ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ФАКТОР В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ

Какую роль играет экономика в формировании и развитии международных отношений?

4.1. Меркантилизм и либерализм. 4.2- Либерализм и безопасность.

4.3. Теория «гегемонистской стабильности».

4.4. Теория мировой системы.

МЕРКАНТИЛИЗМ И ЛИБЕРАЛИЗМ

Вопрос о том, как соотносятся между собой экономика и политика (ведь именно об этом у нас фактически идет в данном случае речь), с полным правом можно отнести к числу фундаментальных методологических проблем, над которыми ломали головы многие представители лучших умов челове­чества. Задача действительно не из легких, особенно с учетом того факта, что и экономическое, и политическое (кстати, равно как и социальное, идеологическое и т.д.) в определенном смысле пред­ставляют собой не более чем некие абстрактно-теоретические понятия, используемые для обозначе­ния различных проекций, с помощью которых мы пытаемся охарактеризовать реальную обществен­ную жизнь. Последняя по большому счету есть единый, комплексный, целостный процесс развития, в рамках которого выделение отдельных самостоятельных составляющих возможно лишь с разумной долей условности¹.

Итак, экономическая деятельность не может осуществляться вне известных политических рамок, а политические процессы не протекают вне определенного экономического пространства. Это в полной мере относится и к международному компоненту названных отношений. Развиваясь в неразрывной связи и взаимодействии друг с другом, внешнеполитическая и внешнеэкономическая стороны жизни общества оказывают друг на друга непосредственное и постоянное воздействие. Вот лишь два примера, подтверж­дающих данный тезис.

В конце 1950-х гг. крупнейшими торговыми партнерами СССР в западном полушарии были Арген­тина и США. Зададимся вопросом, смогли ли названные страны сохранить свои позиции в первой половине 60-х гг. и если нет, то какое государство заняло в указанный период лидирующее положение в этом рейтинге? Начиная с 1960 г. во внешней торговле СССР со странами региона произошла бе­зусловная переориентация - на первое место выдвинулась Куба. Если в 1959 г. советско-кубинский товарооборот составлял всего 6,7 млн руб. (против 40,2 млн руб. советско-аргентинского и 39,1 млн руб. советско-американского), то в 1960 г. - уже 160,6 млн, а в 1961 г. - 539,0 млн руб., превысив показатели советско-американского и советско-аргентинского товарооборота соответственно в 8 и 19,7 раза². Объяснение столь резких колебаний следует искать отнюдь не в экономической сфере. Кубинская революция 1959 г., изменив политическую и военно-стратегическую ситуацию не только в районе Карибского моря, но и во всем западном полушарии, вызвала в конечном итоге и перераспре­деление потоков международной торговли.

В последние годы в Западной Европе раздается все больше голосов в пользу необходимости-проведе­ния ведущими странами региона значительно более согласованной и внятной внешней политики. Причина здесь не только, а может быть, и не столько в изменении расстановки сил на международной арене в результате окончания «холодной войны», сколько в ощутимом прогрессе в деле экономической интегра­ции, выводящей Европейский союз на качественно новый уровень развития. Возникший на этой основе разрыв между экономической и политической ипостасями интеграции становится, по мнению практичес-

¹ По достаточно обоснованному мнению целого ряда исследователей, тесное переплетение в реальной жизни экономических,
политических, идеологических и других факторов налагает определенные, а норою и весьма значительные ограничения на возмож­
ности «чистой экономической теории» или «чистой политологии». Выход сторонники данной точки зрения видят в проведении
междисциплинарных исследований, объединяющих представителей различных отраслей обществоведения. См., напр.: Spero J.E. The Politics of International Economic Relations. 3d edition. St. Martin’s Press. New York, 1985.

² Внешняя торговля СССР. Статистический сборник. 1918 1966. М., 1967. С. 69.

Глава 4. Экономический фактор в международных отношениях

ки всех ведущих экспертов, одним из основных барьеров на пути дальнейшего движения вперед и именно поэтому должен быть преодолен.

Можно ли в рамках рассматриваемой пары назвать ведомый и ведущий компоненты? Определенная часть обществоведов считает, что первична экономика и, следовательно, внешняя политика в конечном счете стратегически, в долгосрочной перспективе определяются потребностями и закономерностя­ми развития мирохозяйственной деятельности. Другая, возможно меньшая, часть авторов склонна с этим не соглашаться. Дискуссия далека от своего завершения. В этих условиях каждый волен выбирать и поддерживать ту позицию, которая ему кажется более логичной и разумной.

В то же самое время, поскольку непосредственным объектом рассмотрения в настоящем учебнике являются международные отношения, то в данном контексте экономические процессы и явления с пол­ным на то основанием могут рассматриваться в качестве некоего внешнего элемента. Вместе с тем — и с этим, видимо, спорить не будет никто - данный элемент оказывает на международную политику поис­тине огромное воздействие, сам одновременно находясь под ее влиянием.

Будем рассматривать сформулированный выше тезис в качестве отправной точки для дальнейшего анализа, в рамках которого постараемся охарактеризовать некоторые основополагающие тенденции раз­вития системы мирохозяйственных связей, способные оказывать непосредственное и ощутимое влияние на характер и содержание международных отношений.

Как известно, фундаментом, лежащим в основании всего здания внешнеэкономической деятельности, является международное разделение труда. Оно представляет собой такой способ организации хозяй­ствования, при котором различные виды производства под влиянием целого ряда факторов (природно-географических условий, исторических традиций, социально-экономических особенностей и пр.) распре­деляются между различными странами и закрепляются за ними на более или менее длительный период времени. Специализируясь на выпуске определенных видов продукции, государства начинают все боль­ше отличаться, в известном смысле слова обосабливаться друг от друга, с необходимостью обретают свои особые, только им присущие специфические черты. С этой точки зрения международное разделение труда выступает в качестве силы, отграничивающей одни народнохозяйственные системы от других, противопоставляющие их друг другу.

Вместе с тем одновременно с нарастанием указанных выше обособленности и противопоставления страны, включенные в систему международного разделения труда, все более испытывают потребность во взаимодействии. Возникающие между ними различия порождают взаимодополняемость, или, как еще говорят, комплиментарность, отдельных национальных экономик. Чем глубже специализация, тем в боль­шей мере государства нуждаются друг в друге для обеспечения условий для нормального осуществле­ния воспроизводственного процесса.

Таким образом, разделение оборачивается объединением. С полным правом можно утверждать, что само становление всемирного хозяйства как совокупности взаимодействующих друг с другом на­циональных народнохозяйственных комплексов выступает в качестве закономерного результата разви­тия системы международного разделения труда. Действительно, до той поры, пока такая система не сложилась, говорить о всемирном хозяйстве как о чем-то реально существующем и функционирующем невозможно. В контексте нашей общей темы особенно важно подчеркнуть, что, как правило, хозяй­ственные узы сами по себе способны объединить страны, являющиеся партнерами по внешнеэкономи­ческой деятельности, крепче и надежнее любых других форм связей - политических, военных, идеоло­гических.

Являясь по своей природе противоречивым, многоплановым и многомерным феноменом, междуна­родное разделение труда неоднозначно и с точки зрения тех последствий, к которым приводит его углуб­ление и развитие. Здесь оказываются воедино сплетены, казалось бы, прямо противоположные тенден­ции.

С одной стороны, установление регулярных экономических отношений между государствами и форми­рование на этой основе всемирного хозяйства способствуют согласованию интересов его участников, сглаживанию и смягчению существующих между ними как объективных, так и субъективных противоре­чий. Связанные системой международной специализации и кооперирования национальные народнохозяй­ственные комплексы своим успешным функционированием фактически создают предпосылки для устой­чивого роста экономики как каждого из своих партнеров в отдельности, так и во всей совокупности стран вместе взятых. Верно и обратное: любые сколько-нибудь существенные сбои и нарушения в экономичес­ком развитии какого-либо государства вызывают более или менее ощутимые негативные последствия

88 ____________________________________ Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики

для других народно-хозяйственных единиц. В этих условиях события и процессы, традиционно рассматривавшиеся как локальные, неожиданно приобретают глобальное звучание¹.

С другой стороны, включение той или иной национальной экономики в систему международного разде­ления труда резко увеличивает ее зависимость от других участников всемирного хозяйства и, следова­тельно, уязвимость по отношению к любым проявлениям внешнего давления. Тем самым создаются благоприятные возможности для обострения противоречий и нарастания конфронтационности в отноше­ниях между субъектами мирохозяйственной системы. Представим себе государство, импортирующее, например, около 50 % потребляемого продовольствия. При возникновении конфликтов между ним и ос­новными странами-экспортерами последние легко могут использовать угрозу свертывания поставок про­довольственной продукции (не говоря уже о реализации такого намерения) в качестве поистине неотрази­мого аргумента. В результате национальная экономическая безопасность, являющаяся одним их крае­угольных камней обеспечения реального государственного суверенитета, фактически утрачивается.

В этой связи следует обратить внимание на тот факт, что ситуация, складывающаяся в современной России, дает немало поводов для разговоров если не об утрате, то, по крайней мере, о серьезном ослаб­лении национальной экономической безопасности. В 1997 г. доля продовольственных товаров и сельскохо­зяйственного (за исключением текстильного) сырья в российском импорте составляла 25,1 %. В данном отношении Россия находилась на уровне, аналогичном занимаемому развивающимися странами Африки. Соответствующий показатель для государств с развитой экономикой, равно как и стран Латинской Аме­рики и Азии, а также и для общемирового импорта был в два с лишним раза ниже². Более того, по имею­щимся оценкам, страна в 1996-1997 гг. импортировала около 80 % товаров широкого потребления и полно­стью зависела в этом отношении от поставок из-за рубежа. Кризис августа 1998 г., повлекший за собой фактически четырехкратное обесценение российского рубля, существенно повлиял на сравнительную конкурентоспособность отечественной и импортируемой продукции и вызвал определенное улучшение товарной структуры импорта РФ. Вместе с тем в принципиальном плане положение дел пока существен­но не изменилось.

Ознакомившись с вышеизложенным, читатель вправе задаться следующими вопросами. Как же все-таки соотносятся между собой интересы государств - субъектов всемирного хозяйства? Находятся они в противоречии или же гармонично согласуются? Являются страны, установившие, например, внешне­торговые отношения, взаимно обогащающими друг друга партнерами или же непримиримыми конкурен­тами? Многие исследователи на протяжении практически всей истории развития экономической теории задумывались над этими проблемами и давали разные, порою прямо противоположные ответы. Остано­вимся несколько подробнее на взглядах тех авторов, точка зрения которых, с одной стороны, характери­зовалась определенной односторонностью, если не сказать экстремизмом, с другой - имела принципи­альное значение для формирования основ теории международного экономического сотрудничества.

На протяжении ХУ1-первой половины XVIII вв. экономическая теория только еще начинала осозна­вать себя как самостоятельную область обществоведения. В те годы господствующее положение зани­мала так называемая меркантилистская доктрина. В обобщенном виде ее сторонники исходили, в частности, из того, что совокупный объем мирового общественного богатства³, конечным воплощением которого им представлялись металлические деньги, является жестко фиксированной величиной. В обо­зримой перспективе ее рост в сколько-нибудь значительных размерах невозможен. В то же самое время по отношению к совокупному богатству каждой отдельной страны ситуация выглядит иначе. Здесь ни о какой жесткой фиксации говорить не приходится. Напротив, в первую очередь на основе осуществления внешнеторговых операций постоянно происходит межстрановое перераспределение «общего пирога», в результате которого одни государства становятся (как абсолютно, так и относительно) богаче, а другие -беднее.

Меркантилизм как направление политической экономии значительное внимание уделял политическо­му контексту и роли государства в защите экономических интересов страны. Несмотря на то что различ-

¹ Наглядным подтверждением сказанному могут служить те потрясения, которые ощутили на себе практически все ведущие
финансово-промышленные центры современного мира в результате кризиса в ряде стран Юго-Восточной Азии в конце 1997 -
начале 1998 г.

² Устинов И.Н. Мировая торговля. Статистическо-аналитический справочник. М., Экономика, 2000. С. 40, 79, 196, 220,
240, 302.

³ Проблема природы общественного богатства, факторов и условий его роста на протяжении большей части истории развития
экономической науки являлась для нее центральной, что обусловливало соответствующие как постановку решаемых задач, так и
характер проводимых исследований.

Глава 4. Экономический фактор в международных отношениях

ные направления классического меркантилизма не представляют собой единой теории, можно утверж­дать, что до А. Смита, особенно в XVI XVII вв., существовал консенсус относительно главенствующей роли политики в политэкономии. Александр Гамильтон (1755-1804) и Фридрих Лист (1789-1846), будучи представителями классического меркантилизма, отстаивали основные его принципы в борьбе с набираю­щим силу либерализмом.

В докладе о мануфактурах, представленном в Конгрессе в 1791 г., а также в ряде других выступлений А. Гамильтон с позиции, скорее, действующего политика, нежели теоретика, защищал основные положе­ния меркантилизма. Признавая важность сельскохозяйственного производства, он считал необходимым оказание государственной помощи промышленности, которая должна была, по его мысли, придать амери­канской экономике необходимый динамизм. Такая диверсификация (наличие современного сельского хо­зяйства и развитой индустрии) существенно снижает зависимость государства от внешнего экономичес­кого воздействия. Национальная безопасность в наибольшей степени может быть гарантирована само­достаточной и развитой экономикой. Этот урок Гамильтон вынес из опыта последней войны, когда Соединенные Штаты были не в состоянии обеспечить себя всем необходимым. Поэтому, утверждал Гамильтон, государство обязано принимать активное участие в развитии промышленности. Внутренние обстоятельства, препятствующие индустриализации (нехватка средств и отсутствие опыта), могут быть преодолены только с участием государства. Кроме того, задачей государства является защита нарожда­ющейся американской промышленности.

Какие выводы относительно природы международной торговли и оптимальных условий ее осуществ­ления можно сделать на основе вышеизложенных предпосылок? Они сводятся к двум следующим мо­ментам. Во-первых, исходные положения меркантилистской доктрины не оставляют иной возможности, кроме как изображать международную торговлю в виде так называемой игры с нулевой суммой. Под ней принято подразумевать любые виды деятельности, в ходе которой улучшение положения одного из учас­тников равнозначно ухудшению положения другого или других, а суммарная величина подлежащего рас­пределению «пирога» не меняется. В рамках такого представления обогащение одного из торгующих государств происходит в результате и за счет снижения уровня благосостояния его партнеров. Следова­тельно, международная торговля в конечном счете представляет собой борьбу каждого против всех, а сфера мирохозяйственных связей - не более чем совокупность конфликтов и антагонистических противо­речий.

Во-вторых, в соответствии с духом и буквой меркантилизма шансы той или иной страны на то, чтобы в результате осуществления на международном рынке операций купли-продажи улучшить свое благосо­стояние, тем выше, чем более активную и целенаправленную экономическую в целом и внешнеторговую в частности политику она проводит. Речь идет и о прямом запрете на ввоз и вывоз определенных видов продукции, и об использовании импортных пошлин, и об обеспечении нарождающихся мануфактур гаран­тированным рынком сбыта, сырьем, рабочей силой. Именно на этой основе происходит как формирова­ние, так и усиление национальных конкурентных позиций, обеспечивающих успех в борьбе с зарубежны­ми участниками международной торговли. Таким образом, меркантилистская доктрина изначально выступает тем теоретическим фундаментом, на котором базируется политика протекционизма (от английского (to protece — защищать).

То, что представлялось не только правильным, но и истинным сторонникам меркантилистской доктри­ны, не являлось таковым для приверженцев сменившей ее школы. Более того, все основные положения меркантилизма были подвергнуты создателем «классической школы» А. Смитом и его последователя­ми сокрушительной критике, ставшей своеобразной отправной точкой для формирования «классики».

В своей оценке закономерностей формирования внешнеэкономических связей и того влияния, которое их установление способно оказать на стран-участниц, и А. Смит, и развивавший его теоретические воз­зрения Д. Рикардо фактически исходили из того, что отдельные государства в рамках всемирного хозяй­ства наделены факторами производства в неравной мере. Они различаются по плотности населения, ква­лификации рабочей силы, климату, плодородию почвы, запасам природных ресурсов, машинам и оборудо­ванию и т.д. Эти различия, как правило, носят достаточно устойчивый, долгосрочный характер, что связано с относительно низкой международной мобильностью факторов производства. Поэтому издержки произ­водства одних и тех же товаров будут отличаться от страны к стране.

Именно эти различия, по мнению «классиков», и образуют естественную основу для международной торговли. При этом сама природа последней в их интерпретации выглядит совершенно иначе, нежели у сторонников меркантилизма. Действительно, это уже не борьба каждого против всех. Наоборот, в

90 ____ Введение а теорию международных отношений и анализ внешний политики

результате установления торговых связей между государствами каждое из них оказывается в выигры- ше, либо получая в свое распоряжение те товары, которые оно само в принципе не в состоянии произво- дить, либо приобретая зарубежную продукцию по ценам значительно ниже тех, которые могут обеспе- чить отечественные производители. Иными словами, международная торговля превращается в дея- тельность. приносящую выгоду всем участникам. Никто из них не наживается за счет других, никто не проигрывает.

В этих условиях принципиально меняется подход и к внешнеэкономической политике государства, проведение которой могло бы в наибольшей степени способствовать увеличению общественного бо- гатства. Меркантилистская доктрина, как уже отмечалось выше, со всей определенностью делает выбор в пользу так называемого протекционизма, предусматривающего активное вмешательство го- сударства с целью защиты интересов отечественных производителей. Что же касается «классиков», то они ратуют за так называемое фритредерство (от английского Ггее (таёе - свободная торговля), т.е. политику, предполагающую минимальную государственную интервенцию в хозяйственный процесс. Здесь логика рассмотрения внешнеэкономической сферы ничем не отличается от логики анализа изолирован-ной национальной экономики. Система разделения труда объединяет хозяйствующих субъектов, каж- дый из которых стремится к достижению собственного блага и не думает об общественных интересах, в единый «меновой союз». Все его участники зависят друг от друга, поскольку ни один не в состоянии обеспечить себя всем необходимым для нормальной жизнедеятельности. В этих условиях каждый, действуя в своих корыстных интересах, вынужден производить товары или услуги, необходимые всем прочим. Чем лучше он служит обществу, тем больше возможностей получает для улучшения своего положения.

С этой точки зрения любые формы государственного вмешательства представляют собой не что иное, как дополнительные преграды на пути хозяйствующих субъектов, руководствующихся целями мак­симизации собственного благосостояния, а потому и с необходимостью ориентирующихся на максималь­но эффективное служение общественному благу. Чем больше эти преграды, тем хуже и для тех, на чьем пути они непосредственно стоят, и для общества в целом.

Следует отметить, что представители меркантилизма продолжали отстаивать свою позицию и крити­ковали основоположников «классической» школы.

Так. например, Ф. Лист открыто дискутировал со Смитом и другими представителями либерализма. Его критика была направлена против главных положений либеральной теории. Либерализм как мировоз­зрение предполагает наличие политической стабильности и мира и даже более того единства стран. В этом, по мнению Листа, содержится главная ошибка - мир есть не что иное, как арена противоборства наций, а не сотрудничества. Политическая экономия должна исходить из конфликтной в своей основе природы международных отношений. Нация, государство являются основными элементами политэконо-мичсского анализа. «Истинная политическая наука, - утверждал Лист, - исходит из того, что интересы промышленно развитых стран наилучшим образом реализуются в рамках режима свободной торговли; нации же, которым еще предстоит пройти путь индустриализации, в плане развития лишь потеряют в условиях открытой конкуренции». Поэтому, по мнению Листа, для стран, заинтересованных в экономичес­ком развитии, необходим протекционизм. Ф. Лист полагал, что каждая нация может отыскать свои соб­ственные национальные инструменты для экономического развития.

Итак, меркантилизм и политика протекционизма, с одной стороны, «классическая школа» и фритре­дерство - с другой, в определенном смысле слова образуют два противоположных полюса в подходе к проблеме взаимного соотношения интересов участников мирохозяйственной системы. Вместе с тем чем^: больше времени проходило с того момента, когда вышли в свет основные произведения «классиков» - «Исследование о природе и причинах богатства народов» и «Начала политической экономии и налогового обложения», тем яснее становилось, что и теоретически, и в практическом отношении указанную проти- воположность не следует возводить в абсолют.

Хотя исторический спор, казалось бы, в целом однозначно был решен в пользу «классики», едва ли имеются основания представлять меркантилистскую доктрину в виде сплошной череды заблуждений. Для своего времени и применительно к существовавшим тогда условиям меркантилисты были не столь уж не правы.

Они ставили во главу угла внешнюю торговлю, отводя ей ключевую роль в процессе увеличения богат­ства нации. С точки зрения многих современных исследователей в этом содержится большая доля исти-

Глава 4. Экономический фактор в международных отношениях

ны. В частности, в своем, ставшем уже классическим труде «Динамика капитализма» Ф. Бродель пря­мо отмечает, что исторически возникновение «рыночного общества западного типа» (особенно в Запад­ной Европе как таковой), в частности, базировалось на развитии внешней торговли. Вытекающее из этого доминирование в мировом хозяйстве, контроль за рынками сбыта и ресурсами, создание европейскими державами колоний - все это обеспечивало формирование необходимых ресурсов для накопления капита­ла, использовавшихся в последующем промышленном перевороте, Внешняя торговля становится пред­посылкой развития промышленности. По оценке Броделя, в течение XVIII в. экспортно-ориентированные отрасли Англии выросли в 5,5 раза, ориентированные на внутренний рынок - лишь в 1,5 раза. Здесь важно отметить и то, что капитализм исторически возник не столько путем углубления рыночных отношений, сколько фактически через нарушение эквивалентности в обмене на мировом рынке

Меркантилисты ратовали за поддержание активного сальдо торгового баланса страны в качестве основной цели экономической политики. О рациональности такого подхода можно спорить, но в любом случае едва ли целесообразно игнорировать при этом мнение одного из наиболее известных (если не самого известного!) экономистов XX в. - Дж.М. Кейнса. Характеризуя то, что он называет «элементами научной истины в учении меркантилистов», создатель основ современной макроэкономической теории пишет; «...забота государственной власти о поддержании активного торгового баланса служила сразу двум целям и была к тому же единственным доступным*средством их достижения. В те времена, когда государственная власть не оказывала прямого воздействия на норму процента внутри страны и на другие побуждения к внутренним инвестициям, меры, принимавшиеся в целях увеличения активного сальдо тор­гового баланса, были единственным прямым средством в распоряжении государства для увеличения заграничных инвестиций. В то же время влияние активного тернового баланса на приток драгоценных металлов было единственным косвенным средством понижения внутренней нормы процента и, следова­тельно, усиления побуждения к внутренним инвестициям... если говорить о вкладе в искусство государ-ственного управления экономической системой в целом и обеспечения оптимальной занятости всех ре­сурсов этой системы, то ранние представители экономической мысли XVI и XVII вв. в некоторых вопро­сах достигали практической мудрости, которая в оторванных от жизни абстракциях Рикардо была сначала забыта, а потом и вовсе вычеркнута»².

Более того, хотя сторонники меркантелизма выступали за проведение активной государственной поли­тики, во в определенном смысле их доктрина может быть охарактеризована как ориентированная на либерализацию хозяйственной жизни. Действительно, она фактически предполагала снятие барьеров на пути движения как товаров, так и факторов производства внутри национального рынка, ослабление пут феодальной жесткости и чрезмерной регламентированности.

Надо отметить, что сами «классики», хотя и в не столь явной форме, допускали, что установление и развитие внешнеторговых отношений между странами может при определенных обстоятельствах ока­заться убыточным для одного из партнеров. Здесь наиболее очевидным примером является определение Рикардо жестких пределов, в рамках которых должны устанавливаться ценовые пропорции, обеспечива­ющие взаимную выгодность внешнеторговых связей.

Нелишне отметить и тот факт, что, по мнению ряда исследователей, «классики» унаследовали некото рые пороки своих предшественников и оппонентов. Показательна в этом отношении точка зрения Дж.С. Милля. Он, в частности, писал: «Даже сам Адам Смит, его (меркантилизма, - С.С.) ниспровергатель, сохранил отдельные взгляды, которые нельзя отнести ни к какому другому источнику. Представления Адама Смита о выгоде международной торговли сводятся к тому, что внешняя торговля открывает сбыт для избыточного продукта страны и дает возможность прибыльного воспроизводства части националь­ного капитала. Эти выражения внушают мысли, не совместимые с четким пониманием явления. Термин «избыток продукта» как будто подразумевает, что страна в некотором роде испытывает необходимость производить вывозимое ею зерно или сукно. В самом деле, если не потребуется и не будет потреблена где-нибудь в другом месте та часть продукта, которую сама страна не потребляет, то эта часть либо станет производиться в прямой убыток, либо, если ее не произведут, соответствующий ей капитал оста­нется незанятым. Однако... страна производит товар для экспорта сверх своих потребностей., в силу того, что это – самый дешевый способ обеспечить страну другими товарами. Если бы страна не экспор­тировала этот излишек... она не импортировала бы ничего. Но труд и капитал прежде занятые

' См : Бродель Ф, Динамика капитализма. М.. 1992.

²Кейне Дж.М. Общая теория занятости, процента и денег /Пер. с англ. М.: Прогресс, 1478. С 408-413.

92 Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики

в производстве товаров на экспорт, нашли бы себе применение в изготовлении тех предметов, которые ранее привозились из-за границы... или выпускались бы их заменители... Торговля, в действительности, является средством удешевления производства; и во всех случаях она приносит в конечном счете выго­ду потребителю»¹.

Таким образом, несмотря на продолжающиеся и поныне попытки известной абсолютизации как одного, так и другого подходов к опенке мирохозяйственных связей и соответственно к их регулированию, по край­ней мере, на сегодняшний день разумно говорить о целесообразности поиска некой золотой середины. Это действительно так. ибо в реальной жизни внешнеэкономическая деятельность - это одновременно и взаи­мовыгодное сотрудничество, и жесткая конкурентная борьба. Применительно к любой из форм междуна­родных экономических отношений мы без труда обнаружим противоречивое воздействие, которое между­народная торговля, или зарубежное инвестирование, или трансграничная миграция рабочей силы оказывают на различные группы хозяйствующих субъектов в странах - членах всемирного хозяйства.

Какой же вывод на этом основании можно и должно сделать для сферы международных отношений? Многомерная и неоднозначная экономическая реальность, в свою очередь, оказывает противоречивое воздействие на область внешней политики.

С одной стороны, развитие внешнеэкономических связей способствует облегчению контактов и смяг­чению международных конфликтов. Так было к так есть — где царствует Меркурий, нет места Марсу. Уже упоминавшийся Дж.С. Милль писал в этой связи: «Торговля первая научила народы смотреть со взаимным доброжелательством на богатство и процветание любого из них. Раньше каждый патриот, недостаточно развитый для того, чтобы считать себя гражданином мира, желал, чтобы все страны, кроме его собственной, были слабыми, бедными и плохо управлялись. Теперь он видит в их богатстве и прогрессе прямой источник богатства и прогресса своей страны. Внешняя торговля превращает войну в архаизм, усиливая и укрепляя личные интересы, по природе своей противоположные войне. И без преуве­личения можно сказать, что именно быстрое расширение международной торговли и ее большие масш­табы, будучи главной гарантией всеобщего мира, создают прочную основу для непрерывного прогресса идей, институтов и человеческой расы в целом»².

Вместе с тем вырастающая из развития системы мирохозяйственных связей взаимозависимость го­сударств, при определенных условиях, ведет, как уже отмечалось выше, к их избыточной уязвимости по отношению к внешнему воздействию. А это, со своей стороны, может провоцировать обострение между­народной напряженности. Примеров здесь достаточно - это и Наполеон с его идеей континентальной блокада Англии, и экономические санкции современности. Кейнс имел весомые основания для того, что­бы написать следующие строки: «Войны имеют разные причины. Диктаторы и прочие, кому войны сулят, как они по крайней мере надеются, приятное волнение, могут без труда играть на естественной воин­ственности народов. Но самое большое значение имеют, помогая им раздувать пламя народного гнева, экономические причины войны, а именно - чрезмерный рост населения и конкурентная борьба за рынки. Именно второй фактор... вероятно, играл основную роль в XIX в. и может сыграть ее опять»³.

Общая мораль - едва ли целесообразно все пускать на самотек, разумно пытаться найти такие пара­метры и условия осуществления внешнеэкономической деятельности, такие формы международных от­ношений, которые, с одной стороны, позволят минимизировать потери, снизить риски конфронтации, с другой - обеспечат максимальные выгоды и согласование интересов субъектов всемирного хозяйства.

ЛИБЕРАЛИЗМ И БЕЗОПАСНОСТЬ

В этом разделе мы рассмотрим эволюцию либерализма, его отношение к проблеме безопасности, войны и мира, а также выделим некоторые сходные черты этого направления с реализмом.

Классический либерализм возник как идеология оппозиции монархизму и меркантилизму. Затем он стал набирать силу и влияние, будучи идеологией держав-гегемонов (Британии и Соединенных Штатов). Либерализм выступал главным идеологическим оппонентом тоталитаризма (фашизма и коммунизма) и в конце концов превратился в господствующую идеологию индустриального общества.

'Дж.С. Милль. Основы политической экономии. М., 1980. Т.2. С. 341-343.

² Там же С. 343-345.

³ Кейнс Дж.М. Общая теория занятости, процента и денег I Пер. с англ. М., Прогресс, 1978. С. 457.

Глава 4. Экономический фактор в международных отношениях

Вопреки общему употреблению слова «либерализм», его значение не является настолько же однознач­ным. Мы воспринимаем либерализм как некий набор понятий и идей, которые в большинстве случаев дополняют друг друга, но подчас находятся в противоречии. Многие элементы этого набора появились очень давно, но только в ХУШ-ХГХ вв. были объединены в политическую про!рамму.

Главной идеей либерализма является индивидуализм. Индивидуализм ведет к частной собственности, рынку, господству права (внутри государств, а затем и на международной арене). Кроме того, индивиду­ализм является основой рационального поведения, светской жизни, толерантности, веры в прогресс и. наконец, убежденности в том, что эти идеи универсально хороши и применимы для всего человечества. Поэтому либерализм противостоит автократии, являющейся изначальным оппонентом либерализма, и коллективистским, тоталитарным моделям общества. В целом либерализм негативно относится к поли­тике баланса сил, войне и милитаризму, предпочитая более рациональные, легальные и институциональ­ные подходы к международным отношениям.

История развития либерализма как самостоятельной теории человеческих (в том числе и между­народных) отношений, начиная с Гоббса, может рассматриваться как проект по освобождению этих от­ношений от насилия. По мнению сторонников либерализма, экономические проблемы необходимо решать экономическими методами, идейные споры должны происходить без применения силы, а государство должно вмешиваться только тогда, когда существует какая-либо реальная угроза - внешняя агрессия либо восстание внутри страны. Насилие, таким образом, устраняется из нормальных отношений между гражданами¹.

Обычно выделяют четыре этапа в развитии либерализма: 1) начиная с Левиафана Гоббса, далее 2) защиты свободы от государства посредством права (Локк, Монтескье, Милл, Кант, Бентам) в XVII-XIX вв.; 3) теории свободной торговли А. Смита и, наконец, 4) попыток распространить либерализм на сферу международных отношений в Х1Х-ХХ вв.

Хотя с точки зрения теории международных отношений упоминание о Гоббсе в либеральном контек­сте может показаться спорным, ранняя история либерализма наилучшим образом может быть понята как развитие и ревизия идей Гоббса. Изначальная посылка Гоббса состояла в индивидуализме, в том, что каждый имеет право на самооборону, что полной безопасности индивиду никто не гарантирует. Поэтому рациональным казалось доверить суверену как оценку ситуаций с точки зрения безопасности, так и ее обеспечение.

Передача проблем «общего мира и безопасности» Левиафану не означает отказа от свободы как таковой. Напротив, индивиды остаются свободными принимать решения по всем остальным вопросам, хотя, конечно, их действия ограничиваются правилами, устанавливаемыми сувереном. Важно, однако, отметить, что, сосредоточив решение вопросов безопасности в своих руках, Левиафан не только защи­щает своих подданных, но и лишает их возможности использовать силу друг против друга. Это обстоя­тельство заслуживает особого внимания, поскольку противоречия религиозного и политического характе­ра в то время являлись серьезной угрозой для всего общества.

Итак, первые либеральные мыслители, начиная с Локка до Лейбница и с Монтескье до Кондорсе, в качестве отправной точки своих рассуждений брали безопасность индивида, доверяя ее обеспе­чение суверену. Безопасность индивида в либеральной традиции Просвещения является, таким образом, как коллективным, так и индивидуальным благом. Она есть для него и условие, и цель. Но эта цель может быть достигнута только коллективно.

В работе Локка «Two Treatises of Government» (1689) либерализм представлен как целостное учение. С этого времени у сторонников либерализма изменилось отношение к Гоббсу. Соглашаясь с концепцией общественного договора для обеспечения безопасности и, следовательно, свободы, они считали необхо­димым ограничивать государство. Государство было необходимо для защиты от внешних угроз и для предотвращения внутренних конфликтов, но слишком часто оно само несло угрозу личной свободе и даже жизни индивида. Эта дилемма определяла развитие либерализма на протяжении ХУШ-Х1Х вв.

Локк, Монтескье, Кант, Бентам и Милль обосновывали необходимость ограничения государства посред­ством права, установления конституционного правления, осуществления принципа разделения властей.

С середины XIX в, стала формироваться более точная концепция относительно условий, при которых государство может нарушить нормальную жизнь своих граждан, отойдя от существующего порядка

¹ Buzan Barry and Waever Ole, Liberalism and Security: The contradictions of the Liberal Leviathan/ Copenhagen Peace Research Institute, April 1998. Р. 5.

Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики

управления и законов. Отказ от использования в качестве предлога «необходимости», которая могла ин­терпретироваться очень широко, к точному определению экстраординарных условий (emergency conditions) способствовал встраиванию в концепцию либерализма понятия безопасность. Лишь в случаях реальной внешней угрозы государство может выйти за пределы права.

Третий этап ограничения государства был инициирован идеологами свободного рынка в 1820-1830-е гг. А. Смит и другие представители шотландского Просвещения пришли к выводу о том, что невмеша­тельство государства в экономическую жизнь приносит положительный результат. Хотя в настоящее вре­мя это рассматривается как исключительно экономическая концепция, в свое время речь шла в целом о пересмотре роли государства, его переориентации на использование экономических рычагов управления и сохранении простора для раскрытия потенциала частного предпринимательства и индивидуализма в целом. Сама природа экономического процесса не дает государству возможности обладать полнотой информации и потому управлять этим процессом. Лучшие результаты могут быть достигнуты в случае, когда право принимать решение делегируется самим предпринимателям, преследующим свои собствен­ные цели. Идея разделения экономической и политической сфер является центральной. Именно это раз­деление создает предпосылки для существования саморегулирующейся экономики. Однако оно должно реализовываться через деятельность государства. На этом этапе либерализм рассматривает государ­ство как механизм, посредством которого обеспечиваются свобода личности и хорошее управление. Бе­зопасность и свобода становятся тесно связанными друг с другом. Отметим, что в то время представи­тели либерализма ни в коем случае не рассматривались как антигосударственники. Они стремились лишь к тому, чтобы сдержать естественную для государства тенденцию - вмешиваться во все сферы жизни общества.

Развитие классического либерализма применительно к внутриполитическому контексту сопровожда­лось также во вес большей степени растущим вниманием к международным отношениям и пробле­ме войны. Это происходило в силу двух основных причин. Первая состояла в мессианском стремлении либерализма расширит!, сферу своего действия за пределы государства, стать универсальной концепци­ей. Вторая причина коренилась в желании обеспечить выживание либерализма как практики на уровне отдельного государства в связи с тем, что война и милитаризм являлись наиболее удобными предлогами для наступления на свободу, использования ресурсов в интересах государства (а не личности и общества) и т.п.

Как уже отмечалось, фритрейдеры XIX в. пытались распространить логику либерализма на междуна­родные отношения. Тогда (как, впрочем, и сейчас) они стремились к тому, чтобы избегать насилия в межгосударственных отношениях, настаивали на демилитаризации. Международные отношения, по их мнению, должны строиться не с целью создания некоего глобального Левиафана, а следуя логике эконо­мической взаимозависимости между ними и демократизации внутри них.

Основная идея либерализма относительно открытости экономики, политики и общества означает, что государства и общества соглашаются максимально сузить спектр проблем, которые они относят к сфере безопасности. Этим, как уже отмечалось, либерализм отличается от закрытых меркантилистс­ких и тоталитарных государств, которые относят к собственной безопасности все, начиная от поп-музыки и производства обуви и кончая строительством подлодок и космических аппаратов.

Идеалистическая цель либерализма состоит в том, чтобы на первом этапе ограничить понятие «без­опасность» рамками лишь военного сектора, а затем поставить под сомнение легитимность применения силы и снять в конце концов с повестки дня сами проблемы безопасности, сопрягаемые с правом при определенных обстоятельствах использовать силу. Главной альтернативой этому называлась свобода торговли, однако сторонники либерализма подчеркивали, что в международных отношениях существуют также и другие инструменты: общественное мнение, здравый смысл, взаимозависимость, разоружение, информация, демократия, международные организации.

Применительно к сфере международных отношений антигосударственная ориентация либерализма более очевидна, нежели применительно к отношениям внутри государства. Действительно, по мнению либерализма, в международных отношения государства являют собой проблему. Отношения между го­сударствами были бы лучше, если бы на них меньшее влияние оказывали лидеры государств, дипломаты и генералы. В международных отношениях либерализм выступает за то, чтобы в наименьшей степени осуществлялось взаимодействие государств и в наибольшей - наций и обществ (Cobden).

Мы уже упоминали о том, что первый большой эксперимент по созданию международных институтов для решения проблем безопасности был предпринят только лишь после окончания первой мировой войны,

Глава 4. Экономический фактор в международных отношениях

которая сама по себе несла угрозу всей либеральной цивилизации. Деятельность Лиги Наций, попытки создания системы коллективной безопасности, а также расчеты либералов на силу общественного мне­ния поставили под сомнение эффективность либеральных инструментов поддержания мира и обеспече­ния международной безопасности. Результатом этого явилось почти полувековое доминирование в тео­рии международных отношений реализма.

Однако это не означает, что либерализм как теоретическое направление в международных отноше­ниях перестало существовать. Как уже отмечалось, либерализм стал доминирующей идеологией инду­стриального (и постиндустриального) общества. Более того, «либеральный проект» не только выжил, но материализовался в сообщество безопасности, основанный на промышленно развитых странах За­пада и Японии.

Существуют разные традиции либерализма, по-разному трактующие взаимосвязь политического режима и внешней политики. Либеральный империализм Макиавелли, либеральный интернационализм Канта и либеральный пацифизм Шумпетера основаны на совершенно различных взглядах на природу человека, государства и международных отношений¹.

Либеральный империализм Макиавелли состоит в обосновании тезиса о том, что республики не только не являются миролюбивыми, но, напротив, представляют собой лучшую форму государственного устройства для империалистической экспансии. Республика Макиавелли представляет собой не демок­ратию, которая, по его мнению, быстро трансформируется в тиранию, а сообщество равных в социальном отношении свободных граждан, участвующих в политической жизни. Сущностью внутриполитической жизни является, с одной стороны, стремление к доминированию правящей элиты, а с другой стороны, опасение масс попасть в зависимость. Это внутреннее противоречие находит свое разрешение в экспан­сии, удовлетворяющей интересы всех и высвобождающей энергию масс. Желающие властвовать - вла­ствуют, желающие остаться свободными - сохраняют свой статус. Кроме того, все получают удовлет­ворение от радости победы.

Макиавелли доказывал, что свободный Рим в большей степени готов к успешной экспансии, чем ари­стократические республики типа Спарты и Венеции. По мнению ряда авторов, многочисленные интер­венции США в послевоенное время подтверждают выводы Макиавелли².

Для понимания сути второй традиции либерализма необходимо напомнить, что современный либера­лизм в своей основе имеет две идеи:

1) демократии друг с другом не воюют (первое эмпирическое исследование было предпринято еще
в 1938 г.);

2) допустимость войн в отношении недемократических государств.

Ни реализм, ни марксизм не могут объяснить феномен того, что более чем 150 лет демократические государства не воюют друг с другом.

Кантианская теория либерального интернационализма дает ответ на этот вопрос. Граждане у Канта преследуют различные цели, они индивидуалисты и ведут себя рационально. Однако, и это особенно важно, они способны согласиться с моральным равенством всех индивидов и видят в других не средство, а цель. Поэтому государство у Канта представляет собой институт, который осуществляет свои функции в соответствии с правом. В отличие от республики Макиавелли, кантианские республики в состоянии поддерживать мир между собой, поскольку они способны проявлять осмотрительность и уважать меж­дународные права других республик. Этими правами обладают представители другой страны, которые равны в моральном отношении. Кантианские республики готовы к ведению войны с теми государ­ствами, в которых отсутствует представительная власть, и, более того, видят свою миссию в защите и «экспорте» демократии, частной собственности и любой деятельности, направленной на освобождение тех, кто находится в состоянии несвободы. Таким образом, либеральный интер­национализм Канта может рассматриваться в качестве одной из основ концепций «гуманитарных интер­венций». Конечной же целью (и одновременно условием «вечного мира») является глобальное торжество демократии.

Третья модель, разработанная Шумпетером, рассматривает людей как рационально мыслящих индивидов, приверженных принципам демократии. Кроме того, они, по его мнению, едины в том, что

¹ Doyle Michael. Liberalism and World Politics // The New Shape of World Politics. Contending Paradigms in International Relations. Foreign Affairs. New York. 1997. Р. 39-66.

² Aron Raymond. The Imperial Republic // New York, 1974: Barnet Richard. Intervention and Revolution. Cleveland. 1968.

Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики

стремятся к материальной выгоде. Поскольку их материальные интересы неразрывно связаны с возмож­ностью торговли в условиях мира, они и их государства миролюбивы. В войне заинтересованы только военная аристократия и те, кто может получить материальную выгоду. Демократия не будет защищать интересы меньшинства и платить высокую цену за империалистическую политику, которая является ре-. зультатом деятельности «военной машины», милитаристских инстинктов и желанием экспортировать монополизм'.

Критика взглядов Шумпетера, изложенных в его книгах «Sociology of Imperialism» и Capitalism, Socialism and Democracy», ведется но трем направлениям:

1) «материалистический монизм» Шумпетера не оставляет места для неэкономической мотивации
внешней политики, исходящей будь то от государства или отдельных лиц. Таким понятиям, как
слава, престиж, идеология, или просто желаниям власть имущих не находится места в теорети­
ческих построениях Щумпетера. Не учитываются также и сравнительные выигрыши в торговле,
которых можно достичь в результате войн;

2) политическая жизнь индивидов представлена как нечто одинаковое, гомогенное. Все граждане -
предприниматели и рабочие, сельские жители и горожане - стремятся к материальному благополу­
чию. Шумпетер полагал, что нахождение у власти не меняет людей;

3) наконец, подобно тому, как сфера внутренней политики представляется гомогенной, такой же явля­
ется и сфера мировой политики. Стремящиеся к материальной выгоде демократические государ­
ства все вместе эволюционизируют в сторону свободной торговли. Государства с различным об­
щественным строем как будто не существуют для Шумпетера.

И все же, отмечая возможность использования насилия в отношении других стран, либерализм счита­ет нормой мир, сотрудничество. Конфликт есть временное состояние нарушения мира, в условиях которо­го обмен позволяет государствам становиться богаче.

Источник конфликта, по их мнению, кроется в непонимании друг друга и неправильной оценке ситуации сторонами или одной из сторон. Стремление к достижению односторонних преиму­ществ в результате конфликта является результатом близорукости политиков, неверных расче­тов, заблуждений или же недостаточной информированности.

В заключение следует отметить, что реализм и либерализм имеют нечто общее.

Реализм и либерализм в отличие от идеализма являются позитивистскими теориями, которые объяс­няют мир. Идеализм, как известно, является нормативной теорией, конструирующей альтернативный ре­альному мир.

Подобно реализму, либерализм многолик, он имеет несколько направлений.

Либерализм признает, что в мире нет какого-либо центрального регулирующего органа, способного установить порядок. Однако либерализм говорит не об «анархии», а о «неурегулированности» междуна­родных отношений, сохраняя надежду, что это в принципе возможно. Либерализм в словосочетании «анар­хичное общество» делает акцент на слове «общество».

Обе школы исходят также из того, что нет универсального права, признаваемого всеми и защищаемо­го на наднациональном уровне.

Естественно, что реализм и либерализм видят в государствах основных субъектов международ­ных отношений. Однако либерализм считает также важными субъектами на международной арене частных лиц, фирмы, международные организации. Особое внимание он уделяет их взаимодействию и результатам этого взаимодействия.

Наконец, реализм и либерализм говорят о рациональном поведении участников международных отно­шений. Реализм, правда, говорит о том, что государство рационально отвечает на вызовы и угрозы, кото­рые исходят из враждебной международной среды. Либерализм, в свою очередь, концентрирует свое внимание на стремлении удовлетворения своих собственных интересов.

Помимо общих концепций, заимствованных у экономистов, реалисты используют также и их методы исследования. Теория игр - модель экономического поведения - быстро стала использоваться для моде­лирования международных отношений и особенно военно-стратегических проблем (другие примеры -так называемая дилемма узника).

¹ См.: Haas Michael. international Conflict. New York, 1974. Р. 464-65; Rummel R.J. Libertaruanism and International Violence// J. of Conflict Resolution. 1983.27-.27-71.Doyle M, Kant. Liberal Legacies and Foreign Affairs// Philosophy and Public Affairs. 1983. 12-323-53; Chan Steve. Mirror, Mirror on the Wal. Are Freer Countries More Pacific?// J. of conflict Resolution. 1984. 28: 617-48; Weede Erich. Democracy and War Involvement // . J. of conflict Resolution. 1984. 28:649-64.

Глава 4. Экономический фактор в международных отношениях

Однако имея много общего в оценке мира, в котором действуют заинтересованные в удовлетворении собственного интереса субъекты, представители реализма и либерализма приходят, как уже отмечалось, к противоположным выводам.

4.3. ТЕОРИЯ «ГЕГЕМОНИСТСКОЙ СТАБИЛЬНОСТИ»

Эта теория представляет собой одну из попыток расширить теорию реализма посредством включения в нее международных норм права и институтов.

Теория «гегемонистской стабильности» утверждает, что

гегемонистские структуры власти, в которых доминирует одно государство, в наибольшей степени способствуют развитию международных режимов, основывающихся на довольно точных и хорошо соблюдаемых нормах (Р. Кеохейн).

Следовательно, в рамках этих режимов обеспечивается мир и стабильность.

Почему государство-гегемон заинтересовано в поддержании правил и норм, которые являются «об­щим благом»? В соответствии с теорией «гегемонистской стабильности» гегемон имеет интересы, со­впадающие с «общим благом» для всех других государств. Гегемон, будучи крупнейшим участником международной торговли, кровно заинтересован в укреплении принципов свободы торговли. Обладая наи­высшей производительностью труда и уровнем технологии, он не опасается конкуренции со стороны дру­гих стран. Напротив, он боится того, что его товары не будут допущены на рынки других стран. Гегемон выступает за свободу торговли и использует всю свою мощь, чтобы ее обеспечить. Таким образом, гегемон создает возможность и мотив для поддержания режима, который гарантирует политическую стабильность с целью ведения свободной международной торговли.

Проблема взаимосвязи гегемонии и стабильности стала предметом исследований И. Валлерстейна¹.

Рассматривая историю капитализма с XVI в. до настоящего времени, И. Валлерстайн исходил из того, что капитализм представляет собой, во-первых, систему, относительно автономную от внешнего воздей­ствия, во-вторых, историческую систему, которая появилась несколько веков тому назад, достигла высо­кого уровня развития и когда-то прекратит свое существование.

Любая система имеет внутреннюю структуру, которая обеспечивает ее самосохранение, но историч­ность системы предопределяет накопление факторов, стимулирующих изменение этой системы при опре­деленных условиях. Система переживает бифуркационную турбулентность, или, иными словами, переход количественных изменений в качественные.

Одним из ключевых понятий, которые использует И. Валлерстейн, является «гегемония». Гегемо­ния - это система межгосударственных отношений, в которой противоборство так называе­мых великих держав оказывается настолько несбалансированным, что появляется одно госу­дарство, становящееся первым среди равных (primus inter pares). При этом доминирующая держа­ва имеет возможность диктовать правила поведения и свою волю в экономической, военной, дипломатической и даже культурной сферах. Материальной основой такой гегемонии является эффек­тивность ее предприятий в трех ключевых сферах экономики - в агропромышленном производстве, торговле и финансах. Экономическая эффективность предприятий государства-гегемона была настолько высока, что она позволяла добиваться успеха даже на внутренних рынках других держав. Гегемония наступает в случаях, когда даже союзники доминирующей державы на деле есть не более чем ее клиенты, а противоборствующие державы деморализованы и придерживаются сугубо оборонительной линии поведения относительно гегемона. Вместе с тем гегемония представляет собой процесс, изме­няющий континиум противоборства великих держав. Она возникает при определенных обстоятельствах и имеет особое значение для развития мирового капиталистического хозяйства.

По мнению Валлерстейна, в истории капитализма было всего три периода гегемонии - в середи­не XVII в. (1620-1672 гг., объединенные провинции), в середине XVIII в. (1815-1873, Великобритания) и в середине XX в. (1945-1967 гг., США).

¹ Wallerstein Immanuel. The three Instances of Hegemony in the History of the Capitalism World-Economy // International J. of Comparative sociology. 24. 1-2 (1983); The rise and demise of the world capitalist system. Comparative studies in society and history. 16:4,388-94,397-406.

Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики

Общим для них было:

1) наличие преимуществ одновременно в трех сферах экономической жизни, о которых говорилось
выше;

2) политика глобального «либерализма», нашедшая свое воплощение в защите свободного перемеще-
ния факторов производства (товаров, капитала, рабочей силы) в мировой экономике и противодей-
ствие любым попыткам ограничить свободу торговли. В политической сфере экономический
рализм явился основой парламентских институтов, господства права и гражданских свобод. Высо-
кий уровень жизни трудящихся в стране-гегемоне также являлся одной из характерных черт.
это не означает того, что названные качества носили некий абсолютный характер. В случае, если
стране-гегемону было выгодно, предпринимались отнюдь нелиберальные меры; они вмешивались
во внутренние дела других стран; для гарантии национального «консенсуса» они прибегали к мера
репрессивного характера и т.д. Однако либерализм как идеология и политика достигали наиболь
шего расцвета именно в периоды гегемонии;

3) характер военного доминирования определялся тем, что страны-гегемоны были морскими (сейчас
морскими и воздушными) державами. Они не стремились чрезмерно развивать свои сухопутные
войска и быть втянутыми в наземные кампании, дабы максимально экономить средства и не рас-
пылять людские ресурсы. Потребность в больших сухопутевых силах возникла лишь с появление
мощных противников, располагавших сильной армией.

В каждом из трех случаев установлению гегемонии предшествовала продолжительная война, штора приводила к изменению всей системы международных отношений:

Тридцатилетняя война 1618-1648 гг. и победа Нидерландов в борьбе с Габсбургами привели к ее зданию Вестфальской системы;

наполеоновские войны 1792-1815 гг. закончились поражением Франции в ее борьбе с Великобрита- нией за гегемонию, в интересах которой возник «концерт держав»; первая и вторая мировые войны обеспечили доминирование США, нашедшее свое отражение отчасти в Уставе ООН и деятельности международных экономических институтов, созданных в Бреттон-Вудсе.

Каждый из названных периодов гегемонии сопровождался появлением двух претендентов на роль лидера (в первом случае - Англии и Франции, во втором ~ США и Германии, в третьем -Японии и Западной Европы), причем новый гегемон намеренно избирал своего предшественника в качестве своего «младшего» партнера.

Классическими примерами этой теории являются рах britanicа, существовавшая в середине XIX в., pах americana, возникшая после окончания второй мировой войны.

В середине XIX в. превосходство Великобритании на международной арене основывалось не только на эффективности ее экономики, но и на ее господстве на море, которое не подвергалось довольно долгое время претензиям со стороны континентальных держав, в том числе и в связи с тонкой игрой британской дипломатии, сохранившей за собой роль дирижера в весьма подвижной структуре международных отно­шений в Европе.

Нормы либеральной экономики (свободная торговля, золотой стандарт, свободное перемещение капи­тала и рабочей силы) получили широкое распространение по мере роста престижа Британии. Эти нормы в качестве универсальной идеологии являли собой основу для гармонии интересов. Хотя в то время и не существовало формальных политических международных институтов, идеологическое отделение эконо­мики от политики означало, что Сити мог выступать в качестве регулятора и администратора, опираясь на эти универсальные нормы.

Однако, начиная с последней четверти XIX в., ситуация в мире значительным образом изменилась. Упадок экономической и военной мощи Британии, потеря ею безоговорочного лидерства на море сопро­вождались ростом мощи Германии и Соединенных Штатов. Экономический либерализм также факти­чески сошел на нет в связи с ростом протекционизма, попытками ряда стран участвовать в переделе мира и, наконец, отказом от золотого стандарта. Попытки создания универсального международного ин­ститута для поддержания мира и стабильности (Лиги Наций) также потерпели крах.

Структура власти в новой системе гегемонии рах атеriсапа была более жесткой, чем в предыдущей. В ее основе были альянсы государств, во главе которых находились США, созданные с целью сдержива­ния Советского Союза. Эта система гегемонии создала предпосылки для развития мировой экономики, в которой Соединенным Штатам принадлежала примерно такая же роль, что и Британии в середине про-

Глава 4. Экономический фактор в международных отношениях

шлого века. США редко прибегали к прямому вмешательству для защиты своих экономических интере­сов. Поддерживая нормы международного экономического порядка, установленные в Бреттон-Вудсе, США обеспечивали своим корпорациям получение прибыли, достаточной для поддержания мощи госу­дарства.

Рах атеriсапа создала большое количество международных организаций. Опыт Великой депрессии и рост кейнсианства привели к тому, что разделение политики и экономики XIX в. окончательно сошло на нет. Поскольку государство получило возможность играть значительную роль в регулировании нацио­нальной экономики, возникла потребность в административном управлении и мировой экономикой, а так­же придании ей качества межгосударственных отношений.

Упадок США в 1970-е гг., нашедший свое выражение в поражении в войне во Вьетнаме, росте влияния ОПЕК, экономической стагнации, не привел к разрушению системы международной валютной и торговой системы, сложившейся после второй мировой войны. Международные экономические режимы смогли адаптироваться к новым условиям.

Режимы не всегда исчезают вместе с упадком силы государства-гегемона. Его наличие может быть необходимым условием для появления международных режимов, но оно не обязательно для их подержа­ния. Как и все социальные феномены, режимы инерционны. Кроме того, государства со временем могут сами осознать выгоды того или иного режима и использовать его в своих интересах.

Американская гегемония закончилась, хотя США сохраняют за собой лидерство в торговле и в финан­совой сфере. Военная и политическая мощь Америки сократилась, а следовательно, и возможность дик­товать свою волю союзникам-противникам (Японии и Западной Европе). Однако это только начало зака­та американской гегемонии, не означающего ни в коей мере сворачивания процесса глобализации и уни­версализации норм либеральной экономики.

Понятие «гегемония» как своего рода мостик между мощью государства, идеями и институтами позволяет решать некоторые проблемы международных отношений, в частности объяснить стабиль­ность и, следовательно, мир.