Глава 5. Умертвить червь порока — желание одно

— Я хочу вернуться домой. Я хочу видеть Гарри и Рона. Я...

— Нет, — оборвал он ее. Его лицо приняло непроницаемый вид. Он снова отвернулся к камину.

Девушка прикрыла глаза.

— Мой отец... — начала было она, но Драко вновь перебил ее:

— Твой отец уже в курсе, — стальным голосом заявил он. — Я недавно его навещал.

Сердце Гермионы ухнуло в пятки.

— Что-о? Да как ты... посмел явиться... — она не верила своим ушам. Что мог наговорить Малфой Генри? Как он теперь? И вообще... Страшная догадка взбудоражила сердце. — Что ты с ним сделал?! — она резко вскочила с кресла.

— Сядь и успокойся. Тебе нельзя волноваться, — повысил он голос. — Твой отец жив, если ты об этом.

Ее разом отпустило. Отец жив — это главное.

— Нельзя волноваться? И это говоришь мне ты? Человек, из-за которого я почти каждую минуту нахожусь в страхе.

— Лжешь, — спокойно ответил Малфой. — Ты уже не боишься. Я это чувствую, — его лица коснулась легкая ухмылка. — Ты цепляешься за свой страх лишь потому, что боишься совсем другого. Тебе здесь не страшно, и это пугает тебя сильнее. Ты хочешь спрятаться от неизбежного, Гермиона, но это невозможно, — он снова посмотрел на нее. — Я рассказал твоему отцу, что ты теперь живешь со мной, — будничным тоном продолжил он. — Его реакция была весьма... хм... своеобразной. Наверное, он подзабыл, что я волшебник. Я сказал ему, что ты ждешь от меня ребенка, и что в скором времени мы навестим его.

У Гермионы чуть не подогнулись колени. Она опять приблизилась к креслу и медленно присела, придерживаясь о мягкие подлокотники. Она и не заметила, как Малфой оказался возле нее.

— Почему ты не сказал мне сразу?

— Боялся вот такой реакции.

— А почему тогда сказал сейчас?

Он нахмурился.

— Ты вывела меня из себя.

Гермиона зло посмотрела на него, а потом оттолкнула от себя, но этим вызвала лишь его усмешку.

— Ты не прав, — упрямо заявила она. — Я боюсь тебя и это место вместе с тобой.

— Я прав, и ты это знаешь.

Гермиона вновь вспомнила отражение, которое ей показало зеркало Еиналеж, и внутри опять появилось это чувство, тихо грызущее душу.

— Я кое-что увидела, — она зачем-то решила рассказать об этом Малфою. Он вопросительно посмотрел на нее и взял ее руку в свою. — На чердаке, — девушка выдернула руку. — Это было зеркало.

Увидев заинтересованный блеск в его глазах, она продолжила.

— Оно показало мне нас, но я не думаю, что это мое желание, — уверенно заключила Гермиона. — И почему-то я увидела в нем то, что было на самом деле... Здесь... Полгода назад.

Малфой сел на пол у ее ног и прислонился спиной к креслу, вновь уставившись на языки пламени, танцующие в камине.

— Ты считаешь это своим пороком, — проговорил он, не сводя напряженного взгляда с огня. — Это мы виноваты в том, что оно теперь показывает. Зеркало напичкано черной магией. Нам нужен был один магический предмет, в который мы смогли бы спрятать частички наших душ. Поэтому мы теперь почти неуязвимы.

— Крестраж? — ахнула Гермиона.

— Не совсем, но... почти. Это немного другие заклятия, и из-за них магия зеркала теперь показывает не желания, а нравственные или духовные недостатки. Все, что по мнению смотрящего, противоречит истине и добру. Скажи мне, Грейнджер, — он вдруг быстро обернулся и, встав на колени, пристально посмотрел на нее. — Что стало с этим отражением, когда ты его увидела?

Его взгляд заставил ее поежиться.

— Оно исчезло в какой-то момент, — неуверенно ответила она.

Малфой посмотрел в сторону и кивнул.

— Ты почувствовала сожаление по поводу своего поступка, — с отсутствующим видом изрек он. — Видишь в нем ошибку.

— А что видишь в зеркале ты? — неожиданно спросила она.

Драко вновь взглянул на нее.

— Тебя. Вернее то, что я сделал с тобой перед тем, как покинуть Хогвартс.

Гермиона опустила голову и уставилась на свои руки. В памяти всплыла эта жуткая картина.

— Выходит, ты признаешь свой поступок пороком?

— По сути, это и есть порок.

— Да, но если бы ты не считал его таковым, то зеркало показало бы лишь твое отражение и ничего больше, — возразила она. — Я думаю, оно ничего не показывает только в двух случаях: первый, когда человек действительно не совершал в жизни ничего извращенного, искажающего его личность, нравственное растление, в общем, и второе, когда совершал что-либо подобное, но признавать пороком отказывается. Наверное, Волан-де-Морт увидел бы в нем лишь свое отражение, — пожала она плечами.

Он ничего не ответил. Сдвинув брови, Малфой внимательно глядел на нее, но она смотрела на свои крепко сжатые руки. Гермиона еще кое-что вспомнила.

— С зеркалом что-то произошло, — снова заговорила она. — Когда я стояла возле него, то увидела, как по всей его длине пролегли две неглубокие трещины. Что это значит? — она подняла на него свои глаза.

— Трещины? — донеслось до нее, прежде чем Малфой превратился в черное облако и трансгрессировал на чердак.

Действительно, две трещины почти что по середине. Что бы это значило? В книгах было написано, что магический предмет может расколоться и выпустить часть заключенной в него души лишь в том случае, если ее обладатель по-настоящему, искренне раскается. Выходит, что? Он почувствовал что-то отдаленно напоминающее раскаяние? А разве он умеет? Разве присуще это Малфоям? Но трещины две. Значит ли это, что кто-то еще почувствовал то же самое?

***

— Сегодня вечером мы ждем гостью, — заявил Малфой, придирчиво разглядывая свое отражение в зеркале. Гермиона молча сидела на большой кровати. Она в отличие от слизеринца была уже готова и ждала, когда они поедут навестить Генри, как он и обещал. — Тебе не интересно, кто это? — спросил он, брызнув на свой выхоленный костюм дорогим одеколоном.

— Какая разница? Все равно я буду вынуждена сидеть здесь и не высовываться, — мрачно ответила она.

Малфой, одетый с иголочки, повернулся к ней.

— Не в этот раз. Вечером придет моя мать.

— Нарцисса Малфой? — Гермиона привстала с кровати и пораженно уставилась на слизеринца. — Она знает?

— Да, я сказал ей, — кивнул он.

Больше никто не вымолвил ни слова. Гермиона погрузилась в свои размышления и почти всю дорогу до Лондона обдумывала в голове, как она посмотрит в глаза Генри, что скажет ему... Через какое-то время они оказались на мощеной булыжником извилистой улице. Их карета проносилась мимо Косого переулка, но никто из магов не обращал на них никакого внимания. Это было странно, потому что на карете красовался герб семьи Малфоев, а они, вернее, их сын был объявлен в розыск.

— Почему?.. — начала было Гермиона, но Драко перебил ее:

— Карета заговорена, — пояснил он, словно прочитав ее мысли. — Нас никто не видит.

Гермиона оглянулась на него и чуть нахмурилась.

— Как призраки, — прошептала она, вновь принявшись разглядывать улицу, по которой они ехали.

Вот он — родной, милый дом в обыкновенно тюдорском стиле с небольшим садиком на переднем дворе и кирпичным фасадом. Никаких излишеств. Он так отличался от "родового гнезда" Малфоев. Несмелыми шагами Гермиона подошла к деревянной двери и несколько раз позвонила. Сегодня суббота, и Генри должен был быть дома. "Совсем один..." — мелькнула мысль в ее голове.

Он открыл дверь на удивление быстро, словно уже долго ждал их появления. Его взволнованный вид заставил сердце Гермионы больно сжаться.

— Папа, — еле слышно вымолвила она. Генри не стал дожидаться, пока она войдет внутрь и, выскочив на крыльцо, крепко обнял дочь, прижимая к груди, к сердцу. Казалось, за последние полгода он выплакал океан слез, их уже не должно было остаться, но соленые капельки снова стекли по его лицу.

— Гермиона... — голос его дрожал. Он погладил ее волосы и порывисто поцеловал макушку ее головы. Затем неохотно отпустил ее и мрачно глянул на Малфоя, стоявшего позади Гермионы. Слизеринец плотно сжал губы, наблюдая за этой картиной, но на его лице было сложно отыскать какие-либо эмоции.

Генри чуть отстранился от Гермионы и оглядел ее с ног до головы, задержав свой взгляд на округлом животе.

— Входите, — уже более спокойно произнес он, старательно натягивая маску чопорности и хладнокровия. Конечно же, на сей раз из-за Малфоя. Генри даже не пытался скрывать своего недовольства. Его напрягало присутствие слизеринца. Но Малфой в долгу не оставался. Брезгливо оглядев холл, он прошел в гостиную вслед за Гермионой.

Генри был не из тех людей, которые ходили вокруг да около. Он привык всегда говорить по существу, без промедления переходя к самому главному.

— Могу я узнать, сколько же вам лет, молодой человек? — холодно осведомился он у Малфоя, но не удостоил его даже взглядом.

— Восемнадцать, — небрежно бросил блондин. — Но вам не стоит беспокоиться о материальном благополучии дочери, мистер Грейнджер.

— Вот как? — Генри приподнял брови и только сейчас взглянул на него.

— Видите ли... родители оставили мне в наследство загородный особняк с участком земли и приличный счет в банке, — манерно растягивая слова, уведомил слизеринец. — Гермиона ни в чем не будет нуждаться, — последние слова он произнес глядя на нее и улыбаясь.

— Хм... Неужели? — фыркнул Генри. — И вы абсолютно в этом уверены, юноша?

— Вне сомнения.

Гермиона заметила, что этот разговор начал выводить Малфоя из терпения. Она боялась за отца, поэтому решила переменить тему, но ее опередил сам Генри.

— Я ждал тебя, — неожиданно молвил он. Его глаза наполнились болью и тоской. — Не находил себе места... почему ты не сообщила мне сразу?

Девушка шумно вздохнула и отвела взгляд. Ну что она ему скажет? Правду? Исключено. Генри не должен ничего знать о том, каким образом вышло так, что она теперь живет с Малфоем. Пусть лучше думает, что это ее решение.

— Я... боялась, — прочистив горло, заговорила она. — Думала, вдруг ты... ты не одобришь. Переживала из-за... беременности.

Стоило ей упомянуть о своем положении, и лицо Генри вновь приняло недовольное выражение. Он покосился на слизеринца.

— Я бы сошел с ума, если бы не твои друзья. Они сообщили мне, что с тобой все в порядке, но ты на какое-то время была вынуждена скрыться. Что это значит, Гермиона? Зачем ты скрывалась?

— Я... я не совсем скрывалась, просто...

— Гермиона долгое время не могла поверить, что намерения мои вполне серьезные, — усмехнувшись, перебил ее Малфой. — Но сейчас, — он многозначительно посмотрел на нее, — все разногласия исчезли.

— Исчезли... — повторила она, неуверенно глядя на отца. Конечно же, он воспротивился ее решению с самого начала, но не осмеливался сказать ей об этом. Только провожая их до дверей, Генри задал вопрос, мучительно заполнявший все его мысли.

— Ты же знаешь, мама бы обязательно спросила тебя об этом, — нисколько не смущаясь того, что слизеринец все слышит, начал он. — Ты... ты счастлива? Ты любишь его?

Гермиона буквально почувствовала, как напрягся Малфой.

— Я счастлива, папа. Да, я люблю его, — тихо проговорила она, опустив голову.

***

— Повтори это... Скажи еще раз для меня, — едва слышным шепотом произносил Драко, опаляя горячим дыханием ухо девушки. Одна его рука сползла ниже, касаясь ее бедра, другой он притягивал ее к себе за талию. Гермиона томилась в его объятиях. Она попыталась немного передвинуться, потому как стоять у стены, прижатой телом Малфоя, ей было малоудобно. Если уж он хочет Этого, то пусть они переместятся на кровать.

— Ты знаешь, почему я так сказала, — сдавленно проговорила она, когда Малфой заерзал ее одежду. Наконец, его губы перестали исследовать ее шею и мигрировали к ее губам, но он не спешил сливаться с ней в вожделенном поцелуе. Он сдерживался всем своим существом. Из последних сил сдерживался от безумия.

— Люби меня, — прошептал он ей в губы.

— Никогда, — сквозь зубы процедила девушка. — Ты не достоин любви, Драко Малфой, — презрительно бросила она.

Малфой замер. На мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь его глубоким и яростным дыханием. Это было слишком опрометчивое заявление. Она не должна поступать так неосторожно, ведь сейчас в ответе не только за свою жизнь. Но, как бы сильно это не напугало Гермиону, внешне она была полна решимости не сдавать своих позиций. Она с вызовом смотрела в его серые глаза, которые вмиг потемнели от злости. Почему-то в голове у нее возникла нелепая мысль: "Оказывается, его глаза имеют голубоватый подтон".

Тут Малфой неожиданно мерзко улыбнулся.

— Ничего, — голос его стал донельзя гадким. — Я прямо сейчас научу тебя, как меня любить, — с этими словами он схватил ее за запястья и потащил к постели.

— Обязательно снова делать мне больно, Малфой?! — закричала Гермиона у самого подножья кровати, прерывисто дыша и судорожно втягивая воздух. Брови слизеринца сошлись на переносице. Ну конечно, — снова больно. По-другому он просто не умеет. День ото дня причиняя ей страдания. Стиснув зубы, он чуть отодвинулся от Гермионы и, усадив ее на кровать, встал на колени напротив.

— Все было бы проще, не будь ты такой жестокой, — отчетливо выговорил он. — Зачем ты испытываешь меня?

Гермиона мрачно наблюдала за ним. Она видела в его глазах что-то отдаленно похожее на... муку?

— Разве так сложно... черт!.. Да чем же я хуже твоего гребаного нищеброда?! — Малфой брезгливо скривил губы. Его взгляд резко изменился. Теперь в нем читались ненависть и отвращение. Он свирепо сжал простынь рядом с ее бедром. Так, что побелели костяшки пальцев.

— Ну, чего ты молчишь? Давай, скажи, какой он милый и добрый! Ласковый и заботливый!.. Любимый... Давай! — его слова источали желчь. Другую руку он положил на ее живот. Это движение заставило Гермиону вздрогнуть. Она дернула своей рукой, но не осмелилась устранить его ладонь со своего живота. Теперь она пугливо взирала на него сверху вниз.

— Запомни, Грейнджер, — его голос снова приобрел четкость и ясность. — Здесь то, что принадлежит мне, — он поводил рукой по ее животу. — Значит, и ты тоже моя. Советую тебе уяснить, потому как это — моя мантра, которую я буду повторять до конца своих дней.

Сверлящий взгляд Малфоя заставил ее пульс участиться.

— Ты делаешь все, чтобы я ненавидела тебя, — это было сказано не как осуждение. Она просто утверждала. Ее глаза смотрели на него с такой мучительной опустошенностью. Слизеринец отвел взгляд в сторону, а затем бессильно опустился на пол и схватился за голову. Ему хотелось выть от безысходности. Он превозмогал желание пойти и сломать что-нибудь или... кого-нибудь. Он привык властвовать, распоряжаться, помыкать, и она... ненавидит его за это. Но по-другому его не учили.

Тут он услышал какое-то движение — Гермиона медленно поднялась с кровати и, обойдя его стороной, вышла из комнаты. Внутри него все закипело, но нет, не от ярости. Ему хотелось пойти и выброситься из окна. Возможно, так он сбежит, избавится от этой муки, которая скрючивает в позу эмбриона. Все, кажется, потеряло смысл. Все, кроме нее... Зачем соратники? Зачем власть? К чему нужен этот дом, если он и так пуст? Нет, все же она освещает его своим присутствием. Все связано с ней, все вокруг нее. А остальное... Остальное потеряло ценность навсегда. Его трясло. Он судорожно обхватил руками колени.

Есть только она и боль, которую она причиняет. Это изматывает, не сама даже боль, а ее ожидание, неизменно оправдывающееся. И все, что он сделал для нее, — не работает! Кажется, что решение рядом, но оно ускользает сквозь пальцы. Она ранит. Знает, что и как лучше сказать, чтобы проникнуть в душу и скрутить ее узлом. Сколько же еще продлится эта имитация жизни? А может, это бессмысленная, изнуряющая борьба за невозможное? Нет. Он ни за что не отступится. Не отпустит. Она станет его.

Равнозначно ли это признанию своей уязвимости и полного ничтожества без нее? Да, потому что так было всегда.

***

Чеканно-величественная и магически властная — такой представляла себе Гермиона Нарциссу Малфой. Такая, собственно говоря, она и предстала сегодня перед ней.

Аристократическая сдержанность в словах и претензия на исключительность во взгляде — все в ней будто бы кричало о том, что знатные особы наследуют только лучшие свойства людей, включая, разумеется, чистоту треклятой крови.

И никогда бы в жизни Гермиона не подумала, что эта самая женщина придет к ней вечером в библиотеку для того, чтобы о чем-то просить.

Она явилась почти сразу после ужина, за которым они и "познакомились поближе".

— Мисс Грейнджер, — ее голос действительно был какой-то вымученный или Гермионе только показалось?

— Миссис Малфой, — кивнула она.

Нарцисса грациозно присела на стул, напротив Гермионы, и неуверенно накрыла ее руку своей.

— Как ты себя чувствуешь? — обычно в этот вопрос вкладывают толику заботы, но то, как эта женщина его задала, заботой назвать было сложно. Скорее, это напоминало смятение.

— Прекрасно! Лучше не бывает, — мгновенно отозвалась девушка. Должно быть, ее ответ прозвучал резко, но ее это мало заботило.

— Хорошо, — прошептала Нарцисса. — Это хорошо, что наследник развивается здоровым ребенком.

— А вас разве не должен смущать тот факт, что наследник Малфоев появится на свет нечистокровным, как это было раньше... Всегда?

— Это решать не мне, моя дорогая, — спокойно ответила женщина. — Если Драко вознамерился...

— Опять Драко! — воскликнула Гермиона, бесцеремонно перебив миссис Малфой. — Все только и делают, что вертятся возле него, а он и рад помыкать!

Поджав губы, Нарцисса убрала свою ладонь с руки девушки.

— Он нуждается в тебе, — неохотно признала она. — Я это вижу.

Гермиона поднесла ладонь ко лбу и, резко выдохнув, отвела взгляд в сторону.

— Возможно... Вы могли бы помочь мне.

— Помочь сбежать? — Нарцисса вскинула брови. — Пожалуй, я бы попыталась, но... лишь только после родов, — категорично заявила она. — Ребенок останется с нами.

— Нет. Это бесполезно — он найдет меня, — помотала головой девушка. — Я подумала... если вы поговорите с ним, то, вероятно, он сможет изменить свое решение.

— Едва ли он послушает меня.

— Но это ведь неправильно. Нельзя так настойчиво преследовать свои личные интересы в ущерб интересам других!

— Драко похож на отца, — прикрыв глаза, промолвила Нарцисса. — Насилие и жестокость имели место быть в нашей семье, но, несмотря на это, я любила мужа. Возможно, и ты примешь нынешнее положение вещей, — внезапно женщина протянула руку и коснулась округлого живота Гермионы. — Я понимаю, Драко принуждал тебя, но прошу, полюби этого ребенка, ведь ты его мать.

Девушка приподняла голову и внимательно посмотрела на миссис Малфой. Как она могла помыслить о таком?

— Само собой разумеется, я люблю ребенка, — уверенно выговорила Гермиона. В глазах Нарциссы затеплилась надежда.

— Тогда, молю, не исключай такую возможность, что и Драко ты сумеешь полюбить.

— Я... я не знаю, — на этот раз голос ее звучал растерянно. — Это неправильно, — упрямо заявила она. — Он должен... должен отпустить меня.

— Что я должен делать, решать мне и только мне, Грейнджер, — донеслось откуда-то сзади. Гермиона вздрогнула и резко повернула голову. В тускло освещенном коридоре, у дверей, стоял Драко Малфой, опираясь плечом о стену и небрежно скрестив руки на груди.

— Драко, — промолвила Нарцисса. — Ты нас напугал.

Малфой перевел на нее свой взгляд.

— Все уже готово, — сообщил он. — Мы можем трансгрессировать.

Женщина кротко кивнула в знак согласия и, встав со стула, пошла вперед. Гермиона проследила за ней взглядом, но та так и не обернулась. Нарцисса словно хотела поскорее покинуть это место. Когда миссис Малфой скрылась в коридоре, Гермиона повернулась обратно и уставилась в книгу, но что-то не давало ей покоя. Она снова взглянула через плечо и с удивлением обнаружила, что Малфой до сих пор стоит на месте и смотрит на нее. Что он успел услышать? Как отреагировал? И почему ее сердце так колотится? Девушка немного поежилась. Она некоторое время выдерживала его тяжелый пристальный взгляд, но это было трудно, поэтому первая оборвала зрительный контакт, и, вновь отвернувшись, принялась за чтение. Вот только смысл прочитанного ускользал — мысли снова и снова возвращались к его напряженному, мучительному взгляду.

***

Драко вернулся быстро и застал Гермиону, готовящуюся ко сну, уже в комнате. Когда он вошел, то успел заметить, как она что-то быстро спрятала в чемодан с ее старыми вещами. Кажется, это были книги. Девушка, конечно же, услышала, что Малфой возвратился, но поворачиваться к нему не стала. Вместо этого она лихорадочно принялась наводить на столе порядок. Драко вздохнул, гнев испарился из его души так же внезапно, как и возник. Он подошел к ней сзади и оперся руками о стол по обе стороны от Гермионы, заключив ее в кольцо своего тела.

— Что ты там прячешь? — прошептал он ей в ухо. — В своем чемодане... Ммм?.. — он нежно обнял ее, обхватив руками округлый живот, и зарылся лицом в пышные волосы. В ответ молчание. Малфой почувствовал, как она еле заметно вздрогнула.

— Книги, — тихо ответила Гермиона, поворачиваясь к нему лицом. — Всего лишь книги.

Снова молчание, достаточно долгое, чтобы заполнить собой целую вечность. Она едва дышала, позволяя рукам слизеринца пробираться, куда им вздумается. Все произошло так быстро. В следующее мгновение Малфой прильнул к ее губам, сливаясь с ней в жарком, голодном, безумном, поцелуе. Они отстранились друг от друга лишь для того, чтобы отдышаться. Гермиона с силой втянула воздух и очень медленно выпустила его. Драко провел рукой по ее щеке, а затем спустился ниже по руке до запястья. Она вложила пальцы в его ладонь. Другая его рука метнулась в сторону — он смахнул почти все, что было на столе, и усадил на него, бережно ее приподняв. От его прикосновений по коже Гермионы пробежала мелкая дрожь. Малфой притянул ее за бедра ближе к своим возбудившимся чреслам.

Он резко вошел в нее. Обняв его ногами, Гермиона больно вцепилась в его волосы на затылке. Драко медленно задвигался внутри нее, опершись одной рукой о стол. Целуя его лицо и шею, она полностью забылась. Отдавалась этим ощущениям, не желая чувствовать сейчас ничего, кроме него.

***

Гермиона проснулась почти что в полдень, когда солнце уже находилось в зените, но все равно не чувствовала себя выспавшейся. Рядом лежал Драко. Он все еще спал.

Она лениво пошевелилась и лишь теперь обратила внимание на то, что их пальцы переплетены между собой. Аккуратно высвободив свою руку, Гермиона собралась было вставать с постели, но остановилась. Она задумчиво посмотрела на его умиротворенное лицо. Удивительно, с какой цепкостью ее память хранила все те ужасные вещи, которые творил слизеринец. Гермиона поморщилась от нахлынувших воспоминаний. В какой-то момент она даже пожелала все забыть и начать жить с нового листа... с ним? Как было бы здорово, забудь она все то плохое, что он когда-то делал ей. Но с другой стороны... это ведь ничего не отменяет.

Его лицо такое бледное. Волосы белые, как снег. Так... необыкновенно. Гермиона легонько коснулась рукой его волос. Ей следовало испытывать сожаление после того, что произошло ночью. Оно было ей необходимо. Так почему же она ничего такого не чувствовала? Воспоминание о ночи вызвало в ней дрожь. По позвоночнику пробежали мурашки. Странное ощущение. Ненормальное, новое и... особенное. Прислушиваясь к его размеренному дыханию, она слышала только громкие удары своего сердца, отдающиеся в висках. Как только Гермиона прикоснулась к прохладной гладкой коже Малфоя, он среагировал с быстротой голодного зверя, перехватив ее запястье. Девушка вздрогнула от неожиданности и выдернула свою руку из цепкой хватки. Щеки ее вспыхнули.

Малфой открыл глаза и улыбнулся.

— А ночью ты совсем другая, — голос был ровным, без малейшего признака сонливости. Он что, не спал?

Она поежилась, однако угрызений совести так и не почувствовала. Неужели она медленными, но верными шагами идет ему навстречу? Навстречу человеку, насильно навязавшему ей себя и ставшему ее... судьбой? Но все равно представлявшему неясную угрозу. Она уже сама не понимала, откуда исходит эта угроза.

Малфой приподнялся на локтях, а затем, перевернувшись, навис над Гермионой, мягко касаясь губами ее щеки. Ее сердце вновь странно дрогнуло, а где-то глубоко внутри зашевелились таинственные чувства, всякий раз заставлявшие тело гореть невидимым огнем. Она закрыла глаза, отдаваясь этому трепету, но в следующее мгновение все внезапно прекратилось. Малфой легко поднялся с кровати, предварительно поцеловав ее живот через тонкую ткань простыни, и Гермиона ощутила себя покинутой. Она открыла глаза. Солнечный свет, лившийся из окна, на фоне которого стоял слизеринец, превращал его фигуру в четкий силуэт. Несколько секунд она завороженно смотрела на него, но потом отвернулась и о чем-то задумалась.

— Мне нужно в Лондон... э-эм... в больницу. Нужно показаться врачу, — робко заговорила она. — Анализы, УЗИ и "планирование"... ну, знаешь...

— Ты что, серьезно думаешь, что я доверю твоя жизнь и жизнь своего ребенка каким-то... маглам? — Малфой поморщился, скорчив брезгливую гримасу.

— Но...

— Ты будешь рожать дома, — отрезал он. Конечно же, под словом "дом" он подразумевал свой особняк. — И осматривать тебя будет наш личный доктор, — Малфой отошел от окна и, снова приблизившись к ней, пристально посмотрел в ее глаза. — Я могу позвать его сегодня, если в этом есть необходимость.

Он положил свою ладонь на ее живот и принялся его поглаживать. Гермиона затаила дыхание, и это не скрылось от наблюдавшего за ее реакцией слизеринца.

— Мне необходимо твое доверие, — уверенно и почти с мольбой в голосе произнес он. Гермиона заглянула в его горящие глаза и тут же опустила голову.

— Мне холодно, — выпалила она первые пришедшие в голову слова. Между ее бровями образовалась морщинка.

Малфой прикрыл глаза, кулаки сжались сами с собой.

— Хорошо, — он накрыл ее теплым пледом, покоившимся у ее ног, и мягко поцеловал в лоб.

***

"Вещи не такие, какими кажутся, — всегда говорила Грейс, укладывая спать Гермиону. — Все, что происходит, есть в твою пользу. А это поймешь со временем".

Она никогда не забывала мамины слова, но поверить в них было крайне сложно. Гермиона всегда думала, что человек в жизни несчастлив на столько же, на сколько он счастлив. Такой своеобразный баланс. Но кто-то рождается для того, чтобы быть счастливым всегда, а кто-то для того, чтобы всю жизнь провести в страхах и тревогах. Себя саму она, конечно же, относила к последним. Но... разве можно было назвать ее жизнь такой уж и несчастной?

Сидя возле фонтана на резной скамейке и раздираясь во внутренних противоречиях, Гермиона услышала два негромких хлопка неподалеку от себя. Обернувшись назад, она увидела Малфоя в сопровождении Макнейра. Хотя... это как посмотреть — кто кого сопровождал.

Они вместе дошли до тисовой изгороди, а затем послышался еще один хлопок. Подняв голову, Гермиона внимательно проследила за траекторией движения темного облака, в которое только что превратился Малфой. Он куда-то исчез, оставив ее наедине с этим человеком?! Хоть она и была в курсе того, что Макнейр дал непреложный обет, поклявшись защищать ее, но как бы там ни было, находясь рядом с ним, Гермиона просто не могла чувствовать себя в безопасности.

Девушка вся подобралась и уверенно посмотрела в лицо приблизившегося слизеринца. Она мысленно настроила себя, нипочем не изобличать свой внутренний страх перед ним.

— Грейнджер, — поморщившись, бросил он, одарив ее пренебрежительным взглядом.

— Макнейр, — Гермиона сама поразилась, сколь надменно может звучать ее голос, когда она себе это внушит.

Глава 6. Враг рядом

Напряженное молчание нарушал лишь звук журчащей воды в фонтане. Девушка нервно теребила страницы маминой книги. На этот раз она решила перечитать Уайльда, но присутствие Макнейра сильно ее раздражало. Гермиона набрала в грудь побольше воздуха и, недовольно взглянув в сторону слизеринца, выпалила:

— Слушай!..

Он оглянулся на нее, состроив кислую физиономию.

— Чего тебе? — досадливо, словно он надеялся, что ему не придется говорить с ней, спросил он.

— Я не... в общем... тебе совсем не обязательно находиться возле меня, — хмуро заговорила Гермиона.

— Неужели? — нарочито удивленно воскликнул Макнейр. — Знаешь ли, я думаю точно тоже самое, но вот незадача, — он картинно развел руками, — Малфой считает иначе, — сквозь зубы процедил он. — А я дал эту гребаную клятву и теперь сижу тут с какой-то... грязнокровкой, — выплюнул он, вновь брезгливо оглядев ее. — И что он только в тебе нашел?

— Замолчи немедленно! Я не намерена выслушивать твои оскорбления!

— А твоего мнения здесь никто и не спрашивал, мерзопакостная магла! — презрительно проговорил слизеринец. — Да тебя и человеком-то назвать сложно.

Гермиона сглотнула противный ком, подкатившийся к горлу. Низ живота неприятно потянуло, а окружавший ее пейзаж начал расплываться из-за подступивших слез.

— Так ты и Джейн говорил? — дрогнувшим голосом, произнесла девушка. — Убийца. Это тебя сложно назвать человеком!

Макнейр яростно задышал, гневно уставившись на нее.

— Откуда ты... — начал было он, но осекся. — Ты! Не смей упоминать ее имя! Джейн... она... — он не договорил и отвернулся.

Гермиона хотела было выкрикнуть, что это не она, а он не смеет упоминать имя Джейн, но вдруг побледнела от внезапно открывшейся ей истины. Все люди в той или иной степени способны к анализу, но в тоже время далеко не каждый имел аналитический склад ума, коим обладала Гермиона Грейнджер.

— Она что-то значила для тебя... Зачем? Зачем ты это сделал? Я не понимаю.

Он резко развернулся и впился пристальным взглядом. Гермиона чувствовала, что переступила черту, переходить которую не следовало. Вот сейчас он закипит от бешенства и, наплевав на клятву, немедленно ее заавадит. А потом его поразит молния за то, что он нарушил непреложный обет. Такую картину успело нарисовать воображение Гермионы, пока Макнейр, сидя в оцепенении, гневно глядел то на нее, то куда-то в пространство. Наконец его взгляд остановился на одной конкретной точке, а на лице вдруг застыла растерянность.

— Я не думал, что она так поступит с ней, — медленно и опустошенно проговорил он. — Я боялся... сам не знаю, чего. Мне сказали выполнить, и я выполнил.

Теперь настала очередь Гермионы гневаться. Он оправдывается?!

— Трус, — презрительно выплюнула Гермиона. — Сначала ты унизил ее, а потом отправил на верную гибель.

— Я не знал... Я... трус, — прошептал Макнейр, ссутулив свои по-юношески хилые плечи и опустив голову. Сейчас он не казался Гермионе таким уж и устрашающим. Наоборот, он выглядел жалким. И что-то внутри девушки сжалось.

Эта ситуация, увы, связана со словом "никогда", то есть, когда уже ничего нельзя изменить. Никакие слова раскаяния ему не помогут. Внутри навсегда поселилась эта душевная боль. И Гермиона видела ее, словно у этой боли возникли прямые параллели с физической.

— ... я хотел совсем не этого, — все повторял он. — Я не думал... я...

Что это? Исповедь? Но разве может этот человек в чем-то раскаиваться? Казалось, он полностью ушел в себя, позабыв о том, что рядом сейчас сидит ненавистная ему грязнокровка. Своим видом он олицетворял полную беспомощность.

"Он убийца, — вертелось в голове у девушки. — Никакое раскаяние не поможет ему очистить душу..."

Макнейр резко схватился за голову и зажмурился.

"Он не стоит жалости..."

Что это было только что? Всхлип?

"Нет... Он не стоит..." — Гермиона продолжала холодно наблюдать за ним, но в сердце что-то кольнуло. Она зачем-то коснулась его плеча. В ту же секунду, словно опомнившись, слизеринец дернулся от девушки и как-то странно на нее посмотрел.

"Такая смертельная бледность покрыла его лицо", — невольно подумала она и одернула руку.

— Не прикасайся! — прошипел Макнейр. Его лицо вновь приобрело прежнее выражение, в котором читалось неодобрение (и это еще мягко сказано) ко всему, что не имело отношение к чистой родовой крови.

И то, что он позволил себе сейчас дать выход всем своим терзаниям перед ней — позор для его фамилии и для всей его династии.

Гермиона опустила голову и вздохнула. Больше всего сейчас ей хотелось ненавидеть его. Но в том-то и дело, что только хотелось.

Больше никто не проронил ни слова. Около получаса они сидели в полной тишине, каждый думая об одном и том же. И когда Гермиона вновь взялась было за книгу, Макнейр неожиданно заговорил с ней.

— Он сейчас ищет твоего рыжего дружка, — хриплым от долгого молчания голосом сообщил он. Это было сказано без какого-либо злорадства. Констатировал факт.

Гермиона медленно отложила книгу.

Внезапно. Как гром среди ясного неба...

— Что? — выдавила она из себя, посмотрев на него невидящим взглядом. Страх острым ножом полоснул сердце.

— Уизли, — пояснил Макнейр, хотя ей этого и не требовалось. Разумеется, она сразу поняла, о ком идет речь и что из этого следует. — Он ищет его и... — договорить ему не удалось. Гермиона сделала попытку встать со скамейки, но ей резко стало плохо. Потемнело в глазах, сдавило дыхание, а ноги словно стали ватными. Девушка покачнулась, колени ее подогнулись, и она упала в обморок.

***

— На самом деле причин может быть достаточно, мистер Малфой, — вещал незнакомый голос. — Низкий уровень сахара в крови, анемия...

Гермиона медленно приходила в себя, но первая попытка открыть глаза не увенчалась успехом.

— Черт! Я так и знал! Все дело в ее крови! — раздраженно отозвался другой голос.

Его она узнала сразу. Малфой.

— Это все она — грязная магловская кровь!

— Мистер Малфой, я не думаю, что чистота крови каким-то образом влияет на здоровье. Иногда, надо сказать, обмороки — нормальное явление во время беременности, если, конечно, приступы не становятся более частыми.

Гермиона попыталась позвать Малфоя, но губы только едва двинулись.

— Я не желаю, чтобы это становилось нормой, — прорычал слизеринец.

— Разумеется, мистер Малфой, я выявлю причину и назначу лечение.

Следующая ее попытка произнести хоть какие-то звуки оказалась более успешной.

— Ммм... М-мал...фой, — Гермиона медленно открыла глаза. Во рту было сухо. Где-то рядом кто-то коснулся ее запястья и, кажется, проверил пульс. — ... Драко...

Малфой быстро подскочил к девушке и присел на кровать. Угрюмо сдвинув брови, он внимательно посмотрел на ее бледное лицо.

— Тебя должен осмотреть врач, — с напором в голосе произнес он и чуть стиснул ее руку.

Гермиона мельком глянула в сторону человека, стоявшего позади Малфоя, и помотала головой.

— Не нужно, — заявила она, борясь со слабостью. Девушка решила подняться с кровати и продемонстрировать, что все в полном порядке, но сильные руки Малфоя пресекли ее поползновения.

— Нет, осторожно! — раздраженно воскликнул он.

— Не стоит геройствовать, мисс, — заговорил доктор, человек лет шестидесяти на вид. — Лишние нагрузки вашему организму пока ни к чему, — мягко улыбнулся он.

Доктор Чандлер быстро закончил свой осмотр, пока Драко терпеливо дожидался в коридоре.

— Место расположения плаценты близко к шейке матки, — покинув комнату, возвестил он. — Это может вызвать осложнение во время родов, — доктор серьезно посмотрел в лицо юноши. — К счастью, по мере увеличения срока беременности плацента чаще всего поднимается и занимает нормальное положение, — поспешил заверить он, увидев, как изменилось выражение лица юного Малфоя. — Кроме этого, никаких проблем не обнаружилось.

— Это может указывать на угрозу ее благополучия и благополучия ребенка?

— Нет... Не думаю, — выдержав небольшую паузу, ответил мистер Чандлер. — Давайте ей это, — покопавшись в своем портфеле, он протянул ему сосуд с каким-то зельем. — Каждый день, перед сном.

Драко кивнул и, вызвав домовика, передал ему зелье.

Гермиона уже сидела на кровати, вытянув ноги, когда в комнату снова вошли. Это был Малфой.

— Я думал, ты уснула, — проговорил он и вновь присел на краешек кровати, напротив девушки.

Она ждала его, чтобы поговорить. Ни о каком сне не могло быть и речи, пока она не узнает о Роне. Точнее, пока она не предотвратит намерения Малфоя, которые едва ли являлись безобидными. Он молча наблюдал за тем, как она неуклюже возилась с простыней, меняя позу. Гермиона согнула ноги в коленях и, присев на пятки, резко прильнула к его груди, обвив руками его шею. Сперва Малфой немного оторопел, но быстро пришел в себя и горячо обнял ее в ответ.

— Зачем?.. — прошептала она ему на ушко и поцеловала в шею.

— Что зачем?

— Зачем?.. — Гермиона робко поцеловала его щеку. — Зачем тебе?.. — еще один поцелуй. — Зачем тебе?.. — и еще один. — Зачем тебе... Рон?

Малфой внезапно помрачнел. Руки сильнее стиснули ее плечи.

— Зачем он тебе? — чуть отстранившись, снова спросила она и заглянула в его глаза.

— Макнейр... — прорычал он. Догадка пришла моментально.

— Ответь мне!

— О, так это все ради рыжего ублюдка? — зло процедил он сквозь крепко сжатые зубы и слегка встряхнул девушку.

— Ответь мне... — прошептала она. — Ответь!

Малфой яростно задышал, с ненавистью глядя на нее.

— Зачем?! Я хочу убить его, вот зачем я его ищу, — резко выпалил он. — И весьма успешно, надо сказать, потому что он не очень-то и заинтересован в том, чтобы прятаться, — он приблизил к ней свое лицо. — А зря.

Драко не хотел, чтобы она знала. Он вообще не был уверен в том, что хочет убить Рона Уизли. Но сейчас он был зол, и ожидал того же от Гермионы. Ожидал криков, пощечин... слез. Но только не того, что сделала она в следующее мгновение.

— Пожалуйста, — выдохнула она. Стараясь не делать резких движений, Гермиона наклонилась вперед и прижалась щекой к его груди. Все остальные звуки исчезли, она слышала лишь удары его сердца.

— Пожалуйста, — снова произнесла она, так и не озвучив целиком свою просьбу, но этого было достаточно. Он знал, о чем она просит.

За окном потускнел солнечный свет и сгустились тени. Казалось, никогда в жизни ей не было так страшно.

— Пожалуйста, — вновь повторила она. — Я никогда и ни о чем больше не попрошу тебя, — кровь бешено неслась по жилам. Как бы она сейчас хотела замедлить ее бег.

Тело Малфоя будто бы превратилось в каменную статую, а руки осторожно, но настойчиво отстранили ее. Открыв глаза, Гермиона увидела его настороженное лицо. Не сказав ни слова, он быстро встал с кровати и вышел из комнаты, оставив ее наедине со своими мыслями.

Она боялась... Но знала наверняка, что он выполнит ее просьбу. Просто чувствовала это.

***

— И где же тебя носит? — резко бросил Малфой, когда в гостиную его особняка трансгрессировал Макнейр.

— Это мое дело, понятно?.. Ну, а если серьезно, то у меня, кажется, проблемы. За мной чуть не установили след.

— Будь осторожней, ясно? — ледяным тоном произнес Малфой.

— И что же ты от меня хотел? — лицо Эрика было похоже на непроницаемую маску.

— Что хотел? — разъяренно переспросил Драко, гневно глядя на него. — Какого хрена Грейнджер теперь знает о том, что я искал Уизли?!

— Я ей рассказал, — ответил тот.

— Неужели?

— Мне захотелось, — ухмыльнувшись, он пожал плечами. — Я не виноват, что она потом грохнулась в обморок.

Дикое рычание Малфоя сотрясло гостиную. В ту же секунду он подскочил к Макнейру и схватил его за отвороты пиджака. Разъяренное, перекошенное лицо в упор уставилось на брюнета. Эрик же вел себя на удивление спокойно.

— Неужели она того стоит? — изогнув губы в язвительной улыбке, спросил он. Казалось, ему вообще было плевать, что сейчас сделает Малфой. Впервые он вел себя так развязно, за что и поплатился.

Несколько раз резко и без жалости Драко ударил его в солнечное сплетение. Уже второй раз за этот гребаный день Макнейра бьют именно туда. С утра он схлестнулся с Забини безо всяких на то причин.

Эрик согнулся пополам и еле сдержал рвотный позыв от боли. Когда он отдышался, то посмотрел на Малфоя совершенно равнодушным взглядом.

— Если с ней это повторится... Я. Тебя. Убью, — очень серьезно проговорил Драко. — Выбью из тебя все дерьмо.

Макнейр попытался усмехнуться. Вся эта ситуация казалась ему нереальной. Он до сих пор отказывался верить... Драко Малфой с такой легкостью говорит о том, что ради грязнокровки готов пойти на что угодно. Но еще больше пугало то, с какой легкостью он все же на это пойдет. И взгляд Драко, такой сосредоточенный и отчасти гневный, не давал усомниться в серьезности происходящего.

— Ты понятия не имеешь, с чем связался, Малфой, — прохрипел он. — Она погубит тебя. Уже это делает, ты разве не замечаешь? — с этими словами Макнейр неспешно поднялся и внезапно трансгрессировал, оставив Драко обдумывать услышанное.

— Вернись!.. — только и успел выкрикнуть блондин. — Черт! — он схватился за волосы и тряхнул головой. Хотелось орать в голос, потому что он совсем не знал, как ему поступить. Больше всего бесило то, что Макнейр был прав.

Малфой подошел к окну и, отодвинув плотный занавес, устремил взгляд на белый мраморный фонтан. За ним открывался волшебный, тихий парк безмятежного покоя. Прямо на траве возле пышного и буйнорастущего дерева, покрытого ярко-зеленой листвой, сидела Гермиона и волшебной палочкой выводила в воздухе причудливые узоры.

Залюбовавшись этой картиной, Малфой облокотился плечом о стену и улыбнулся. Единственное, что он знал точно, — он никогда, ни при каких обстоятельствах не отступится от нее. И пусть даже ему придется пойти на крайности.

***

Приближалась осень. Время медленного умирания. Солнце реже выглядывало из-за густых облаков, уступая место хмурым, дождливым и туманным дням. Деревья в парке Малфой-мэнора увядали и выглядели уныло. В воздухе витал аромат палой листвы... А ведь еще совсем недавно парк выглядел, как райский уголок.

Зато Гермиона пребывала в состоянии, сравнимом с эйфорией. Для нее не было ничего прекрасней осеннего парка, промокших скамеек, падающих и шуршащих под ногами листьев... Она находила это время года самым волшебным, предвкушая момент появления малыша.

Казалось, всю свою жизнь она ждала наступления этой осени.

Это было как путешествие на другую планету — она заглянула в изумительный золотисто-багряный мир невиданной красоты. Будто только сейчас разглядела, что такое осень.

Впервые за месяцы, проведенные в Малфой-мэноре, Гермиона не тосковала по друзьям. С Генри она виделась примерно раз в полторы недели. Малфой зачаровывал карету, и они ездили в Лондон навещать его.

Мистер Грейнджер не питал к Драко открытой ярой ненависти, но по своему обыкновению держался с ним холодно и статично. Малфой же был не склонен искать причины, мотивирующие такое отношение. Все начиналось коротким рукопожатием, словно встреча их рук обоим сторонам была не приятна, и заканчивалось сдержанным кивком.

13 сентября 1999 год.

К полудню ветер стих, и погода прояснилась, но осень уже начала дышать прохладой. Гермиона медленно брела в сторону особняка, сжимая в руке свою волшебную палочку, с помощью которой левитировала большую стопку книг, паривших рядом. Часом ранее Малфой куда-то трансгрессировал, и теперь Гермиона осталась в доме совсем одна, чего не случалось уже довольно давно. Если он и оставил ее без охраны Макнейра, это могло означать только то, что в скором времени он вернется. И она ждала его.

Переступив порог дома, девушка собралась было направиться в библиотеку, чтобы разложить все книги по местам, но увиденное ввело ее в ступор. Прямо посреди холла, захлебываясь и истекая кровью, лежал Эрик Макнейр и судорожно пытался стянуть с себя мантию, почти всю пропитанную кровью.

Гермиона вздрогнула от шума — это книги с грохотом упали на пол. Медленно, неуверенно переставляя ноги, словно позабыла, как это делается, она подошла к Макнейру.

— ...Малфой... где он?.. — с трудом различила она его хрипы. Ее охватила паника. Она не могла вымолвить ни слова. То ли забыла все слова, то ли потеряла способность их произносить. Рука инстинктивно потянулась ко рту, сдерживая вскрик. Девушка пошатнулась.

— П...помоги мне... — еле выдавил он из себя. Кровь продолжала хлестать из его ран.

Через силу Гермиона всплыла из страшного ступора, куда погрузилась, точно в омут. Чувствуя бешеное биение собственного сердца, отдававшегося барабанным боем в ушах, она быстро подняла свою палочку.

— Что за заклинание в тебя попало? — закричала она, но, похоже, Макнейр уже не слышал ее. Из его горла вырывались лишь сдавленные хрипы. Она судорожно вспоминала все подходящие заклинания, которые смогли бы остановить кровь. Гермиона оказывала ему помощь прямо в холле — левитировать его в гостиную времени не было. Она вызвала домовиков и чарами подозвала к себе все возможные бутылочки и склянки с нужными зельями. Эльфы разодрали на нем рубашку, обнажая истерзанную грудь. Веки Макнейра приоткрылись, показав белизну глазных яблок. Его лицо казалось серовато-белым, лишившись и тех немногих красок, какие в нем еще оставались.

У Гермионы тряслись руки. Она с облегчением выдохнула, увидев, что кровь уже перестала хлестать из его ран. Но все равно девушка откупоривала очередной пузырек и принималась капать зельем на заживающие раны.

Низ живота неприятно побаливал, но Гермиона старалась не думать сейчас об этом. Спустя несколько минут раны Макнейра выглядели так, точно они заживали вот уже несколько дней — их затянула свежая кожа. Лицо его по-прежнему оставалось серым и поблескивало от пота. Он слабо застонал и попытался пошевелиться. Гермиона видела — боль отступала. Зато ее боль внизу живота и в пояснице возросла в несколько раз, словно она забрала ее у Макнейра. Эрик же все еще выглядел слабым и еле живым, но ему удалось сесть.

— Грейнджер... — он сморщился, ощупывая покалеченную грудь.

Гермиона посмотрела на него как-то растерянно. Похоже, она вообще ничего не услышала. Ничем не показывая, что ей больно, она лишь судорожно стиснула руки и попыталась встать.

— Ой, нет!.. — бутылочки и склянки, которые стояли на полу, опрокинулись. Гермиона машинально потянулась к ним, намереваясь поднять, но домовики опередили ее. — О! — задохнулась она и дрожащими руками схватилась за живот.

— Грейнджер?! — Макнейр непонимающе уставился на нее. Через полсекунды Гермиона закричала.

— Больно!.. Мне так больно! — сквозь крики лепетала она, прерывисто дыша.

— Твою мать! — выругался Макнейр. — Грейнджер, что с тобой?!

— Кажется... Ой!.. — она в который раз скорчилась от боли. — Эрик, похоже, у меня начались схватки.

— Твою же мать!

Была всего лишь середина сентября, когда как роды должны были начаться только в ноябре. Но решимость этого младенца появиться на свет в начале осени была непоколебима.

Макнейр быстро нащупал волшебную палочку в складках своей насквозь пропитанной кровью мантии и кончиком коснулся уродливой метки на предплечье. Так он хотел вызвать Малфоя, но после нескольких неудачных попыток, громко ругаясь, отбросил палочку в сторону.

— Черт, Грейнджер, не работает!

Ответом ему послужил очередной громкий вскрик. Она яростно задышала, изо всех сил пытаясь не упасть в обморок от нестерпимой боли внизу живота. Эрик помог ей встать, и каким-то чудесным образом они смогли добраться до спальни. Пока они поднимались по лестнице, у Гермионы отошли воды. Часто вдыхая и выдыхая воздух, девушка тяжело водрузилась на кровать. Черт побери, она даже не знала, как ей правильно лечь!

Все попытки Эрика вызвать Драко при помощи черной метки с треском проваливались. Он не мог понять, в чем дело. Ему оставалось только трансгрессировать из поместья и самостоятельно отыскать Малфоя. Так он и поступил. Бросив напоследок: "Грейнджер, только попробуй коньки отбросить!", Макнейр сделал несколько попыток трансгрессировать, и только шестая увенчалась успехом.

Теперь Гермиона осталась совсем одна. Домовиков она решила отправить за доктором Чандлером. Конечно, не в ее правилах было давать этим бедным существам какие-либо распоряжения, но сейчас она была вынуждена — да что там, обязана! — отбросить все свои принципы в сторону.

— О! — Гермиона сильно сжала простынь руками. Боль усиливалась и становилась более длительной. Противное тянущее ощущение внизу живота казалось то нестерпимым, то немного ослабевало. Ей стало страшно — вдруг никто не придет? Что тогда будет? Как же она родит самостоятельно? От этих мыслей на глазах выступили слезы.

Четкий интервал между схватками еще не установился. Она лишь изредка судорожно стискивала руки и корчилась. Каждый раз был больнее предыдущего, но Гермиона постепенно начала привыкать к этой боли.

Спустя какое-то время, неожиданно, в сопровождении акушерки и домовиков, в спальне появился доктор Чандлер. Кляня капризы судьбы, он быстро разложил все инструменты, лекарства и зелья и немедленно принялся за заклинания, обеспечивающие охранное и защитное колдовство, призванное оберегать мать и ребенка. Пока доктор возился с этими чарами, акушерка самостоятельно изготовила какое-то зелье, от которого боль внизу живота у Гермионы чуть притупилась.

Тут внезапно она услышала какой-то ор за дверью. В следующее мгновение в комнату ворвались всполошенный и растрепанный Малфой и Макнейр.

— ...А не надо было мотаться где попало и оставлять свою сильно беременную грязнокровку одну! — кричал Макнейр.

Малфой, казалось, его даже не слышал. Он молниеносно преодолел расстояние от двери до кровати, не обратив внимание на доктора и акушерку, словно их тут и не было, и опустился на колени у постели.

— Гермиона!

Лицо девушки было усеяно крупными каплями пота.

— Драко... — выдохнула она.

— Мистер Малфой, я вынужден просить вас покинуть спальню на какое-то время, — осторожно сказал доктор Чандлер.

Юноша никак не отреагировал. Крепко сжав руку Гермионы, он заботливо откинул с ее взмокшего лба налипшие пряди волос. Гермиона закрыла глаза, но пальцы ее все так же крепко, не отпуская, сжимали его руку. Доктор коснулся его плеча, вынуждая покинуть комнату, и Драко ничего не оставалось, как послушаться его.

Несколько часов спустя Чандлер вышел из спальни.

— Ей предстоят затяжные и тяжелые роды, — заявил он, угрюмо сдвинув брови. — Первый ребенок почти всегда трудно дается. В нашем же случае еще и наблюдается нарушение в системе мать-плацента-плод. Бедняжка только мучается, а дело не движется...

— Она же принимала то зелье, которое вы мне давали! — раздраженно зашипел Малфой. Еще никогда доктор не видел юного аристократа таким взбешенным. Волосы торчат в разные стороны, кулаки крепко сжаты, а взглядом впору было убивать.

— Да, но поймите, никто не ожидал, что у нее начнутся преждевременные роды... — начал оправдываться он, но Малфой перебил его.

— Знаете, ЧТО я с вами сделаю, если с ней или ребенком что-нибудь случится?!

— Мистер Малфой, клянусь, я делаю все возможное, — с этими словами доктор снова скрылся в спальне. Изредка оттуда доносились приглушенные крики, и всякий раз сердце Драко словно сжимали невидимые тиски. Странно, но все это время рядом с ним присутствовал Макнейр. Он выглядел слабым на вид, но Малфоя это в данный момент совсем не интересовало.

Минуты тянулись, словно часы, а часы — словно вечность. Драко то слепо расхаживал по гостиной, то заваливался на диван, раскинув руки. Макнейр тем временем сидел на полу, возле камина, и потягивал огневиски прямо из бутылки. Часа через три, когда солнце уже печально клонилось к окутанному туманом горизонту, вечернюю тишину внезапно разорвал пронзительный и отчаянный крик новорожденного. Драко вздрогнул и, резко соскочив с дивана, отрывисто задышал, словно вынырнул из глубокой воды. Взгляды Макнейра и Малфоя встретились. На долю секунды каждый из юношей будто оцепенел. Наконец в гостиную спустился доктор Чандлер.

— Кончилось, — возвестил он своим низким, неторопливым голосом и подошел ближе к Драко. — Мистер Малфой, примите мои поздравления — у вас родился наследник!

***

Обессиленная и измученная... Она едва не умерла. Ее затягивало и кружило в водовороте ночных кошмаров. Она точно не помнила, в какой момент провалилась в забытье. Сначала была боль, самая сильная из той, которую ей сегодня довелось испытать, а потом — освобождение. Накатила чернота. Сквозь окутывающий ее мрак, она, наконец, услышала Его плач. До равнодушного уже почти ко всему сознания доносились обрывки фраз доктора и акушерки: "Мальчик... Слабенький... Отдых... Бедняжка... Пяти фунтов весом..."

Гермиона попыталась сфокусировать зрение и увидела что-то маленькое и красное. Оно барахталось в заботливых руках акушерки. В следующий миг ее захлестнула волна тепла. Ее малыш... Ее маленький малыш... Жив... Почувствовав на своем теле те же заботливые руки женщины, Гермиона погрузилась в страшный и беспокойный сон. Она слишком ослабла. Сопротивляться этой тьме, тянущей вниз, сил совсем не оставалось.

Неизвестно, сколько времени она была без сознания. Инстинктивно проталкиваясь через эту кромешную тьму, Гермиона попыталась медленно открыть глаза. Получилось! В комнате никого не было. За окном чуть теплился рассвет, озаряя спальню кроваво-золотым светом. Все колдовство, все те чары, которые наложил на нее доктор Чандлер, действовали! Ей было невероятно легко, но... Она невольно положила руки на живот. Сердце ее защемило — не хватало приятной тяжести, томящейся под сердцем. Где он? Где ее малыш?!

Гермиона быстро выбралась из-под одеяла и выбежала из спальни в коридор. В ногах, несмотря на все чары, чувствовалась легкая слабость, но девушке сейчас было не до нее. Сердце ее билось где-то в горле. Она отпирала подряд все двери, попадавшиеся на пути, и вот, в одной из них, наконец, увидела их.

Малфой стоял возле высокого окна какой-то просторной комнаты, которую Гермиона не видела прежде, и держал в руках маленький сверток. Драко не отрываясь смотрел на него. Все чувства и мысли Гермионы сосредоточились на том, что она увидела, словно до сих пор она никогда не могла разглядеть Драко Малфоя по-настоящему. Сердце ее замерло.

Малфой услышал, как в комнату кто-то ворвался, и, наконец обернувшись, увидел бледное и перепуганное лицо Гермионы. Она сделала один нерешительный шаг к нему, но потом быстро подбежала и потянулась к ребенку.

— Отдай, — надломленно прошептала она. Что-то в этих интонациях по-прежнему выдавало ее тревогу и опасения.

— Скорпиус Гиперион Малфой, — исполненным достоинства и важности голосом сообщил он, когда Гермиона взяла маленький кулек на руки. Драко ни разу в жизни не видел такой завораживающей картины. У него даже перехватило дыхание.

Гермиона не могла оторвать взгляда от лица малыша. Он был поразительно похож на Малфоя. Уже сейчас и нос, и рот, и линия бровей ясно очерчены, в точности, как у Драко. Лишь глаза были такого знакомого ей цвета. У малыша ее глаза. Гермиона держала его с такой трепетностью, а глаза ее сияли любовью. Тут вдруг тишину нарушило недовольное покряхтывание — младенец суетливо завозился в пеленке, а потом и вовсе заплакал. Сначала Гермиону охватило чувство страха, но материнский инстинкт еще никого не подводил. Это чувство заложено природой и волной накрывает всех без исключения.

***

Малфой задумчиво очертил пальцем длинную ножку фужера, напоминающего по форме бутон тюльпана. Какое-то время он внимательно разглядывал этот бокал из богемского стекла, украшенного платиновым рисунком, а потом со всего маху швырнул его в противоположную стену. Осколки брызнули в разные стороны. Красное вино, словно кровь, стекло крупными каплями на пол.

Драко уже не хотел того, во что ввязался. В его новой жизни этому не было места. Четверть часа назад его гостиную покинули юные Пожиратели. Почему? Почему среди всех возможных вариантов они выбрали именно Генри? Все вокруг словно померкло, когда распахнулась дверь, и в проеме появилась Астория Гринграсс, впившись во всех собравшихся взглядом горгоны Медузы.

— Лучше на рассвете, — эти три слова до сих пор звенели в ушах, а перед глазами стояло ее спокойное, такое непроницаемое лицо, словно она сообщила о чем-то незначительном, не требующем особого внимания. — К чему тянуть?

Малфой прикрыл глаза, не обращая внимания на всеобщий гул. Он не шевелился, стоя во главе стола, словно изваяние.

И теперь, когда он остался один, его начали мучить вопросы, почему именно сейчас? Какого черта?! А эти вопросы порождали другие, более глубокие. Для чего, вообще, им понадобилось это гребаное противостояние?

Теперь он понимал, смысл абсурдный, извращенный, издевательский... И чтобы следовать за этим смыслом, нужно не иметь ничего сверхценного за спиной. Так у него и было... Раньше. Сейчас же хотелось отрезать и оставить позади навсегда все то, что осточертело до зубовного скрежета, потому что у него давно появился другой смысл, который заполняет все его сердце, который разлит по всей душе, который делает бессмысленным все прочее.

Гермиона не переживет, если они убьют Генри, поэтому нужно делать выбор. Точнее, просто озвучить его, ведь выбор этот был сделан уже давно. Нельзя терять ни минуты!

***

Вот он — этот маленький комочек перед ней. То, что Гермиона чувствовала сейчас, сложно описать. Это и страх перед неизвестностью, и растерянность. Она любила его с самого первого дня, как узнала о нем, но еще до конца не верила, что это он, ее ребенок. Не верила, что она — мама.

Скорпиус несколько раз громко икнул, заставив волнение в ее груди всколыхнуться, но все, что он съел, осталось при нем.

Для Гермионы наступило счастливое и одновременно тревожное время приобретения личного опыта. День ото дня возникали всевозможные "как?", "почему?" и "что ей делать в этой ситуации?".

Первые несколько недель Малфой думал, что она не спала вообще. Стоило малышу заплакать — Драко и глаза не успевал разомкнуть, а Гермиона уже оказывалась у колыбельки, брала на руки, укачивала, ворковала. Сам же слизеринец порой любил тихонько покусывать крохотные пальцы и пухлые ножки младенца и проделывать еще тысячу глупостей, на которые Гермиона реагировала излишне бурно. Малыш всегда чистенький и ухоженный с первых дней был окружен чудесной, всепоглощающей заботой. Он был довольно спокойным, плакал редко, как будто лениво исполняя возложенный на него природой долг, и быстро затихал. Кожа малыша постепенно стала белой, почти прозрачной, прямо как у Малфоя, сквозь нее чуть просвечивали голубые жилки.

На часах было уже далеко за полночь, но Малфой все не появлялся. После очередного сборища юных Пожирателей он куда-то исчез и по своему обыкновению ничего ей не сказал.

Последние дня три Скорпиус просыпался ночью чуть ли не каждый час, поэтому, когда он, наконец, снова заснул, Гермиона смогла улучить момент и для собственного сна. Едва коснувшись головой подушки и сомкнув глаза, она словно провалилась в забытье.

***

Ровно в полночь Драко Малфой трансгрессировал на маленькую и убогую площадь Гриммо. Именно здесь, по словам Генри, которого часом ранее он спрятал у Нарциссы, должен был находиться Гарри Поттер.

Со всех сторон на него смотрели высокие обветшалые дома. Прямо перед ним возвышался дом под номером одиннадцать, следом — тринадцатый. Нужный ему, конечно же, был ненаносим. Раньше это не остановило бы Малфоя, но теперь что-то изменилось. Его особая магия с легкостью преодолевала подобные чары. Так однажды она помогла ему разрушить защиту над коттеджем "Ракушка", вследствие чего он забрал оттуда Гермиону. Но здесь... Старик Дамблдор постарался на славу, накладывая чары на штаб-квартиру Ордена Феникса. Жаль, что два года назад Малфой не оказался в числе тех Пожирателей, которые узнали о разоблачении (и автоматически стали посвященными в тайну) укрытия Золотого трио после их памятного проникновения в Министерство. Ныне же все эти Пожиратели были мертвы, а некоторые гнили в Азкабане, коротая пожизненный срок.

Драко ничего не оставалось делать, как написать обыкновенную записку и зачаровать ее. Маленький, трансфигурированный в клочок бумаги, опавший лист, долетел до стыка одиннадцатого и тринадцатого домов и испарился. Оставалось надеяться на то, что Поттер дома.

В ту же минуту, раздвинув соседние, откуда ни возьмись, появился недостающий дом. Видавшая виды дверь с грохотом распахнулась, и на крыльце возник переполошенный народный герой собственной персоной. Очки его съехали набок, лицо казалось призрачно-бледным под взлохмаченными черными волосами.

— Ну здравствуй, Поттер! — ухмыльнулся Драко.

Очень быстро ошеломление Гарри сменилось яростью. Он торопливо сбежал вниз по истертым каменным ступеням и бросился на Малфоя, как зверь бросается в атаку. От сильного удара в челюсть слизеринец не упал, хотя для того, чтобы устоять, ему пришлось изрядно постараться.

Драко был готов к подобной эскападе, но не успел он сплюнуть кровь и более-менее прийти в себя, как на него обрушился другой удар, за которым последовал и третий. В промежутках между ударами гриффиндорец кричал нечто неразличимое. И только, когда Гарри, схватив его за отвороты пиджака, припер к железной оградке и прижал к горлу волшебную палочку, Драко сумел разобрать то, что он говорил.

— Ты, тварь! Верни ее, слышишь?! Верни!!

Но прежде, чем он успел нанести очередной удар, запястье его попало в железные тиски пальцев Малфоя. Удачно извернувшись, слизеринец вернул ему несколько ударов и, пока тот приходил в себя, быстро достал свою палочку, направив на него. Гарри выпрямился и, опираясь на забор, также направил палочку на противника. Так они и стояли — обе палочки наизготовку, а с губ вот-вот готовы слететь непростительные заклятия. Первым пришел в себя Малфой.

— Выслушай, — потребовал он.

— Я не верю тебе, Малфой! Все, что скажешь — заведомая ложь, которой ты накормил и мистера Грейнджера! Верни ее... Верни Гермиону, — выдохнул Гарри.

— Заткнись и слушай! — прорычал Драко. Он уже начал терять терпение. — Они нашли Генри, но я успел его спрятать, — быстро заговорил он. — Через него они хотели добраться до Грейнджер. Ведь никто из них понятия не имеет, что она в моем поместье. Параллельно мы искали и вас с Уизли. До тебя добраться не так-то просто, Поттер, — ты либо в Министерстве, либо здесь — он палочкой махнул в сторону дома номер двенадцать. — Они бы не нашли... А мне рассказал Генри. С Уизли все намного проще, но... я решил его не трогать.

— Твоим благородством дороги мостить, — презрительно бросил Гарри.

— Не перебивай меня, — зашипел Малфой. — Ведь я могу и передумать. А надумал я вот что: на рассвете, когда они трансгрессируют прямо к ее отцу и не обнаружат в доме никого, кроме нас, я с превеликим удовольствием сдам их тебе, Поттер, и Министерству с потрохами, — на одном дыхании выпалил он.

На некоторое время воцарилось молчание. Палочки их все также были устремлены друг на против друга. Тут внезапно в конце улицы послышались голоса. Какая-то компания маглов, любителей ночных прогулок, неторопливо шла в их сторону. Юноши моментально спрятали свои волшебные палочки, но не стали убирать их в дальние карманы, готовясь в любую секунду атаковать друг друга.

— Ну, что скажешь? — наконец спросил Малфой, когда компания миновала их.

Гарри был в замешательстве. Он не мог поверить, что слизеринец готов пойти на такое. А главное, зачем?

— Что если вы просто хотите заманить нас в этот дом и там же расправиться?

— Тогда что мне мешает расправиться с тобой сейчас? Разве Грейнджер не говорила тебе, какой силой я теперь обладаю? — кривовато улыбнулся Драко, приподнимая одну бровь.

— Где она?

— С ними все в порядке.

— С ними?

— С ней и малышом, — кивнул он.

Гарри прикрыл глаза.

"С ней и малышом... С ней и малышом... малышом..." — слова Малфоя эхом раздавались у него в голове.

— Так значит... Она уже...

— Да.

— И что же, она действительно счастлива, как и говорил Генри? — после его вопроса последовало достаточно долгое молчание.