Глава 3. Всякому терпению есть предел 1 часть

Вернувшись в гостиную Старост, она обнаружила там Малфоя. Слизеринец лениво сидел на диване, небрежно вертя в руках собственную волшебную палочку. Увидев Гермиону, он жестом попросил ее сесть напротив него.

— Что ты тогда писала своим родителям? — спросил он, внимательно вглядываясь в лицо девушки. Почему-то ему захотелось узнать это.

Между ее бровями снова образовалась еле заметная морщинка.

— Почему ты спрашиваешь?

— Ты отвечаешь вопросом на вопрос, — усмехнулся Драко. — Любопытство, — пожал он плечами.

— Отец прислал мне письмо, в котором говорилось... — она вздохнула. Зачем она вообще рассказывает? — Там говорилось о болезни, внезапно настигшей мою мать. Это... это опухоль... — последние слова дались ей труднее всего.

— Опухоль?

— Да, это такая болезнь, которая губит людей, но магам она не страшна — колдовская сила, заложенная внутри, оберегает от подобных болезней.

— Так, значит, твоя мать смертельно больна?

— Я... не знаю, — ее голос дрогнул. — Диагноз еще не подтвердился, но... — договаривать дальше не было сил. — Слушай, я очень устала и, наверное, пойду спать... Прости. — Не дожидаясь его ответа, она поднялась с кресла, на котором сидела, и направилась в свою комнату.

— Опухоль... — задумчиво произнес Малфой, глядя на пламя в камине. Точно такое же сейчас пылало и у него внутри — пульсирующее и разгоняящее по телу жар. Ему ведь и дела не было до ее матери, зачем он интересовался письмом? Захотел узнать, что ее волнует?

Он вновь вспомнил ее прекрасный образ на балу, и опять неудержимое желание волной прокатилось по всему телу. Даже сейчас, когда она была в обыкновенной одежде и так трогательно говорила с ним о матери, она вызывала неописуемую и абсолютно неконтролируемую потребность попробовать на вкус ее кожу, ощутить запах ее грязной крови и... Нет, терпеть это было уже невозможно. Малфой резко соскочил с дивана и, медленно поднявшись вверх по лестнице, толкнул дверь ее комнаты. Он не ожидал, что она окажется незапертой, поэтому отпереть ее у него получилось слишком резко. Дверь с глухим стуком ударилась о стену.

Гриффиндорка сидела на своей кровати и разглядывала какой-то предмет, державший в руках, когда в ее комнату ворвался Малфой. Шум привлек ее внимание.

— Чт... Малфой? — удивленно выдохнула она и резко встала с кровати.

— Прости, Грейнджер, но я больше не могу терпеть, — хрипло выдохнул слизеринец. Он не спеша надвигался на нее.

— Что?.. В смысле... что тебе нужно? — дрогнувшим голосом спросила Гермиона. Она выглядела растерянной, а в глазах читалось непонимание вперемешку с легким испугом.

— Неужели непонятно? Мне нужна ты.

Какую-то долю секунды Гермиона еще стояла на месте, совершенно сбитая с толку, а потом метнулась к прикроватной тумбе за палочкой, но сильные руки Малфоя обвили ее запястья, и он притиснул ее к стене. Гермиона прерывисто дышала, тщетно пытаясь высвободить запястья из стальной хватки малфоевых рук.

— Прошу тебя... — выдохнула она. В ее огромных карих глазах теперь отражались ужас и непонимание.

— Нет, грязнокровка, это сильнее меня, — последние слова он произнес ей прямо в губы. Она попыталась отвернуться, не скрывая своего отвращения, но Малфой не позволил ей сделать этого. Девушка судорожно дергалась из стороны в сторону, но каких-либо результатов это не дало. Малфой освободил ее левое запястье, но только для того, чтобы поднести свою ладонь к ее лицу. Осторожно коснувшись ее волос, он отвел их в сторону, обнажая шею гриффиндорки. Его рука скользнула вниз, вдоль ее тела, бесстыдно лаская нежную кожу под тонкой тканью одежды, а губами он приник к небольшой ямке на шее, где пульсировала голубая жилка. На мгновение Малфой отстранился, шумно втянул запах ее волос и вновь прикоснулся губами к шее. Сначала нежно. Все, что он ощущал на вкус и на запах, было пропитано сладострастием.

Чувствуя ее сопротивление, он стал более настойчив. Теперь Малфой отпустил и второе ее запястье, удерживая девушку только своим телом. Не обращая внимания на ее крики и удары — тщетные попытки сделать ему больно и вырваться из его тесных объятий, он продолжал жадно исследовать ее шею.

Внезапно Гермиона сумела извернуться и ударила его по лицу. Голова Малфоя дернулась в сторону, и на мгновение он замер. Она ждала, что будет дальше, а потом снова задергалась, пытаясь его оттолкнуть. Это его сильно разозлило и, будто желая наказать, он впился зубами в ее нежную кожу. Ощутив вкус ее теплой крови, слизеринец принялся жадно высасывать ее, словно обезумевший вампир. Эта грязная кровь... Какая же она была сладкая.

Гермиона взвилась ужом в его объятиях и вновь закричала, только теперь от пронзительной боли. Зарычав скорее от удовольствия, он отстранился от ее шеи и, вновь скрутив запястья девушки, с силой впился в ее губы. Теперь и Гермиона ощутила вкус собственной крови. Вся ее мольба и стоны потонули в этом жадном, неистовом поцелуе. В этот момент он почувствовал полную власть над ней. Он сделает все, что захочет... Все, что пожелает его душа. Эти мысли еще сильнее разгорячили его желание.

На какое-то мгновение он вдруг отстранился и посмотрел в ее глаза. Теперь он видел в них только ненависть. Нет... было и еще кое-что — отвращение.

Он сильно стиснул ее плечи, будто намерено желая оставить на ней следы от своих рук, хотя она уже не пыталась вырваться. Поняла, что бесполезно. Слизеринец причинял боль за ее сопротивления. Она не могла больше терпеть ее. Гермиона закрыла глаза, обрывая зрительный контакт. По ее щекам скатились две слезинки.

Что-то внутри Малфоя сжалось, но это что-то было не в состоянии перекрыть непомерное желание и похоть всего его естества. Он медленно потянул лямки ее майки вниз, постепенно обнажая грудь. Гермиона напряглась всем телом и еле слышно прохрипела осипшим от долгих криков голосом:

— Не надо... Пожалуйста...

— Прости, — также хрипло отозвался слизеринец. — Я слишком долго терпел.

Гермиона снова закричала, когда его руки с силой схватили ее за ноющие от боли запястья. Малфой потащил ее к кровати и, небрежно кинув на постель, занялся ее бриджами. И все же она не могла сдаться. Снова вырывалась, извиваясь всем телом, колотила его, пыталась пнуть, но таким образом только сильнее его злила.

— Всякому терпению есть предел! — С этими словами он ударил ее по лицу, чтобы, наконец, усмирить ее сопротивление, и у него это получилось. Гермиона, как безжизненная кукла, обмякла в его объятиях, но не потеряла сознание. Справившись с ее бриджами и нижним бельем, он стянул с себя белую рубашку и расстегнул брюки, высвобождая до боли возбудившуюся плоть. Но он не спешил входить в нее. Его рука скользнула вверх по ее ноге, пальцы коснулись внутренней стороны бедра, а затем поднялись выше. Она была абсолютно сухой. Новая волна злости и желания накатила на Малфоя. Долго терпеть он не смог. Зашел в нее резко и быстро, намерено делая больно. Очередной животный поцелуй поглотил ее вскрик. Он терзал ее губы, а изнутри его жгла ненависть к ней. Ненависть и что-то еще, сводящее с ума, лешающее рассудка... Она была девственницей. Даже здесь она оказалась чистой и невинной. Вся она была такой беззащитной, вся... кроме ее мерзкой крови. И Малфой ненавидел ее за это. Он яростно врывался в нее. Его движения были резкими, руки сминали нежную грудь и оставляли синяки на бедрах. Зубы с невероятной ожесточенностью впивались в бархатистую кожу на тонкой шее, плечах и даже запястьях. Драко словно наказывал ее за то, что она посмела пробудить в нем эту странную одержимость, которую он ощущал к ней почти с самого детства. Но все это было настолько сладко. Во сто крат слаще, чем с любой другой.

— Никогда не отпущу тебя... — выдохнул он и вновь впился в ее губы, прикусывая и пожевывая их, снова и снова получая невероятное наслаждение.

Гермиона чувствовала невыносимую боль во всем теле. Скула, куда пришелся тяжелый удар Малфоя, саднила. Покусанную шею и руки жгло, но самое сильное средоточие боли было внизу живота, куда так яростно врывался слизеринец. Какая же она была глупая, какая уязвимая... Невыносимо больно было ощущать его у себя внутри, но эта боль — ничто по сравнению с той, которая поселилась у нее в душе. Она была сломлена, раздавлена, унижена... Внезапно Малфой содрогнулся всем телом, ощущая приятные волны экстаза. Он кончил. Дыхание его сбилось, и слизеринец тяжело перевалился на спину, рядом с Гермионой. Сломленная, подавленная, разбирая, она тут же завернулась в простынь и, сжавшись в комочек, отвернулась от своего насильника. Скорее забыться сном — все, что она сейчас хотела. А лучше умереть... Ей было все равно, что сейчас сделает Малфой. Останется ли у нее в комнате или же удалится в свою. Его больше не должно было существовать в ее жизни.

***

На краткий миг Малфой почувствовал угрызения совести, но только лишь на миг. Он прокручивал в голове все, что произошло ночью. Возможно, где-то слизеринец был довольно жесток с ней, но мысль о том, что теперь все ее истерзанное любовными укусами и синяками тело, будто бы кричало, кому оно принадлежит, согревала Малфою душу. И она была девственницей. Боже, эта ночь была самой сладкой из всех в его жизни! Зачем он так долго сдерживал себя? Она так манила, и теперь он ее получил. Да. Теперь она только его.

Где-то далеко на горизонте появились первые лучи солнца. Хогвартс-экспресс отъезжает рано. Малфой еще раз обвел взглядом свою комнату, мимолетно глянул в окно и слез с подоконника. В углу его ожидал собранный чемодан, который он повезет в Малфой-мэнор. Возможно, эту комнату он видит в последний раз, но его это мало интересовало. Они уже все решили. После каникул многие слизеринцы уже не вернутся в Хогвартс.

***

Воспоминания.

— На изготовление оборотного зелья у нас уйдет... месяц, — подвела итог Гермиона.

— Месяц?! — хором воскликнули мальчики.

— Но, Гермиона, за это время Малфой успеет извести половину маглорожденных в Хогвартсе! — возразил Гарри.

— Ничего нельзя поделать, — твердо заявила девочка. — Такой вот сложный у этого зелья процесс приготовления.

Трое второкурсников спрятались ото всех в туалете плаксы Миртл и обдумывали ситуацию, сложившуюся в Хогвартсе. Они подозревали Малфоя в том, что он наследник Салазара Слизерина и решили проникнуть в гостиную Змеиного факультета, чтобы выпытать у него больше информации. Для этого им и требовалось Оборотное зелье.

Гермиона спешила в библиотеку, так как сегодня истекал срок сдачи большой книги по зельям, из которой они и почерпали знания об Оборотном. Гарри ушел на тренировку по Квиддичу — им вскоре предстоял матч со Слизерином, а Рон почти всегда приходил последить за ходом самой тренировки, мечтая когда-нибудь попасть в команду.

Мадам Пинс очень уж не любила, когда студенты задерживали книги. Могла и баллы снять за то, что книгу задержали всего на минуту. А баллы для Гермионы — больная тема, поэтому она неслась по коридорам Хогвартса с огромным томом в руках, позабыв, что за беготню тоже лишают драгоценных баллов. Но, на ее счастье, по пути она не наткнулась ни на Филча, ни на преподавателей, ни даже на Старост.

Она почти добежала до библиотеки, как вдруг кто-то резко схватил конец ее шарфа. Так, что девочка чуть было не упала назад. Золотисто-красный гриффиндорский шарф был слишком длинным, поэтому его края буквально летели вслед за девчушкой.

Из горла вырвался сдавленный вскрик. Она обернулась и увидела мальчика с зализанными назад белоснежными волосами и бледной кожей. Драко Малфой вцепился в край ее шарфа, словно хозяин, державший поводок. Затем он резко дернул его на себя, притягивая Гермиону ближе. Девочка не удержалась на ногах и, выронив книгу из рук, больно стукнулась коленками об пол.

— Так-так-так... Грейнджер! Носишься по коридорам, как я понимаю? Правильно делаешь. Учись быстро бегать, но знай, что от наследника тебе все равно не спрятаться, — ухмыльнулся он.

Малфой был первым, кого они подозревали в наследничестве, поэтому его слова напугали ее. Кто знает, может, он убьет ее прямо сейчас и глазом не моргнув?

Подобрав книгу, Гермиона поднялась с колен и встретилась с насмехающимся взглядом. С непроницаемым лицом она дернула свой шарф, в попытке высвободить его из цепких рук слизеринца, но он только крепче ухватился теперь уже за его середину, притягивая Гермиону ближе.

— Отпусти, мне больно! — закричала она.

— Куда-то собралась? Я с тобой еще не закончил, поганая грязнокровка.

Предательский ком застрял в горле, а на глаза навернулись слезы. Нет, она не заплачет!

— Что тебе нужно?

Странно. Это был всего лишь безобидный вопрос, но на Малфоя он подействовал особым образом. Его серые глаза потемнели от злости, а лицо исказила гримаса ненависти.

— Что мне от тебя нужно? — прошипел он. — Очень хороший вопрос, Грейнджер, — казалось, он вот-вот ударит гриффиндорку. — Я хочу, чтобы ты сдохла, слышишь? Ты портишь мою жизнь!

— Я? Порчу твою... жизнь?..

— Когда-нибудь, Грейнджер, я убью тебя, — было сложно поверить в то, что это говорил двенадцатилетний мальчик. Сколько же в нем было жестокости? Сколько яда?

— Ну что я тебе сделала? — голос ее дрогнул, и на глазах выступили слезки. — Пожалуйста... отпусти меня, — Гермиона вновь попыталась высвободить свой шарф из его рук.

— Я никогда не отпущу тебя, слышишь? — он крепче стиснул в кулаке ткань ее шарфа. Так, что побелели костяшки. — Запомни это. Никогда!

***

"Никогда не отпущу тебя... Не отпущу..." — донеслось из ее памяти. Гермиона медленно открыла глаза и с трудом поднялась с постели, прижимая к груди простынь. Малфоя в ее комнате уже не было. Укусы, рассыпанные, казалось, по всему телу, ныли от боли, но она не обращала на это внимания. Раннее утро — ее самое любимое время суток. Солнце медленно, но верно поднималось из-за горизонта, принося с собой новый день, новые заботы и радости, а для кого-то и новые печали, огорчения и невзгоды. Утро Гермионы было омрачено событиями прошлой ночи... Омрачено? Нет, это слишком мягко сказано. Та ночь погубила ее. Погубила ее веру... во что? Разве можно было быть такой наивной и верить в то, что слизеринец поменял к ней отношение?! Разве можно было быть такой глупой и думать, что он не причинит ей вреда?! Ну почему она не слушала Гарри и Рона? Почему не верила им?

Она подошла к зеркалу и ужаснулась, увидев собственное отражение. Простынь соскользнула с ее тела, и взору девушки предстали страшные отметины в виде укусов и синяков. Искусаны были губы, шея, в некоторых местах плечи и запястья. На скуле красовался небольшой синяк от удара. Следы от его стальной хватки остались на бедрах, животе и даже на ребрах. Гермиона вновь посмотрела на свое лицо. В своих собственных глазах она прочитала страх. Неужели она боится Малфоя? Он ничтожество! Мразь! Насильник! Но... она боится его. Того боится, что может он с нею сделать, хотя, наверное, уже поздно переживать об этом, но его слова...

"Никогда не отпущу тебя", — Гермиона снова их вспомнила. В ее душе поселилось запоздалое чувство тревоги. Нагнувшись, она подняла простынь и, вновь завернувшись в нее, заметила кое-какую вещицу, лежавшую на полу, возле окна. То был кулон, подаренный мамой на вокзале Кингс-Кросс. Этот день она помнила прекрасно. Впереди ее ждал первый год обучения в Хогвартсе, а позади остались любящие родители и беззаботное детство.

В кулоне находились фотографии ее мамы и папы. Когда в Хогвартсе ей становилось особенно нелегко, Гермиона открывала кулон и смотрела на улыбающихся родителей. Во время поиска крестражей, она каждую ночь засыпала, крепко сжимая заветную вещицу. Она держала в руках этот кулон и вчера — или правильнее будет сказать сегодня, — когда к ней в комнату вломился слизеринец... А она ведь даже дверь запереть на обыкновенный замок не потрудилась, не говоря уже о защитных заклинаниях. Какая глупая самонадеянность.

На Рождественские каникулы Гермиона хотела приехать домой, узнать, как чувствует себя мама, да и вообще побыть вместе с родителями. Она ничего не рассказала им о том, что накладывала на них "Обливиэйт". Умолчала и о войне. Ни к чему им лишние переживания. Летом, перед седьмым курсом, она сняла с них чары забвения, внушив, что в Австралию они уезжали в отпуск. Август она провела уже в "Норе", пообещав приехать на Рождество, но... Как же она приедет к ним в таком виде? Следы от укусов и синяков не скроются от наблюдательных глаз матери, даже если мадам Помфри сделает все возможное, чтобы они стали менее заметными. Они, конечно, маги, но далеко не всемогущие. Тем более, она не покажет этот кошмар медсестре. Единственный человек, кому она сможет довериться, это Гарри.

***

Хогвартс-экспресс тронулся с платформы, увозя с собой учеников, пожелавших встречать Рождество в кругу своих семей. Гарри, Рон и Джинни решили остаться в школе, а вот Гермиона, по их мнению, должна была уже ехать в Лондон.

— Странно, что она даже не пришла попрощаться с нами, — сказала Джинни. Втроем они сидели в Большом зале на завтраке.

— Наверное, до сих пор злится из-за вчерашнего, — пожал плечами Рон. Он тоже был немного в обиде на нее за то, что она не верила им.

Джинни уже знала о вчерашних событиях — ей рассказал Гарри (вернее, она все у него выпытала), поэтому не стала расспрашивать брата, за что конкретно злилась на них Гермиона.

— Это на нее не очень-то похоже, — подал голос Гарри.

Больше никто ничего не сказал, и они отвлеклись от этой темы. После завтрака они решили прогуляться до Хогсмида.

Рон и Гарри уже натягивали свои теплые пальто, когда в окно последнего постучалась школьная сова, держа в клюве какое-то послание. Гарри подошел к окну и, впустив птицу, развернул пергамент.

"Гарри, мне нужно с тобой поговорить. Встретимся в библиотеке после обеда. Гермиона
P.S.: Рон ничего не должен знать".

— Что это? — в этот момент как раз подошел Рон и заглянул другу через плечо. Гарри запоздало смял послание Гермионы в кулаке.

— От кого это? — вопросительно посмотрел на него Рон.

— Э-э... Здесь ведь написано... Разве ты?..

— Написано? — Рон бесцеремонно выхватил у Гарри листок. — Он пуст.

Гарри снова взял в руки пергамент. Он отчетливо видел на нем строчки, написанные Гермионой. Тут до него дошло. Она заколдовала послание, чтобы только он один мог его прочесть. Очень предусмотрительно, но... к чему все это?

— Что за черт? — непонимающе уставился на него Рон.

— Э-э... Наверное, кто-то пошутил, — пожал плечами Гарри. Сейчас его волновала только Гермиона. Почему она не уехала? И что за разговор, о котором не должен был знать Рон? После обеда он, как и просила в письме Гермиона, направился в библиотеку. Парень нашел ее не сразу. Она сидела за столом, расположенным в глубине, за стеллажами, скрытая ото всех.

— Гермиона? — Первое, что он заметил, взглянув на ее лицо, — синяк на скуле. Внутри зародилось беспокойство, граничащее со злостью и в некоторой степени паникой. — Ты не уехала? Кто сделал это? Что произошло? — твердым голосом заговорил он, присаживаясь напротив нее. Гермиона подняла на него полные слез глаза.

— Гарри... — прошептала она.

***

Гермиона и Гарри поднялись на башню, отведенную главным Старостам. От вчерашнего погрома, устроенного Малфоем, ничего не осталось — домовики все привели в порядок. Гарри помог собрать вещи Гермионы и некоторую часть потащил в гостиную факультета Гриффиндор, к немалому удивлению сокурсников, надо сказать. Собирая оставшиеся вещи, Гермиона обнаружила свое платье, в котором вчера она была на балу. Кровавое пятно на рукаве уже засохло и немного потемнело. Его кровь... Внутри все сжалось от омерзения. Она скомкала платье, как ненужную тряпку, и понесла в гостиную, намереваясь бросить в огонь, горящий в камине.

Когда Гарри вернулся в гостиную Старост, он наткнулся на стоящую возле камина Гермиону. Подойдя ближе, он заметил, как в огне превращается в горстку пепла то, что еще вчера было прекрасным платьем. Гарри не стал спрашивать, зачем она решила сжечь его. Видно, на то были свои причины. Не говоря ни слова, Гермиона уткнулась в плечо своего лучшего друга и беззвучно заплакала.

— Я убью его, Гермиона, — сквозь зубы процедил Гарри и крепче обнял девушку. — Клянусь тебе, я убью его!

Первое, что они сделали после того, как Гермиона все ему рассказала, — попытались убрать синяк со скулы девушки, и как только у них получилось, нашли Макгонагалл и попросили ее назначить другую девочку на пост главной Старосты. Разумеется, Гермиона ни дня не желала оставаться в этой гостиной, даже несмотря на то, что Малфой уехал домой на каникулы. Все в этом месте напоминало ей о боли и унижении.

Профессор Макгонагалл была очень удивлена решением девушки и попыталась отговорить ее, но та не собиралась идти на попятную.

Когда Гарри и Гермиона перетащили оставшиеся вещи в гостиную Гриффиндора, там как раз объявился Рон.

— Гермиона? — удивленно воскликнул он. — Что ты делаешь в Хогвартсе?

— Я решила остаться в школе, так как мои родители... э-э... они... уехали в Шотландию, — соврала она.

— В Шотландию?

— Ну да. — Гермиона, может, и не выглядела убедительно, но Рону не потребовались дальнейшие ее объяснения. Он был рад тому, что она остается, но...

— А в чем дело? Почему твои вещи здесь? — обеспокоенно спросил парень.

— Она переезжает, — холодно ответил за нее Гарри.

— Переезжает? Почему?

— Видно, не по силам мне должность главной Старосты, — тихо проговорила она, опустив глаза.

— Брось, Гермиона, ты прекрасно справлялась со всеми обязанностями, чего, кстати, нельзя сказать о Малфое, — недовольно возразил Рон.

При упоминании имени слизеринца Гермиона вздрогнула. Стало труднее дышать, но она совладала с собой.

— Я так решила, Рон, — твердо заявила девушка. Гарри подошел к ней и, положив руку на ее плечо, сказал:

— Теперь ты снова с нами, Гермиона. "И никто больше не посмеет тронуть тебя", — мысленно добавил он.

Гермиона написала родителям письмо, в котором объяснила, почему не приехала на Рождественские каникулы. Ответное письмо от отца она получила уже на следующий день. В нем говорилось о том, что диагноз матери подтвердился. Злокачественная опухоль.

Отец Гермионы, Генри Грейнджер, был очень сдержанным, спокойным и в некоторой степени хладнокровным человеком. Он в полной мере соответствовал статусу типичного чопорного англичанина. Но, несмотря на всю холодность, он безумно любил свою жену Грейс, хоть и не выставлял чувства напоказ. Письмо, которое он отправил дочери в Хогвартс, было немногословным. Достаточно сухо изложив суть, он черкнул пару строк о том, что огорчен ее решением остаться в школе, и поздравил с Рождеством.

Сердце Гермионы больно сжалось. Весь ее хрупкий мир, состоящий из любимых вещей, близких людей, без которых она не представляла дальнейшего существования, жизненных идеалов и просто мимолетных желаний, рушился на глазах, и она ничего не могла с этим поделать. Сначала война, потом боль и унижение, причиненные Малфоем, а теперь вот мама... Тут она не сдержалась. Расплакалась, словно маленькая девочка. А кто она, по сути? Ей всего лишь восемнадцать лет. Почему на нее все это свалилось?

***

Графство Уилтшир (юго-запад Англии). Малфой-мэнор.

— Я не знаю эту девушку, — спокойно сказал Драко. Он и Нарцисса сидели за длинным, пышно изукрашенным столом в гостиной и ужинали. Теперь место во главе стола занимал Малфой-младший, заменив покойного отца. Нарцисса сидела справа от него.

— Неудивительно, — также спокойно отозвалась она. — Дочь Руквудов — сквиб.

— Поэтому и решила сбежать?

— Драко, — теперь в голосе Нарциссы засквозило беспокойство. — Зачем тебе это задание? — серые глаза ее внимательно вглядывались в такие же глаза сына.

— Задание? — усмехнулся он. — Это так, поразвлечься. Притащить обратно домой сбежавшую дочурку, да к тому же еще и сквиба.

Нарцисса опустила глаза. Спорить с ним бесполезно. То, что Драко называл "поразвлечься", было услугой, о которой его и Макнейра попросила Калиста Руквуд, вдова покойного Августуса Руквуда. Дело в том, что Макнейры и Руквуды жили чуть ли не по соседству. Их семьи знали друг друга много лет. Когда Эрик Макнейр вместе с Драко Малфоем приехали из Хогвартса в дом Макнейров, то первым делом узнали о безвременной кончине дочери Руквудов. Они даже присутствовали на ее похоронах. Вот только на следующий день тело в фамильном склепе Руквудов не обнаружилось.

Калиста была в ярости. Она поняла, что дочь просто сбежала. Каким-то образом сумев разузнать ее местонахождение, она попросила Эрика и Драко вернуть обратно негодяйку.

Пробыв у Макнейров еще некоторое время, Малфой вернулся в свое поместье и рассказал Нарциссе о произошедшем. Как оказалось, она была в курсе, что Руквуды растили сквиба. Хотя... "растили" — это не совсем верное слово, описывающее ту атмосферу, которая окружала бедного ребенка.

— После смерти мужа Калиста потеряла рассудок, — холодно заметила Нарцисса, пригубив красное вино. — Она изведет бедную девочку.

Малфой презрительно скривился.

— Бедную девочку? Она же сквиб...

— Разве в этом есть ее вина? Драко... Я не хочу, чтобы ты превращался в своего отца.

Он ничего ей не ответил. Чтобы хоть как-то снять нависнувшее напряжение, Нарцисса решила переменить тему разговора.

— Как Пэнси?

Серые глаза Драко потемнели.

— Почему ты спросила? — сквозь стиснутые зубы выговорил он.

— Я... просто хотела знать... — она немного растерялась — никак не ожидала такой его реакции. Нарцисса не знала, что ее чадо, мягко говоря, не в восторге от грядущей помолвки.

— Хочешь знать? Так я скажу тебе, — теперь настала его очередь буравить взглядом. — Я клянусь, что сделаю все возможное, чтобы отделаться от этой гребаной помолвки!

— Где твои манеры? — надменно спросила Нарцисса.

— К черту манеры! — Малфой резко встал из-за стола. — К черту все! — Он быстрым шагом направился к выходу из гостиной. Только возле высоких и массивных дверей он остановился и, не оборачиваясь, сказал: — Приготовься, скоро ты переезжаешь. После каникул я не вернусь в Хогвартс.

***

— "Дырявый котел", — хмыкнул Макнейр. — Неудивительно, что Калисте быстро сообщили ее местонахождение.

— Ты знал ее? — зачем-то спросил Малфой.

— Видел пару раз, — отмахнулся Макнейр. В его голосе просквозили стальные нотки, а в темно-карих глазах запылал огонек.

Подробности Драко знать не захотел. Войдя в помещение, именуемое "Дырявый котел", двое юношей сразу последовали наверх. Они уже знали, в каком номере пряталась девчонка-сквиб. Отперев дверь заклинанием, они вошли в комнату, но никого там не обнаружили.

— Опоздали, — хмуро изрек Малфой, оглядев пустой номер.

— Нужно все обыскать.

— Гоменум ревелио, — негромко произнес Драко, прежде чем тот начал свой обыск. Ничего не произошло. — Здесь никого нет, — уверенно заявил он.

— Откуда ты знаешь?

— Это заклинание позволяет обнаружить присутствие другого человека.

— Ясно, — усмехнулся Эрик. — Кажется, я начинаю понимать, почему тебя выбрали Старостой. Малфой ничего ему не ответил. — Что будем делать?

— Я знаю, как Калиста нашла свою дочь, — неожиданно сказал Драко.

— И как же?

— Домовики, всего-навсего.

— Почему же тогда они не притащили ее обратно? Нашли и просто...

— Потому что, — перебил его Малфой, — она сквиб, а значит, почти что магла. Маглам, к твоему сведению, трансгрессии любого рода противопоказаны — это может обернуться для них летальным исходом, — очень вкрадчиво, будто маленькому ребенку, пояснил он. — Мы прикажем домовикам отыскать ее и в следующий раз обязательно поймаем.

На губах Макнейра заиграла хищная ухмылка.

— Да, мы тебя поймаем, — словно обращаясь к кому-то невидимому в этой комнате, прохрипел он.

***

Рождественские каникулы подошли к концу, и в Хогвартсе снова пришла пора привычной школьной суеты. Всех сильно потрясло то, что большинство слизеринцев-семикурсников не вернулись из Лондона. Министерство не стало бить тревогу, однако самый главный из всех его подразделений, Департамент обеспечения магического правопорядка, серьезно занялся решением вопроса: а было ли выявлено нарушение закона? После того, как предыдущий Министр, находясь под заклятием "Империус", издал указ об обязательном посещении школы, многое изменилось. Кингсли Бруствер не был сторонником такой идеологии, но все же исчезновение именно тех учеников, которые были уличены в пособничестве Темному Лорду, серьезно настораживало.

Что касается Гарри, Рона и Гермионы, то каждый из них воспринял уход слизеринцев по-своему. Как бы не сетовали по этому поводу Рон и Гарри, Гермиона была в какой-то степени даже рада тому, что ей не придется видеться с Малфоем.

— Они уже почти начали действовать, — негодующе произнес Гарри. Втроем они сидели в гостиной Гриффиндора и обсуждали сложившуюся в Хогвартсе ситуацию.

— Как думаешь, чем они там будут заниматься? — спросил Рон. — Что сделают в первую очередь?

— Что сделают? Не знаю, но в одном уверен точно: они не станут действовать в открытую. Пока не станут.

— Почему же?

— Дождутся, пока мы закончим Хогвартс, — сказала Гермиона, до сих пор молчавшая. Теперь она не спорила с ними о слизеринцах. Давно пора было снять розовые очки. Но если раньше хоть как-то можно было поверить в то, что студенты Змеиного факультета ничего такого, что предполагал Гарри, не предпринимали, то сейчас, после их исчезновения, она стала разделять точку зрения своего лучшего друга.