Юридический позитивизм и неопозитивизм в России (Г.Ф. Шершеневич, В.Д. Катков)

Представители юридического позитивизма в России: Г. Ф. Шершеневич и В. Д. Катков

Наиболее видным представителем юридического по­зитивизма в России был Габриэль Феликсович Шершеневич (1863—1912), который в своих работах развивал формально-догматическую трактовку права, опираясь на позитивистскую философию О. Конта и Дж. Ст. Милля и продолжая традиции английской аналитической школы (Дж. Остин) и континен­тального юридического позитивизма (ранний Р. Иеринг). Согласно Шершеневичу, в соци­альной диаде «государство — право» приоритетное положение принадле­жит государству, которое историчес­ки возникло раньше права. Обязан­ность права как производной, вторичной социальной реалии со­стоит в том, чтобы обслуживать го­сударство, обеспечивать необходи­мый для его функционирования общественный порядок. Обладая ре­альной силой и властью, государство ставит себя выше правовых ограни­чений и настаивает на том, что они должны распространяться только на граждан. Государству принадлежит ведущая роль в формировании мо­тивов законопослушного поведения в индивидуальном сознании, оно должно побуждать граждан к зако-нопослушанию посредством угроз и практики воспитательных мер. От эффективности этой деятельности зависит большая или меньшая го­товность граждан подчиняться нор­мам права.

Важным мотивом, побуждающим граждан соотносить свое социальное поведение с правовыми нормами, выступает индивидуальный интерес, сознание собственной выгоды. Так, индивиду выгодно действовать в соответствии с нормами права, чтобы самому иметь возможность требовать от своих контрагентов того же самого. При этом чем выше развитие личности, тем отчетливее она сознает значимость цивилизованно­го правопорядка для общего благо­получия и тем тверже ее намерения следовать предписаниям закона. В тех случаях, когда индивид не имеет врожденной наклонности к добропо­рядочному поведению и не получил должного воспитания, пробудить в нем мотивы к законопослушному поведению можно лишь посред­ством угрозы. Страх перед санкци­ей, содержащейся в правовой нор­ме, перед возможным наказанием способен удерживать людей от на­рушений закона. Подоплекой же страха является природный эгоизм человека. Именно он в качестве ин­стинкта самосохранения, боязни лишиться жизненных благ, свободы или даже жизни заставляет боль­шинство людей считаться с право­выми предписаниями. Эгоизм выс­тупает в роли своеобразного рычага, который дает законодателям воз­можность воздействовать на пове­дение людей и поддерживать долж­ный правопорядок в обществе.

Для Шершеневича страх высту­пает в качестве основного, ведущего мотива законопослушного поведе­ния. Сила и авторитет закона спо­собны внушать не только уважение, но и страх. Мощь государства, сто­ящего за спиной права, несоразмер­на с силами отдельного человека, и бессознательное ощущение этой мощи пронизывает мотивы многих видов социальной деятельности людей. При этом страх является ба­зовым мотивом, а все остальные — только производные от него. Для государственной машины важно то обстоятельство, что страх включает свои регулятивные резервы тогда, когда остальные мотивы оказыва­ются не действенны. Нормам права свойственно организовывать прину­дительное воздействие на поведение людей, будить соответствующие мотивы и тем самым осуществлять психическое принуждение. Это мо­гут быть мотивы, склоняющие к должному поведению, и мотивы, за ставляющие преодолевать наклонно­сти к недолжному поведению, но в обоих случаях силой, воздействую­щей на индивидуальную психику, выступает государственная власть и ее правоохранительные органы.

Данное обстоятельство застави­ло Шершеневича исключить из сфе­ры права и правосознания все то, что лишено признаков организованного принуждения и связано со сферой нравственной мотивации должного поведения. То же самое он делает и с религиозной мотивацией, исключая 'из правовой области каноническое, церковное право. Эта же логика по­требовала от него вывести за пре­делы права всю область международ­ного права. И уж совершенно парадоксальным оказался вывод следующего содержания: «Если нор­мы права выражают собою требова­ния, обращенные государственной властью к подчиненным ей, то пра­вила, определяющие устройство и деятельность самой государственной власти, не могут иметь правового ха­рактера. Этим выводом из области права выносятся так называемые основные законы. Государственная власть не подчинена праву, потому что требование, обращенное к само­му себе под угрозою, не имеет ника­кого значения. В действительности государственная власть находится всецело под санкцией общественно­го мнения, и этим правила ее деятель­ности переносятся в сферу морали».

В этих рассуждениях просматри­вается характерная для юридическо­го позитивизма логика редукции права к механизму принуждения, стремление к отделению от него всех сопредельных нормативно- ценностных сфер, к превращению его в конце концов в орудие насилия, уверенное в собственной неподот­четности и самодостаточности. Отсюда остается один шаг до превращения права в неправо. Он становится неизбежен в условиях, когда фактически отметаются все традиционные, религиозные и нравственные критерии оценки содержания социально-регулятивной деятельности. Показателен и другой вывод Шершеневича: государство оказывается за пределами правовой регуляции. Становясь неподзаконной силой, не подчиняющейся требованиям ни религии, ни нравственности, ни права, оно фактичес­ки распахивает для себя врата в анормативный мир вседозволенно­сти, разрушительного произвола и безнаказанно творимого насилия.

На примере концептуальных по­строений Шершеневича хорошо видно, как логика юридического по­зитивизма, сама того не желая, про­кладывала путь для будущего гос­подства теорий откровенного неправа, формировала предпосылки для утверждения неправовой идео­логии тоталитарного государства. Оказавшись фактически на позици­ях легизма, Шершеневич выступал с критикой философских теорий ес­тественного права, пытаясь доказать, что они, в отличие от теории пози­тивного права, оторваны от социаль­ной реальности и бессильны хоть как-то на нее влиять.

Неопозитивистские взгляды в их крайней версии раз­вивал в начале XX в. В. Д. Катков. Он утверждал, что «право есть закон в широком смысле», и стремился полно­стью преодолеть понятие «право» как «плод схоластики и рабства мышления» и заменить «право» властным «законом». «Нет, — писал он, — особого явления «право», в том смысле, в каком существуют такие особые явления, как «закон», «государство», «правило» или «норма поведения»

51. советская юриспруденция: эволюция основных концепций права и государства

До Октябрьской революции 1917 г. Россия входила в романо-германскую правовую семью, и основные черты русской юриспруденции второй половины XIX в. сформировались под определяющим влияниемправового позитивизма(подхода, отождествляющего право с положительным, «писаным» правом). Причем для России был характеренэтатический позитивизм (позитивизм, рас­сматривающий право как порождение и инструмент государства).

В начале XX в. российский этатический позитивизм вступил в кризисное состояние ираспался на два направления:

а)формально-догматическое (основанное на логической интерпретации юридических понятий) - Е.В. Васьковский, Д.Д. Гримм, А.А. Рождествен­ский и др.;

б)социологизированное (основанное на проблеме интереса в праве) — С.А. Муромцев, Н.М. Коркунов и др.

В это же время значительная часть российских теоретиков права отошла от позитивизма и образовала несколько школ. Так, серьезному натиску в конце XIX - начале XX в. российский позитивизм подвергся со стороны возрожден­ного естественного права. Эту идею отстаивали П.И. Новгородцев, Б.А. Кистяковский, В.М. Гессен, Е.Н. Трубецкой, Н.И. Палиенко и др.

Возникла «психологическая школа права» (Л.И. Петражицкий, П.А. Со­рокин).

Накануне первой мировой войны социальные процессы в России приоб­рели жестокий и неуправляемый характер, что послужило почвой для воз­рождения этатического позитивизма. И наиболее ярким его представителем выступил Габриель Феликсович Шершеневич. Как заметил проф. Г.В. Маль­цев, правовая теория Шершеневича «была ностальгически позитивистской и вызывающе этатической».

Сразу после Октябрьской революции, в первые годы советской власти от­ношение к праву среди ученых-правоведов и интерпретаторов марксизма бы­ло явно нигилистическим (А.Г. Гойхбарг, В.В. Адоратский, М.А. Рейснер, Е.Б. Пашуканис, П.И. Стучка и др.).

Однако потребности самой жизни и бурная нормотворческая деятельность Советской власти объективно требовали теоретических разработок права и чет­кого определения позиции в правопонимании. В этой связи в конце 20-х - на­чале 30-х годов началось довольно бурное развитие правовой теории. При этом наряду с марксистским направлением в теории права (П.И. Стучка и Е.Б. Па­шуканис) появились и другие концепции. Так, имели место попытки возродить традиции психологической школы права (М.А. Рейснер и др.).

Вместе с тем постепенно начинает набирать силу этатическое правопонимание, которое получило официальную поддержку на 1-ом Всесоюзном съез­де марксистов-государственников в 1931 г. Становление тоталитарного режи­ма Сталина требовало соответствующего теоретико-правового обеспечения и в 1938 г. на Всесоюзном совещании работников науки советского права была принята дефиниция, предложенная правовым идеологом сталинского режи­ма Вышинским: «Советское социалистическое право есть совокупность пра­вил поведения (норм), установленных или санкционированных социалисти­ческим государством и выражающих волю рабочего класса и всех трудящихся, правил поведения, применение которых обеспечивается прину­дительной силой социалистического государства». По сути, это определение составляло основу всех последующих дефиниций советского права.

Во второй половине 1950-х годов рядом российских правоведов была вы­двинута идея «широкого» понимания права. Предлагалось наряду с нормами включать в право и правоотношения (С.Ф. Кечекьян, А.А. Пионтковский), правоотношения и правосознание (Я.Ф. Миколенко), субъективные права (Л.С. Явич). По существу, это была попыткасоциологизации правопонимания в рамках позитивистской концепции. Как заметил проф. B.C. Нерсесянц, «широкое» понимание права еще не означало различения права и закона.

С начала 1970-х годов в советском правоведении начали появляться рабо­ты, в которых такое различение как раз стало проводиться (B.C. Нерсесянц, Д.А. Керимов, Г.В. Мальцев, Р.3. Лившиц, Л.С. Мамут, В.А. Туманов и др.).

В последнее время проф. B.C. Нерсесянц предложил интересную концеп­циюцивилитарного права. Вместе с тем, как верно отметил проф. Г.В. Маль­цев, проблема поиска новых определений права остается открытой.

52. юриспруденция в постсоветской россии: основные направления развития учений о праве и госудуарстве

В постсоветской юриспруденции уже сделаны определенные шаги в направлении реализации этих новых задач. Так, и обще­теоретические, и отраслевые юридические дисциплины многое сделали в плане становления новой постсоветской правовой системы и государственности в России, изучения тенденций развития и путей совершенствования действующего законода­тельства (на общефедеральном, региональном и местном уров­нях), его систематизации и кодификации. Заметным достиже­нием постсоветской юриспруденции является формирование и функционирование целого ряда новых научных дисциплин и исследовательских направлений (по преимуществу в сфере част­ного права, но также и в области публичного права), отвечаю­щих актуальным потребностям и задачам радикальных преоб­разований в стране в духе правовой демократии, рыночной экономики, политического плюрализма и конституционно-правовой государственности.

Вместе с тем остается недостаточно разработанной и во многом дискуссионной Общая концепция (и парадигма) разви­тия юриспруденции В постсоветской России. В этом плане в юридической литературе можно выделить следующие направ­ления:Конституционно-демократическое Направление; прежнее (несколько словесно модернизированное) Марксистско-ленинСкое Направление; Традиционалистское(антизападническое на­правление, апеллирующее к дореволюционной русской юрис­пруденции, причем по преимуществу в ее почвенно-славяно-фильской трактовке).

Новый правовой подход (и, можно сказать, новое юридиче­ское мировоззрение, новая правовая идеология), присущий Конституции 1993 г., опирается на исторически апробирован­ное положение о правах и свободах человека и гражданина как основной показатель признания и соблюдения права и справед­ливости в общественной и государственной жизни людей. Та­кое Человекоцентристское правопонимание Можно охарактеризо­вать как определенный вид (направление) юридического право-понимания — как своеобразный естественноправовой вариант в рамках общей концепции различения и соотношения права и закона.

Постсоветская российская юриспруденция, исходящая из юридического (антилегистского, антипозитивистского, антиэта­тистского) типа правопонимания, имеет развитую теоретиче­скую и методологическую основу в виде либертарно-юридиче-ского учения о праве и государстве. При этом именно либертар-но-юридическая концепция юриспруденции, которая обладает необходимым внутренним понятийно-правовым единством своего предмета и надлежащим ценностно-правовым потенциалом, может теоретически последовательно выразить и развить право­вое содержание действующей Конституции и в целом отвечает потребностям, целям и задачам развития отечественной юриди­ческой науки в постсоциалистической России.

Само наличие новой Конституции, ее правовые идеи и нор­мы, ее положения о правах и свободах человека и гражданина, закрепленные в ней основы гражданского общества, правового государства и правового закона имеют существенное значение как для продолжения необходимых реформ, так и для удержа­ния всего процесса постсоциалистических преобразований в конституционно-правовых границах. А без этого сама юриспру­денция может вновь оказаться беспредметной дисциплиной для «факультета ненужных вещей».

Формирующаяся российская юриспруденция вместе с тем должна критически проанализировать достоинства и недостат­ки Конституции и действующего законодательства в их взаимо­связи с реальной практикой, определить пути и средства пре­одоления имеющихся недостатков, обосновать направления, способы „и формы становления и развития в стране современ­ного государственно-правового строя, прочного утверждения принципов, институтов, норм и процедур господства права, правового государства и правового закона.