями, не решавшимися отправлять ребят в далекую Казань. Одновременно А.Ф. Юртов продолжал и собирательскую работу.

Семь лет проработал в семинарии Юртов. Эти годы сыграли важную роль в становлении его как исследователя языка, истории, этнографии, фольклора мордвы, как переводчика и автора учебной литературы. В 1877 году по рекомендации известного миссионерского деятеля Н.П. Остроумова он опубликовал под криптонимом «Юр-в Ав-ий» статью о погребальных обрядах мордвы Уфимской губернии, одним из первых обратившись к этой стороне мордовской обрядности. Говоря об утверждении мордвы этого края в христианской вере и степени ее обруселости, он указывал на многочисленные примеры сохранения язычества, особенно в погребальных обрядах: у здешней мордвы «кресты по большей части шестиконечные»⁶.

А.Ф. Юртову принадлежит огромная роль в становлении мордовской письменности, нормировании эрзянской орфографии и упорядочении письменной формы и лексики эрзя-мордовского языка. Под влиянием лингводидактических идей Ильминского он занялся изучением разговорного мордовского языка и к этой работе привлек большую группу учащихся семинарии – выходцев из различных мордовских сел. Было совершено несколько поездок но отдаленным деревням с исследовательскими целями. В одном из писем, информируя Н.И. Ильминского о своих поисках, А.Ф. Юртов писал: «... мордва почему-то свой язык недолюбливает, и что всегда читаешь им по-мордовски, то они говорят, что, дескать, мы и по-русски хорошо знаем, а русские книги нам понятнее, чем мордовские, потому что эти книги написаны не по-нашему, а по-мокшански...»⁷.

Результатом совместных с учениками этнолингвистических экспедиций стали «Образцы мордовской народной словесности», содержавшие «Песни на эрзянском и некоторые на мокшанском наречии» (Казань, 1888) и «Сказки и загадки на эрзянском наречии мордовского языка с русским переводом» (Казань, 1883). Их издание па природном наречии вызвало большое неудовольствие в церковных и светских кругах. Председатель Переводческой комиссии Братства св. Гурия М.А. Машанов был вынужден оправдываться, объясняя издание этой работы необходимостью изучить лексику и языковые формы в связи с отсутствием грамматики и словаря мордовских языков⁸.

Через десять лет известный исследователь народов Поволжья И.Н. Смирнов назвал «Образцы...» крупнейшим вкладом в русскую литературу о мордве, указав, что они помогают понять историю, этнографию, верования народа. В своей известной книге «Мордва» (Казань, 1892) он обильно цитировал записанные Юртовым и Евсевьевым образцы мордовской народной словесности.

Создание мордовской письменности на базе русской графики требовало разработки мордовского алфавита, отражающего специфику мордовских языков. В конце 70 – начале 80-х гг. XIX в. по проблемам инородческих алфавитов разгорелась острая полемика. Большая группа богословов и филологов выступила против «осквернения» русского алфавита, считая его национальной святыней, не допускающей каких-либо нововведений в существующую транскрипцию. Они утверждали, что это затруднит изучение русского языка и приведет к подрыву доверия к русской цивилизации. Н.И. Ильминский и его сторонники отстаивали необходимость внести в русскую графическую основу некоторые изменения и дополнения, применительно к фонетическим особенностям того или иного языка, и допускали разную степень приспособления русского алфавита к каждому наречию.

А.Ф. Юртов творчески опирался на положения системы Ильминского в своей переводческой деятельности и при написании учебников. С учетом особенностей родного языка он внес в алфавит целый ряд изменений, а точнее сказать, создал на основе русской графики эрзя-мордовский алфавит. Из принятого тогда русского алфавита он исключил «ижицу», щ, ъ; «фита» употреблялась только в заимствованных именах собственных. По предложению Юртова был введен уже использовавшийся в чувашской письменности апостроф – небуквенное графическое средство.

Наряду с изданием образцов мордовской народной словесности Юртов занимался переводами вероучительных книг на эрзя-мордовский язык. В начале 80-х гг. XIX в., по поручению своего учителя и при покровительстве Переводческой комиссии Братства св. Гурия, он выполнил перевод ряда книг для духовного чтения – «Священной истории Ветхого и Нового завета» {Казань, 1880 и 1883), «Покш праздникт» (Казань, 1881), «Евангелия от Матфея» (Казань, 1882), «Чин исповедания и како причащати больного» (Казань, 1884) и, возможно, другие.

Переводы Юртова имели большое лингводидактическое значение, способствуя становлению эрзя-мордовского письменно-литературного языка. Они требовали адекватного выражения «ложных русских понятий, терминов и словосочетаний, языковых оборотов, пополнения лексического состава и грамматического строя родного языка. Прилежный ученик Н.И. Ильминского, он помнил наставления своего учителя, которые подробно изложил чувашский просветитель И.Я. Яковлев в своих воспоминаниях: «Задача хорошего перевода – дать логическое расположение между частям предложения и согласовать данное предложение с теми предложениями, которые его дополняют. Затем поймите значение слова так, как данный народ его понимает. Если данное понятие по какой-либо причине не переводимо целиком, дословно, на язык данного парода, его нужно заменить соответствующей комбинацией слов»⁹.

Н.И. Ильминский доверял своему ученику как знатоку мордовских языков, поручая ему анализ и экспертизу переводов вероучительных книг и рукописных пособий, выполненных разными авторами в XIX веке. Изучив переведенный в 1804 г. на эрзя-мордовский язык Катехизис, А.Ф. Юртов отметил низкий уровень перевода, высказав предположение, что его пословно делали русский грамотей и мордвин. Проанализировав лексику и синтаксические особенности другого перевода Катехизиса, сделанного в 1788 г., по указанию епископа Дамаскина и отпечатанного в 1808 г. в Москве, А.Ф. Юртов предложил собственный вариант эрзянского текста, который и был опубликован¹⁰. В 1882 г. ему был передан для оценки букварь, подготовленный учителем Д. Курочкиным для мокшанских детей. Из письма Н.И. Ильминского инспектору народных училищ, Самарской губернии П.П. Масловскому мы узнаем, что Юртов «нашел язык эрзянским, а не мокшанским и перевод молитв не совсем удачным»¹¹.

Изучение фольклора, переводческая деятельность подготовили Юртова к созданию первого эрзя-мордовского букваря. В 1884 г. в Казани был издан «Букварь для мордвы-эрзи с присоединением молитв и русской азбуки». Редкий экземпляр этой книги, заверенный сургучной печатью, хранится в Музее книги Российской государственной библиотеки. При построении букваря Юртов проявил высокий уровень лингводидактических и методических познаний, учтя требования, касающиеся особенностей родного языка, доступности, систематичности и последовательности изложения материала. Букварь состоит из основного текста, образцов мордовской народной словесности и нескольких молитв на эрзянском языке. Важным достоинством учебника является расположение изучаемых букв в отвечающей дидактическим требованиям последовательности: А, Л, К, О, С, Т, У, Н, Ы, П, Ш, M, Д, В, З, Ч, Г, Б, Ж, Ф, фита, Э, Ь, И, Я, Е, Ё, Ю, И, Ц, Ъ, I, X.

Столь удачно начавшийся для А.Ф. Юртова период его работы в Казанской учительской семинарии по неизвестным нам причинам неожиданно закончился. Другое место службы он начал подбирать еще в 1882 г., однако от предложения стать учителем в Самарском реальном училище отказался и в 1884 г. начал учительствовать в мордовском училище с. Старая Бесовка Самарской губернии. Очевидно, это было стремлением уйти в народ, нести ему знания, книгу и «божье слово» на родном языке. Этому способствовало то, что каждое лето он совершал «хождение в народ», путешествуя с посохом и мешком с книгами по мордовским селам. Юртов жил в крестьянских семьях, беседовал с людьми на родном языке, читал собравшимся молитвы и образцы народного творчества, делал записи легенд, сказаний, обрядов. Одновременно он подбирал для семинарии талантливых ребят.

А.Ф. Юртов сразу организовал работу в сельском училище по образцу мордовской школы при семинарии. Он ввел в распорядок дня, помимо четырех уроков, общешкольный час рисования, внешкольного чтения или пения, утреннюю молитву. Для проведения в жизнь педагогической системы Н.И. Ильминского нужна была соответствующая литература. Поэтому Юртов попросил своего учителя выслать ему целый список книг и вскоре получил из Казани две посылки¹². Юртов вместе с детьми создал за церковной оградой парк, приучал детей к труду и культуре. Знание татарского языка позволило ему привлечь в школу и детей из соседнего татарского села.

А.Ф. Юртов много времени уделял общению со взрослыми, приучал их к чтению мордовских книг. Его замысел состоял в преодолении различий между складывающимся литературным языком и диалектной речью селян. По этому поводу он писал Н.И. Ильминскому: «Бываю в частных домах, беседую по-мордовски и спрашиваю, слышали ли они чтение мордовских книг. – Слышать-то слышали, да не по-нашему написаны они! – Я доказывал им противное, сейчас же читал по-мордовски и они убеждаются и просят еще и еще приходить им читать, а грамотные просят сами почитать и т.д.»¹³.

Работал А.Ф. Юртов очень напряженно, значительное внимание уделял сбору мордовского фольклора или, как он выражался, «мордовского сырья». Только в селе Старая Бесовка за первые два года он записал более тридцати песен и легенд. В частности, он выслал Н.И. Ильминскому три варианта песен о Павле Петровиче и царе Тюштяне, сообщил ему о записи предания о закладке и строительстве церкви в с. Старая Бесовка, под которую якобы положена живая мордовская девушка по имени Снальте.

Все эти годы А.Ф. Юртов поддерживал связь со своим учеником Макаром Евсевьевым. Об их переписке он извещал своего учителя, высоко оценивая переводческую деятельность М.Е. Евсевьева: «Перевод «Крещения Руси» на эрзянский язык, сделанный Макаром Евсевьевым, очень хорош, так что ни одной книги нет еще так хорошо переложенной на мордовский язык. Я думаю, что и буквальные переводы (Евангелия, молитв и др.) Макар Евсевьев сделает не хуже»¹⁴.

Не забывал Юртов и крестьянский труд, любил его. Каждое лето он ездил на родину в д. Калейкино помогать родителям и братьям в уборке урожая, строительстве дома и других делах. В январе 1889 года он женился на дочери местного священника и законоучителя школы Анне Георгиевне Березинской, только что закончившей Самарское епархиальное училище (умерла в 1941 г.).

Последующие два года были весьма драматичными в жизни Юртова. По неизвестным причинам он решил поменяться местом службы со своим однокашником по семинарии и другом Федором Жирновым и стал учительствовать на сей раз в мокшанском с. Старая Бинарадка той же Самарской губернии. Возможно, это было связано с поручением Ильминского заняться переводами учебной литературы на мокшанский язык и необходимостью накопить опыт работы в мокша-мордовской школе.

Школа была большой и в то же время малокомплектной: в старшем отделении – 16 учащихся, среднем – 21, в младшем – 36. Работать одновременно с таким количеством учащихся было сложно, сказывалось и недостаточное знание мокшанского языка. Об этом писал так: «Язык русский понимают плохо: не только младшие, но средние и старшие часто не могут перевести… на свой язык и обратно самые простые фразы»¹⁵. Однако Юртов твердо решил в первоначальном обучении опираться на родной язык.

Из опыта работы он сделал вывод, что, несмотря на трудности, без опоры на родной язык, без объяснения значения слов и выражений невозможно добиться успехов в усвоении русского языка. Он отмечал, что игнорировать родной язык легче, чем пользоваться двумя языками. Следуя идеям Н.И. Ильминского, он утверждал, что не следует обучать мордовских учащихся только на их родном языке, однако на нем непременно должно осуществляться первоначальное преподавание.

Такой взгляд на формирование русско-мордовского двуязычия разделялся далеко не всеми, что привело к весьма неприятным для А.Ф. Юртова последствиям. Его уроки посетил инспектор народных училищ Самарской губернии Г. Гравицкий и подверг их суровой критике. В декабре 1890 г. он написал отзыв, в котором говорилось: «По моему мнению, успехи школы много выиграли бы, если бы учитель не злоупотреблял мордовским языком, к пособию которого он слишком часто, при классных занятиях, обращается. Он, как мордвин сам, любит больше объясняться с учащимися по-мордовски, чем по-русски. И если это было заметно мне при посещении школы, то надо предположить, что и вообще на уроках русский язык в загоне. Вследствие этого, по-моему, мальчики плохо читают по-русски и так же плохо объясняются. К мордовскому языку следовало бы обращаться только в редких случаях, чтобы объяснить для учащихся понимание сообщаемого...»¹⁶.

Юртов был весьма огорчен происшедшим и считал замечания во многом несправедливыми. Об этом он написал Ильминскому. В письме говорилось, что за год работы в школе «от зари до зари» не удалось достичь желаемых успехов, но причины этого никак не в «злоупотреблении» мордовским языком, а в слабом знании детьми русского языка из-за того, что прежний учитель не владел родным языком детей, а также из-за плохой посещаемости школы детьми, загруженными домашними делами. Методику преподавания русского языка с опорой на знание родного А.Ф. Юртов считал неоспоримой.

В конце 80-х гг. Юртов задумался о принятии сана священнослужителя. Казанская учительская семинария готовила своих питомцев и к этому роду деятельности, к проведению духовно-просветительной работы среди родного народа. А.Ф. Юртову и до этого приходилось вести воскресные беседы с прихожанами, руководить церковным хором, читать крестьянам вероучительные книги. Немаловажную роль в принятии этого решения сыграли и материальные трудности, которые тяготили просветителя. Усугубили положение пожар и смерч, случившиеся в селе в его отсутствие. Сгорели дом, документы, а также материалы, собранные за долгие годы. За рекомендацией он обратился к Ильминскому, который написал письмо епископу Уфимскому и Мензелинскому Дионисию.

Летом 1891 г. завершилась довольно длительная процедура посвящения. Уфимские епархиальные ведомости извещали: «Учитель Старо-Бинарадского земско-общественного училища Ставропольского уезда Самарской губернии, Авксентий Филиппов Юртов, по принятии в духовное звание Его преосвященством Дионисием Епископом Уфимским и Мензелинским рукоположен 20 июня сего года в сан священника и определен на священническое место к вновь построенной Михаило-Архангельской церкви села Андреевка Уфимского уезда»¹⁷.

Полученный Юртовым приход был весьма бедным, и он опасался, что «придется зубы на полку положить или заняться несвойственным и неуместным ремеслом, кулачеством»¹⁸. Село Андреевка было мордовско-чувашским. Поблизости располагались башкирские и татарские села. Школы в селе не имелось. Уже в 1895 г. Юртову удалось по собственному проекту на деньги общества построить и открыть церковно-приходскую школу, где он стал учителем. 25 лет прослужил в с. Андреевка Юртов, пользуясь всеобщим уважением и признанием.

Несмотря на житейские трудности, он продолжал активную просветительскую деятельность, состоял действительным членом Уфимского комитета Правления миссионерских обществ, сотрудничал с Переводческой комиссией при управлении Казанского учебного округа. Он не оставлял своих научных интересов, продолжая сбор образцов народного творчества мордвы, чувашей, башкир. Юртов работал также над мордовско-русским словарем, материалы к которому собирал всю жизнь. После переезда из эрзянского села в мокшанское он решил дополнить словарь мокшанской лексикой. Его предполагалось напечатать через Переводческую комиссию при управлении Казанского учебного округа. В протоколе от 18 сентября 1908 г. сохранилась запись о том, что священником А.Ф. Юртовым прислано пять тетрадей мордовско-русского словаря и три тетради песен. Было постановлено «выждать присылки от о. Юртова прочих тетрадей словаря»¹⁹. Материалы были получены, однако их публикации до сих пор не обнаружены и дальнейшая судьба наследия просветителя неизвестна. В последние годы Юртов болел и в мае 1916 г. скончался.

До недавнего времени имя мордовского просветителя, первого ученого и священника Авксентия Филипповича Юртова было в забвении. Церковь, в которой он долгие годы служил, была закрыта в 1920-е годы, но народ хранит намять о «батюшке Юртове». После первых публикаций об А.Ф. Юртове к его личности и просветительской деятельности вновь вспыхнул интерес. В селе восстановлена церковь, и на могиле просветителя установлен скромный памятник. Большую работу по увековечению его памяти проделали его вну-ки – Елизавета Викторовна и Анатолий Викторович Юртовы, представители мордовской диаспоры Башкортостана, учителя и учащиеся местной школе, односельчане.

Примечания

1. Национальный архив Республики Татарстан (далее НАРТ). Ф. 92. Оп. 1. Д.12651. Л 2.

2. Ильминский Н.И. Практические замечания о переводах и сочинениях на инородческих языках. Казань, 1971. С. 5 – 6, 10.

3. Ильминский Н.И. Из переписки по вопросу о применении русского алфавита к инородческим языкам. Казань, 1883. С. 28, 29, 40.

4. Витевский В.Н. Н.И. Ильминский, директор Казанской учительской семинарии. Казань, 1892. С. 6.

5. НАРТ. Ф. 92. Оп. 1. Д.12651. Л 1.

6. Юр-в Ав-ий. Погребальные обряды и поверья крещеной мордвы Уфимской губ. // Известия Казанской епархии. 1877. № 8. С. 228.

7. НАРТ. Ф. 968. Оп. 1. Д.166. Л 26 об.

8. Машанов М.А. Обзор деятельности братства св. Гурия за 25 лет существования его. 1867 – 1892. Казань, 1892. С. 149 – 151.

9. Яковлев И.Я. Воспоминания. Чебоксары, 1982. С. 113.

10. Ильминский Н.И. Опыты переложения христианских вероучительных книг на татарский и другие инородческие языки в начале текущего столетия. Материалы для истории православного русского миссионерства. Казань, 1883. С. 236, 319.

11. Феоктистов А.П. Очерки по истории формирования мордовских письменно-литературных языков. М., 1976. С. 224.

12. НАРТ. Ф. 968. Оп. 1. Д.166. Л 213 об.

13. Там же. Л. 19 – 19 об.

14. Там же. Л. 67 об. – 68.

15. Там же. Л. 49 а.

16. Там же. Л. 49 а об.

17. Уфимские епархиальные ведомости. 1891. № 17. С. 635.

18. НАРТ. Ф. 968. Оп. 1. Д.166. Л 56.

19. Переводческая комиссия при управлении Казанского учебного округа. Казань, 1908. С. 1.

А.Ф. Юртов – предтеча мордовского просветительства // Очерки

истории образования и педагогической мысли в Мордовском крае

(середина XVI - начало XX в.). – Саранск: Тип. «Крас. Окт.», 2001. –

С.41-49.

Роль Н.И. Ильминского в создании учебной литературы для нерусских народов Поволжья (2-я половина XIX – начало XX в.)

В становлении системы образования для народов Поволжья важное место принадлежит Николаю Ивановичу Ильминскому (1822 – 1891) – известному педагогу, философу и переводчику. Им и его сподвижниками разработана целостная педагогическая система обучения детей чувашей, татар, удмуртов, мари, населявших Поволжье, а также народов Приуралья и Сибири. Изучению педагогической деятельности Ильминского и его системы посвящено немало работ как апологетического (А.А. Воскресенский, П. Знаменский, А.Н. Рождествин и др.), так и резко критического (А.Ф. Эфиров, Я.И. Ханбиков, В.М. Горохов и др.) характера. Однако и те и другие несут на себе груз идеологических пристрастий – религиозных и политических. Пересмотр современных исторических концепций позволяет более взвешенно и объективно подойти к анализу педагогической системы Ильминского, учитывая историко-культурные, геополитические, этноконфессиональные, аксиологические факторы, оказавшие воздействие на ее формирование и почти 50-летний период развития.

В основе педагогической системы Ильминского лежит идея христианского миссионерского менталитета, утверждающая приоритет православия над язычеством и другими религиями. Под миссионерством Ильминский понимал «не прямое обращение в православие и крещение инородцев, но постепенное и искреннее сообщение и внушение христианской нравственности и христианского мировоззрения»¹. Естественно, что одним из главнейших трансляторов этих идей должна была стать учебная и вероучительная литература – на родном и русском языках. Система Ильминского состояла из ряда взаимосвязанных элементов: организации начальных школ в селениях с коренным или смешанным населением (миссионерские, инородческие, русско-инородческие); первоначального обучения в них на родном языке в течение 1 – 1,5 лет с последующим переходом на церковно-славянский, а затем русский язык; подготовки учителей из однонациональной среды. В каждом из них учебная и вероучительная литература занимала определенное место. Одновременно предполагались проведение богослужения на родном языке и подготовка пастырей, знающих язык народа.

Признание родного языка орудием первоначального обучения, овладения русским языком с учетом особенностей родного и создание на этой основе особого типа учебных заведений потребовали выработки целой системы мер по претворению в жизнь идей Ильминского. При его непосредственном участии в Казани сформировались школа востоковедения и методическая школа просвещения нерусских народов Поволжья, в рамках которых разрабатывались организационно-педагогические, переводческие, лингводидактические и методические основы обучения и образования, в том числе и создания учебной и вероучительной литературы.

Среди мер, направленных на решение этих задач, можно назвать следующие:

- образование в 1876 г. Переводческой комиссии Православного миссионерского общества при Братстве св. Гурия, учрежденной Святейшим синодом для перевода на языки народов Поволжья, Сибири и Приуралья учебных пособий для миссионерских школ и другой литературы. Ее председателем до 1891 г. был Ильминский. Деятельность комиссии положила начало созданию национальных алфавитов на базе русской графики. Переводы делались на 20 языках, было издано свыше 800 книг, в том числе учебников, общим тиражом более 1,5 млн экз.²;

- организация учебных заведений для подготовки учителей и образцовых начальных школ при этих учебных заведениях, где шла апробация создаваемых учебных книг для различных народностей. Это Казанская учительская семинария с четырьмя начальными училищами (мордовским, марийским, чувашским и удмуртский), Центральная крещено-татарская школа, Центральная карлыганская школа с училищем для удмуртов и др.;

- подготовка авторов оригинальных пособий и переводчиков учебной литературы для инородческих школ. Это И.Я. Яковлев, М.Е. Евсевьев, А.Ф. Юртов, И.В. Яковлев, И.С. Михеев, Т. Егоров и др. Многим из них принадлежат методические пособия по работе с учебной литературой;

- разработка Ильминским, а затем и его учениками педагогической и лингводидактической концепций создания учебной литературы для национальных школ. Ильминским было опубликовано значительное количество работ по данным проблемам. Это «О переводах православных христианских книг на инородческие языки» (Казань, 1875), «Из переписки по вопросу применения русского алфавита к инородческим языкам» (Казань, 1883), «Опыт переложения христианских вероучительных книг на татарский и другие инородческие языки в начале текущего столетия» (Казань, 1883), «К истории инородческих переводов» (Казань, 1883), «Переписка о чувашских изданиях Переводческой комиссии» (Казань, 1890) и др. Ильминский написал татарский букварь «Жазеу балдереу» (Казань, 1862), выдержавший 11 изданий (последнее – в 1911 г.). В этих работах имеются высказывания Ильминского о мордовских переводах и переводческой деятельности A.Ф. Юртова. О мордовских изданиях и деятельности М.Е. Евсевьева Ильминский писал в ежегодных «Отчетах Переводческой Комиссии».

Общепедагогическая концепция зиждется на двух основаниях: религиозно-философских и миссионерских воззрениях (Кирилл-философ, Стефан Пермский, Гурий и др.), с одной стороны, и мировой и русской педагогике (Я.А. Коменский, К.Д. Ушинский, В.Я. Стоюнин, B.И. Водовозов и др.) – с другой. Можно сказать, что Ильминский применил концепции естественного воспитания и народности для обучения народов, не владевших русским языком. Несмотря на миссионерский характер этих концепций, их основополагающие идеи являлись общечеловеческими и были пронизаны гуманизмом. Он предлагал при разработке лингводидактических, этнопсихологических и методических основ учебной литературы исходить из ряда положений.

1. Родной язык есть фундамент и орудие школьного образования. В письме к К.П. Победоносцеву в 1886 г. Ильминский писал, что «в инородческих миссионерских школах непременным условием поставляется употребление родного языка в учебниках, в преподавании, в Богослужении»³. Только на родном языке все понятия могут быть ясными. Ильминский неоднократно выступал против тех, кто усматривал в этом поощрение национализма. Он утверждал: «Спорный вопрос должен быть разрешен в пользу родного языка. Механическое усвоение русской грамоты ничего не дает, утомляет, ослабляет внимание и охлаждает любознательность»⁴. В родном языке он видел «сущность духовной природы человека и народа». Только диалектическая связь родного и русского языков, основанная на сознательном, эмоционально-ценностном познавательном отношении, позволит воспитать любовь к русскому языку.

2. Учебная и вероучительная литература должна создаваться на базе не книжного, а живого разговорного языка каждого народа. В этих целях Переводческая комиссия во главе с Ильминским организовывала этнолингвистические экспедиции для изучения природного языка и диалектов различных народностей, сбора образцов народной словесности. Результатом такой работы стали «Образцы мордовской народной словесности», подготовленные А.Ф. Юртовым и M.E. Евсевьевым, которые легли в основу учебной и вероучительной литературы на мордовских языках. Такого рода сборники издавались и на других языках.

3. Необходим учет этнопсихологических и национальных особенностей народов, уровня их культурного и языкового развития. Бесспорным было для Ильминского положение о своеобразии национального мышления, которое находит отражение в языке и культуре народа. Исходя из реальной жизни народов Поволжья, Ильминский считал, что среда, особенности труда и быта определяют меру их «разумения», которое не выходит за рамки простых бытовых отношений, житейских понятий. В силу этого «мышление инородцев тоже весьма простое, незатейливое, чуждое сложной силлогизации и обширных логических построений, сама речь их – чуждая тонкостей, искусственности, отвлеченностей; обороты краткие, непериодические»⁵. Приводя мысли Ильминского о сборе материала, И.Я. Яковлев передавал их так: «Не будьте самоуверенны! Учитесь и учитесь! Не стыдитесь учиться у какого-либо старика-рассказчика из народа! Вслушивайтесь! Улавливайте тон, оттенки, выговоры, произношения!...»⁶. Любая мысль, зародившаяся в человеческой голове, может быть выражена на разных языках, но с учетом специфики культуры, развития, строя языка, манеры изложения. По убеждению И.Я. Яковлева, для Ильминского характерно глубокое понимание связи культуры и языков народов Поволжья с европейскими и русскими культурой и языками, своеобразия их психологии.

4. Национальные алфавиты должны создаваться на основе русской графики. Эта идея не была бесспорной для России конца XIX в. По поводу применения русского алфавита к языкам народов России возникали разногласия. Одни деятели вообще возражали против каких-либо изменений русского алфавита, полагая, что это приведет к «подрыву доверия к силам русской цивилизации», пошатнет веру и затруднит усвоение государственного языка; другие считали возможным вводить в русскую азбуку при переводах и составлении учебников новые буквы и диакритические знаки. Эту точку зрения разделял Ильминский. Он допускал возможность внесения в состав русской азбуки некоторых изменений и дополнений, которые необходимы «по фонетическим свойствам данного языка», а также неодинаковую степень приспособления русского алфавита к различным языкам⁷. Ему принадлежит опыт создания татарского (тюркского) алфавита на базе русской графики, что сыграло важную роль в овладении русской культурой и формировании татарско-русского двуязычия. Ильминский оказал содействие И.Я. Яковлеву в создании чувашского алфавита, обогащенного буквами, обозначавшими специфические звуки чувашского языка⁸. С помощью А.Ф. Юртова Ильминский изучил историю мордовских переводов религиозных книг – Краткого катехизиса 1803 и 1808 гг., в которых использованы диакритические знаки. Под его руководством был составлен и новый мордовский алфавит на основе русской графики, примененный сначала А.Ф. Юртовым при написании «Букваря для мордвы-эрзи...» (1884), а затем M.E. Евсевьевым при подготовке букварей и первоначальных учебников русского языка для мокши и эрзи, а также в переводах вероучительной литературы⁹. Ильминский обозначил новый этап в формировании письменно-литературных языков поволжских народов.

5. Необходимо обогащение лексического запаса национальных языков в условиях двуязычия и переводческой деятельности, соблюдение культуры перевода учебной литературы. «Задача хорошего перевода – дать логическое расположение между частями данного предложения и согласовать главное предложение с теми предложениями, которые его дополняют. Затем поймите значение слов так, как данный народ их понимает. Если данное понятие по какой-либо причине непереводимо целиком, дословно на язык данного народа, то его можно заменить соответствующей комбинацией слов», – так наставлял переводчиков Ильминский¹⁰. При этом он считал, что ход изложения должен быть проще, прямее, естественнее, объяснительнее и применимее к быту, положению народа. Ильминский обращал внимание на точность перевода богослужебной лексики. Эти рекомендации ученого нашли отражение в первых образцах учебной литературы.

6. Комплексный подход к созданию учебной литературы – одно из существенных требований Ильминского. Им был задуман, а его учениками и последователями реализован замысел подготовки целостного учебно-методического комплекса, как говорится сегодня, в который входили прежде всего «образцы» народной словесности – сборники национального фольклора, живой народной речи, необходимые как авторам и составителям учебной и вероучительной литературы, так и в особенности в качестве литературы для внеклассного чтения. Увидевшие свет в 1882 – 1883 гг. «Образцы мордовской народной словесности», составленные А.Ф. Юртовым, были названы «одним из крупнейших вкладов в русскую литературу о мордве»¹¹. Их яркое светское начало вызвало недовольство церковных властей. После 80-х гг. XIX в. было издано множество азбук и букварей, а также первоначальных учебников русского языка, предназначенных для детей, не владевших им. Кроме того, в этот своеобразный комплекс входили двуязычные словари, книги для чтения, большей частью религиозного содержания. Однако печатались и книги светского характера. В частности, M.E. Евсевьевым были, как известно, составлены «Образцы мордовской народной словесности», буквари для мокши и эрзи, осуществлен перевод Евангелия, «Священной истории...», подготовлен еще до революции эрзянско-русский словарь. К 900-летию крещения Руси им была переведена книга в основном светского содержания «Крещение Руси при святом князе Владимире» Значительно больше светских книг было издано для татар и чувашей. Комплексный подход хотя и не до конца выдерживался, но позволял целостно подойти к изучению русского языка с опорой на родной.

Миссионерская педагогика Ильминского и созданная на ее основе учебная литература отражали одно из направлений педагогической мысли России второй половины XIX – начала XX в. с христианской культурой и православием. Они были направлены на сближение народов Поволжья с русским народом и способствовали формированию их письменно-литературных языков.

Примечания

1. Илъминский Н.И. Система народного, и в частности инородческого, образования в Казанском крае. Казань, 1910. С. 4.

2. Никольский А. Переводческая комиссия Православного миссионерского общества при Братстве св. Гурия в Казани. М., 1901; Никольский Н.В. Переводческая комиссия в Казани и ее просветительская деятельность среди инородцев. Казань, 1905.

3. Письма Н И. Ильминского к обер-прокурору Святейшего, синода К.П. Победоносцеву. Казань, 1895. С. 210.

4. Письма Н И. Ильминского к обер-прокурору Святейшего, синода К.П. Победоносцеву. Казань, 1895. С. 212.

5. Ильминский Н.И. Практические замечания о переводах и сочинениях на инородческих языках. Казань, .1873. С. 5 – 6.

6. Яковлев И.Я. Воспоминания. Чебоксары, 1983. С. 111.

7. Ильминский Н.И. Из переписки по вопросу о применении русского алфавита к инородческим языкам. Казань, 1883. С. 28 – 29.

8. Краснов Н.Г. Выдающийся чувашский педагог-просветитель. Чебоксары, 1992. С. 74 – 78.

9. Феоктистов А.П. Очерки по истории формирования мордовских письменно-литературных языков (ранний период). М. ,1976.

10. Цит. по: Яковлев И.Я. Указ. соч. С. 112.

11. Смирнов И.Н. Мордва: Историко-этнографический очерк. Казань, 1892. С. 276.

Осовский Е.Г. Роль Н.И. Ильминского в создании учебной литературы для нерусских народов Поволжья (2-я половина ХIХ – начало ХХ в.) // Проблемы мордовской учебной книги: история и современность: Материалы респ. научно-практ. конф., 22 дек. 1992 г. / Под ред. В.М. Макушкина. Саранск, 1994. С. 9 – 15.