КРИТИКА ИСКУССТВА КЛАССИЦИЗМА И АНТИЧНОСТИ 8 часть

истина... Спокойному сознанию, которое честно сводит мелодию добра и истины к одинаковым тонам, т. е. к единой ноте, эта речь представляется «вздорной болтовней, смешанной из мудрости и безумия и т. д.» (следует цитата из Дидро).

Забавнее гегелевского комментария — комментарий господина Жюля Жанена, выдержки из которого ты найдешь в приложении в конце томика. Этот «cardinal de la mеr» не удовлетворен отсутствием в «Рамо» Дидро моральных выводов, поэтому он исправляет эту вещь следующим открытием; вся извращенность Рамо есть результат его огорчения по поводу того, что он «не родился gentilhomme». Эта дрянь в стиле Коцебу, которую он построил на таком базисе, идет теперь в Лондоне в качестве мелодраматического представления. Путь от Дидро до Жюля Жанена, это — как раз то, что физиологи окрестили именем регрессивной метаморфозы: французский дух до французской революции и при Луи-Филиппе!»¹

Цитируемый Марксом гегелевский анализ «Племянника Рамо» из «Феноменологии духа» говорит о том, насколько глубокое впечатление произвело гениальное произведение Дидро на великого немецкого философа. Гегель, создавший грандиозную идеалистическую систему истории человечества, как историю развития различных форм человеческого сознания, «духа», не мог не видеть в «Племяннике Рамо» яркое художественное выражение одной из узловых форм этого сознания. «Разорванное сознание» — вот как он называет главу, посвященную анализу «Племянника Рамо». В лице Рамо, представляющего здесь аристократический мир, Гегель и видит яркого носителя этого «разорванного» сознания. Во второй половине XVIII столетия во французском аристократическом обществе, несомненно, имело место это «разорванное сознание». Сознание это переходящее, неустойчивое, оно и выражает неустойчивость, переходность эпохи. Мы не можем требовать от Гегеля, строящего все свою философскую систему на основе развития духа, понимания и раскрытия подлинных, то есть материальных, причин развития как человеческого сознания, так и человеческого общества. Но его определение одной из форм развития человеческого сознания, как

¹К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. XXIV, стр. 190—191.

сознания разорванного, и его анализ форм воплощения этого сознания вскрывают типические черты и характерные особенности целой эпохи.

Борьба между разорванным сознанием Рамо и добродетельным и честным сознанием, представляемым здесь Дидро, наполняет всю эту эпоху. Анализируя в этом плане основное противоречие эпохи, Гегель раскрывает диалектику развития человеческого общества на основе именно этого противоречия: благородное когда-то сознание (то есть аристократия) в процессе исторического развития превращается в свою собственную противоположность и становится низменным, разорванным сознанием, и наоборот: низменное сознание(то есть буржуазия) превращается в сознание благородное, честное, движущее вперед общественно-историческое развитие.

Монархическая, абсолютная власть, покровительствующая этому разорванному сознанию, сама является высшим его воплощением. Дворянство и аристократия — ее верные атрибуты и спутники. Все они исторически изжили себя. Объективный ход развития низменного, но превратившегося уже в честное, спокойное и благородное сознание (сознание буржуазии), уже отрицает разорванное сознание дворянства и аристократии. Диалектика исторического развития выдвигает честное и спокойное сознание, как сознание, которое должно ниспровергнуть когда-то благородное, но превратившееся уже в свою собственную противоположность разорванное сознание.

Однако Гегель, становясь на точку зрения Дидро в его критике аристократического общества и культуры (то есть разорванного, подлого, извращенного сознания), не может согласиться с ним, когда тот считает победу просветительского сознания окончательной победой правды, истины, разума. Гегель правильно и указывает на метафизичность взглядов Дидро, рассматривающего истину буржуазной правды и разума как «неизменные сущности», в то время как они являются лишь необходимым и неизбежным, но переходным этапом в развитии человеческого сознания вообще.

Прошло свыше ста семидесяти лет со дня написания «Племянника Рамо». И сегодня произведение это читается, как будто оно написано совсем недавно. Замечательный анализ Гегеля, рассматривающего буржуазную правду и разум как переходный этап в развитии человеческого

сознания вообще, нашел уже свое историческое подтверждение. Диалектика классовой борьбы превратила благородное когда-то сознание (буржуазное) в его собственную противоположность — в сознание разорванное. Мы являемся свидетелями крушения целой общественно-экономической системы—капиталистической, декаданса ее когда-то богатой культуры. Победа нового общественного строя — социалистического — означает в то же время окончательную победу «благородного сознания», являющегося господствующей формой сознания бесклассового, социалистического общества. Что касается «разорванного сознания», то оно при социализме, с уничтожением причин, неизбежно порождавших его, окончательно уходит в прошлое как форма человеческого сознания, основанная на эксплуатации человека человеком.

С потрясающей силой великого художника обнажает Дидро отвратительную сущность именно этой «разорванной» формы человеческого сознания. И, поскольку она еще живет и в наши дни, «Племянник Рамо» помогает нам раскрыть некоторые из существенных особенностей ее сегодняшних носителей — буржуазии.

Однако «Племянник Рамо» не утвердился бы в веках, если бы это был просто трактат о феодально-аристократическом обществе накануне великой буржуазной революции. Особое его значение состоит в том, что мы имеем здесь дело именно с замечательным художественным произведением, не укладывающимся в традиционные художественные жанры. В нем мы чувствуем Дидро со всей мощью его классического французского красноречия, силой его неумолимой логики, напряженностью описываемых им драматических ситуаций, богатством и красочностью его языка. «Племянник Рамо» как бы написан одним большим дыханием, это гениальная художественная импровизация, мощный порыв чувств, страстей, мыслей. Во всем этом именно и состоит его неувядаемая слава.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Подобно тому как великая французская буржуазная революция и наиболее славный ее этап — плебейская якобинская диктатура — ассоциируются в нашем сознании с Маратом и Робеспьером, так и французское Просвещение ассоциируется у нас с именем Дени Дидро. Правда, не Дидро является духовным отцом Марата и Робеспьера, а Жан-Жак Руссо. Вспомним, как Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» говорит о том, что ученики материализма энциклопедистов были гильотинированы Робеспьером. Дидро, бесспорно, объективно был идеологом средней буржуазии, тогда как Руссо — идеологом мелкой буржуазии.

Однако, выяснив однажды социальную природу французских просветителей, мы еще далеко не решаем проблему их наследства. Задача исследователя состоит и в том, чтобы выявить тенденции и те грани, где великие люди прошлого преодолевали классовую ограниченность их культуры.

Исследование и изучение эстетического наследства Дидро является одной из задач марксистско-ленинского литературоведения. В период, когда критика ставит центральной задачей разработку проблем социалистического реализма как художественного метода советской литературы особое значение приобретают анализ, критическое освоение и переработка богатейшего наследства теоретической критики и эстетических учений прошлых революционных эпох.

Тенденция нигилистического отрицания какой бы то ни было преемственности между нашей художественной

культурой и величайшими художественными явлениями прошлых эпох приносит огромный вред. Под видом критики ограниченности буржуазного реализма иногда вычеркивается богатейшее художественное наследство прошлых эпох. Между тем необходимо искать в нем те его черты и особенности, в которых намечаются тенденции преодоления исторической ограниченности.

Конечно, отсюда не следует, что миросозерцание художников прошлого, и в частности миросозерцание Дидро, вообще не было ограниченным. Подобное положение привело бы к ревизии марксизма-ленинизма. Дидро, как и все материалисты до Маркса, включая в том числе и Фейербаха, был исторически ограниченным. Его материализм остался механическим, метафизическим, материализмом созерцательным.

Было бы также в высшей степени неправильно, отыскав действительно имеющиеся «гениальные догадки» диалектического мышления у Дидро, превращать последнего в прямого предтечу марксизма или еще больше — в диалектика-материалиста. По этой линии, как известно, шла ревизия марксизма со стороны А. Деборина, который и Спинозу, и Дидро, и Фейербаха, и других материалистов, следуя худшим традициям Плеханова, рассматривал чуть ли не как диалектиков-материалистов. Проблема наследства великих мыслителей разрешалась им лишь в зависимости от того, насколько близко подходило их учение к философии марксизма, независимо от того, продуктом какой исторической конкретной обстановки они являлись и идеологами какого именно класса они выступали. Таким образом стиралась качественная разница между философией революционного пролетариата — диалектическим материализмом, и философией революционной когда-то буржуазии — механистическим материализмом.

С другой стороны, в разрешении проблемы наследства величайших людей прошлых культур стали впадать и в другие, не менее порочные ошибки. На основе того факта, что многие из великих художников и мыслителей прошлого (Шекспир, Дидро, Гете, Гегель, Бетховен, Бальзак) поднимались выше узко классовых интересов своего класса, преодолевали ограниченность этих интересов, а некоторые из них даже строили и свои социальные утопии, делают совершенно неправильный и ошибочный вывод о том, что почти все они вообще выпадали из своей

классовой культуры, из своей исторической социальной базы, тем самым приближаясь к пролетариату.

Учение Ленина о культуре, о критической переработке и критическом освоении прошлых культур, как одной из основных предпосылок и условий строительства новой, социалистической культуры, выступает как против отрыва великих людей прошлого от их социальной базы, так и против догматического замораживания их в ней. Само собой разумеется, что мы в работе над проблемами наследства должны защитить его от многочисленных фальсификаций в угоду узко классовым эксплуататорским интересам современной буржуазии. В эпоху империализма, в эпоху загнивания капиталистической системы и культуры, в эпоху окончательного декаданса этой культуры современная буржуазия пытается вызывать на помощь «духов прошлого». Вспомним, как в Германии фашиствующая буржуазия во время юбилейных торжеств фальсифицировала наследство Гегеля, Гете и Вагнера, вытравляла из них все прогрессивное и объективно-революционное и поднимала на щит филистерское, реакционное, мистическое, контрреволюционное.

Реабилитировать великих идеологов буржуазии и восстановить подлинное их наследство — это значит в конкретной исторической обстановке, на основе правильного, материалистического анализа явлений, раскрыть их роль и значение и показать тот вклад, который они сделали в великую сокровищницу человеческой культуры вообще.

В исследовании эстетической системы Дидро мы и старались положить в основу именно эти принципы. Основная задача состояла в том, чтобы объективно, объективно в ленинском понимании, раскрыть все богатство эстетической системы Дидро.

Из всего изложенного в книге нетрудно убедиться, что Дидро не топтался на месте, что он подчас преодолевал ограниченность своей эстетики и иногда стихийно добирался до некоторых из диалектических моментов в понимании художественных явлений.

Самое крупное завоевание эстетической мысли XVIII столетия, на наш взгляд, состоит именно в теоретическом обосновании реализма, построенного на материалистической теории познания. Давно умерли многие из реалистических художественных произведений XVIII столетия, но теория реализма Дидро остается как одно из

лучших завоеваний энциклопедистов. Мы видели, что Дидро чужды субъективно-идеалистическое понимание искусства, скольжение по поверхности явлений, прикрашивание действительности, что реализм он понимает не как рабское подражание природе, не как фотографирование отдельных кусков ее, не как натурализм, а как реализм отношений. Мы видели, что его не могли удовлетворить и серое бытописательство, пассивность жанрового реализма как в живописи, так и в театре. Ограниченность жанрового реализма Дидро преодолел теоретически реализмом отношений, больших конфликтов, бурных страстей. Таким образом, был найден выход в реалистическую сатиру Бомарше, с одной стороны, и в революционно-демократический классицизм — с другой.

Сила Дидро как художника и философа искусства состоит не только в обосновании мещанского драматического жанра, на чем обыкновенно делалось ударение. Сила его в том огромном многообразии художественно-творческих проблем, поднятых и разрешенных им, которые вошли в золотой фонд лучших завоеваний художественной и эстетической мысли прошлого. Эстетическое наследство Дидро—богатейший материал, разработка и критическое освоение которого могут обогатить современного художника, писателя, композитора, критика.

СОДЕРЖАНИЕ

В. Бахмутский. Д. И. Гачев и его книга о Дидро . . . 3

От автора ....................... 11

Введение ....................... 13