Глава 2. О том, как слизеринцев во все времена сводили с ума грязнокровки 3 часть

Она уже не пыталась отговорить его от этой затеи, так как ранее все попытки не увенчивались успехом. Она просто свыклась с этим. Драко был истинным сыном своего отца, поэтому какое-либо вмешательство извне, всегда воспринимал в штыки. Яблоко от яблони... как говорится.

В сердце оставалось только лишь безмерное волнение за сына. И бесконечная любовь... Только он один у нее остался, только ради него она теперь живет.

***

Когда Гермиона узнала, что Лаванда Браун спала с Малфоем, ее отношение к этой девушке немного изменилось. Конечно, не в ее правилах было осуждать гриффиндорку за это, но все же она никак не могла взять в толк ее мотивацию. Неужели Лаванда испытывала чувства к Малфою? Если да, то — как такое возможно? Ведь он враг. Хотя... сердцу не прикажешь. И знаменитая история любви Ромео и Джульетты, служит тому доказательством.

"Так, стоп, Грейнджер!" — оборвала она свои мысли.

Еще не хватало, чтобы Лаванда была влюблена в Малфоя, как Джульетта в Ромео. Ведь слизеринец в роль знаменитого героя-любовника совсем не вписывался. Единственная подходящая роль для него в этой повести, по мнению Гермионы, был флакончик с ядом, который выпил Ромео.

Тут девушка поймала себя на мысли, что жалеет Лаванду. Вот уж воистину Мать Тереза. Прав был Малфой.

— Здравствуй, Грейнджер.

Ну, вот. Малфой.

— Легок на помине, — буркнула она, не отрывая взгляд от пергамента с заданием по Нумерологии.

— М-м... ты думала обо мне, — слизеринец был в каком-то приподнятом настроении.

Он медленно расхаживал по гостиной в поисках некоего агрегата, который ему вчера оставила очередная... кгхм... девушка. В роли агрегата выступила нижняя часть нижнего белья упомянутой.

— Хочешь честно? Я думала о Лаванде и о том, как гнусно, наверное, ты с ней поступил, так что не льсти себе, Малфой.

Как презрительно прозвучала его фамилия в ее устах.

— Заткнись, Грейнджер! Не суй свой нос туда, куда не просят. Учи свою теорию, ведь практика для грязнокровок — непосильный труд. Точнее, они вообще для нее не приспособлены, учитывая вышеупомянутое происхождение.

У него получилось ткнуть ее в больное место. Вообще-то, у него всегда получалось, когда он этого хотел. Гермиона встала из-за стола и, набрав в легкие побольше воздуха, гневно выпалила:

— Никакой корреляции между чистотой крови волшебника и магическими способностями нет! — она нервно собрала со стола все свои учебники и поднялась к себе в комнату.

Драко даже не стал ее останавливать. Более того, он ничего не сказал в ответ на ее выпад. Слизеринец получил свою сегодняшнюю дозу и, скалясь, стоял теперь посреди гостиной, полностью удовлетворенный ее реакцией. Но длилось это недолго. Спустя пару минут, Малфой почувствовал ущерб от того, что ее нет рядом.

"Черт возьми! Что же ты со мной делаешь?!" — разъяренно подумал он.

Время подходило к дежурству. Отлично, теперь ему можно будет отыграться на ненавистных гриффиндорцах.

Так он и поступил. Отобрав у пойманных проштрафившихся учеников отважного факультета кучу баллов, Малфой после своего дежурства бесцельно бродил по Хогвартским коридорам и случайно оказался на третьем этаже. Раньше вход сюда был строго воспрещен, а теперь здесь просто мало кто бывал. Обычно этот этаж считали абсолютно бесполезным. Блуждая в полном одиночестве, слизеринец случайно наткнулся на большое запыленное зеркало в старинной тяжелой оправе.

"Зеркало, показывающее самые потаенные желания?" — мелькнуло у него в голове.

Да, так и было. Но Малфой не хотел глядеть на свое отражение, убеждая себя в том, что и без него знает, чего хочет. А точнее, кого.

"Наверняка, в этом стекле отобразится чертова грязнокровка", — думал он. Слизеринец пошел вдоль стены, чтобы случайно не увидеть в зеркале ее образ. Но чего же он боялся? Что такого будет, если все же она там покажется? На самом деле Драко боялся увидеть не Грейнджер. Точнее, он знал, что там будет именно она, но не знал в каком состоянии. Не хотел знать. Пока... Вдруг она будет мертва? Вдруг это его потаенное желание? Да. Драко Малфой боялся заглянуть в глубины своих тайных желаний и не хотел признавать этого.

— Проклятая грязнокровка! — неожиданно для самого себя выкрикнул он в сторону зеркала.

— Малфой, — услышал он чей-то тягучий низкий голос. Он не спрашивал, а утверждал.

Оглядевшись по сторонам с протянутой рукой, крепко сжимающей волшебную палочку, на конце которой горел неясный огонек, слизеринец так никого и не обнаружил поблизости.

— Кто здесь? — грубо спросил он.

— Обернитесь, — последовал ответ.

Малфой резко обернулся. Его взору предстал большой портрет в золоченой раме, на котором был изображен предпоследний директор школы Чародейства и Волшебства Хогвартс.

— Профессор? Какой сюрприз, — из его уст буквально сочился сарказм. Уж кого, а Снейпа он здесь увидеть не ожидал и тем более не желал.

— Взаимно, Драко, — глаза Снейпа на портрете выглядели точно так же, как и при жизни профессора. Точно такой же уничижительный взгляд, буквально проникающий в глубины сознания и считывающий все самое сокровенное. Недаром бывший профессор Зельеварения и Защиты от Темных Сил считался искусным оклюментом и добился не малых успехов в Легилименции.

— Почему ваш портрет здесь, а не в кабинете директора? — зачем-то спросил Малфой.

— Потому что я так захотел, — надменно ответил Снейп. — Видите ли, я в некоторой степени интроверт. А вот что вас сюда привело?

— Я гулял, — небрежно ответил слизеринец.

— Странное совпадение... Вы напомнили мне одного человека, — загадочно произнес профессор. — Позвольте узнать, Драко, о какой грязнокровке шла речь?

— Какая вам разница?

— Я хочу показать вам кое-что. Ступайте прямо, затем поверните налево. Третья дверь, — сообщил покойный крестный отец Малфоя и поспешил ретироваться с этого портрета. С минуту поколебавшись, его крестник все-таки решил туда последовать. Это место оказалось заброшенным кабинетом, но в темноте было не разобрать каким именно.

— Бывший кабинет Защиты от Темных Сил, — пояснил Снейп, будто прочитав его мысли... Хотя, почему же "будто"?

Теперь он красовался на другом портрете. Меньшего размера и с обыкновенной деревянной рамой.

— До того, как этаж закрыли, здесь велась размеренная жизнь учеников, и даже проводились уроки.

— Зачем вы позвали меня сюда? — спросил Малфой.

— Хочу познакомить вас с человеком, которого вы мне напомнили... Возьмите этот флакон, — он указал на полку с какими-то сосудами.

— Который? — Малфой непонимающе уставился на разнообразное количество колб.

— На нем должны быть изображены две буквы.

Слизеринец начал приглядываться. Действительно, среди множества разных надписей, он обнаружил флакон, который носил название "Л.Э."

— Этот, — кивнул Снейп. — А теперь возьмите его и посмотрите мои воспоминания. Омут за мной, — сразу после его слов, портрет открылся, словно разъем в чью-то гостиную, только очень маленькую, и из темноты показался омут памяти.

Глава 2. О том, как слизеринцев во все времена сводили с ума грязнокровки

Драко Малфоя буквально выбросило в реальность, когда он досмотрел последнее воспоминание Снейпа. Теперь он понял, что обозначали буквы Л.Э. Неужели его крестный был двойным агентом и так же, как и он был влюблен в грязнокровку?

"Влюблен..." — мелькнуло в голове.

Не просто в грязнокровку, а в мать "Золотого мальчика".

"Как такое возможно?" — не укладывалось в голове слизеринца. Он взглянул на портрет, но Снейпа на нем уже не было. Оглядевшись по сторонам, Драко обнаружил его на другой картине. Если бы не его крестный, то она была бы довольно скучна. Одинокое нарисованное зеркало теперь изображало рыжеволосую женщину. Человек, сотрясающийся в тихом рыдании, стоял на коленях у этого зеркала, и в нем теперь было сложно узнать гордого и надменного Северуса Снейпа.

Малфою не составило труда догадаться, кто эта женщина, ведь он только что видел ее в воспоминаниях крестного. Лили Эванс. Ее большие зеленые глаза с грустью наблюдали за Снейпом, который безуспешно тянулся к ней. Это зеркало — барьер, разделяющий их, преодолеть который невозможно. Разобьешь — навсегда лишишься возможности хотя бы созерцать.

— Профессор? — тихо позвал Малфой.

Тот медленно оторвал руку от зеркала и повернулся к нему.

— Не допускай тех же ошибок, Драко. Мисс Грейнджер заслуживает не того, что ты в состоянии дать ей, — конечно же, Снейп понял, что это именно она. — Лучше отпусти ее, пока не случилось непоправимое. Или... изменись ради нее. На что ты готов пойти?

— Я... не знаю, — Малфой выглядел абсолютно растерянным.

— Тогда узнай это, — невозмутимо ответил Снейп. — В зеркале, которое ты так старательно избегаешь. Только не увлекайся. Ты ведь не хочешь лишиться рассудка?

Ничего больше ему не сказав, он вернулся к зеркалу, снова упал перед ним на колени и протянул руку в безмолвной мольбе, не имея возможности дотронуться до любимой.

"Превосходно!" — зло подумал слизеринец. В его планы совершенно не входило пялиться в это дурацкое зеркало, но все же любопытство взяло над ним верх. Уже через минуту он стоял напротив настоящего зеркала Еиналеж и лицезрел Гермиону... в длинном свадебном платье. Он завороженно наблюдал за тем, как она улыбается ему в отражении и произносит "да".

"Не может быть", — с одной стороны он чувствовал облегчение, но с другой... Малфой не мог поверить в то, чего хочет на самом деле. Так же, как только что Снейп на картине, он упал на колени перед гриффиндоркой и протянул к ней руку, которая, разумеется, встретилась с преградой в виде тонкого, но нерушимого стекла.

***

Последующие дни Драко Малфой старался держать себя в руках и не доставать Гермиону, как раньше. Он не знал, правильно ли поступает. Разум твердил, что рано или поздно ее нужно будет убить, а сердце безрассудно жаждало быть с ней. Плевать, даже против ее воли. Она привыкнет к нему так же, как и Нарцисса к Люциусу.

Но почему же тогда Лили не смогла принять Снейпа таким, какой он есть? Может, дело в факультете? Мать Поттера была гриффиндоркой, точно так же, как и Гермиона. Нет! Снейп был не способен на то, на что готов идти Малфой. Он сломит ее волю, если она откажется полюбить его, но... Как же задание? Обещание, данное совету Пожирателей смерти нового поколения, нужно было обязательно выполнить, иначе за него ее убьют другие.

Как ни крути, гриффиндорка обречена на смерть. Они не успокоятся, пока не изведут ее.

Сердце в груди больно сжалось. Никто не посмеет тронуть ее, кроме него самого! И убьет он ее только тогда, когда вдоволь насытится. С такими мыслями он лег спать.

***

На следующее утро, сразу после завтрака Гермиона отправилась в библиотеку поискать кое-какой материал перед уроком ЗОТС, чтобы быть заранее осведомленной по теме сегодняшнего занятия. Первого урока у нее все равно не было, а возвращаться в башню Старост не хотелось.

День начинался очень хорошо, поэтому без ложки дегтя не обошлось. Утром в библиотеке не было никого, кроме... ненавистного ей слизеринца. Вообще-то, у него по расписанию должен был быть урок у Хагрида, но, по всей видимости, он решил его прогулять.

Увидев Малфоя, Гермиона развернулась на 180 градусов и направилась к выходу из библиотеки, как вдруг услышала за спиной противный тягучий голос.

— Грейнджер? — Она не обернулась. — Постой, — было слышно, как он встал из-за стола. Это заставило ее немного ускорить шаг. — Да остановись же ты... Гермиона!

Девушка замерла и, медленно обернувшись, смогла вымолвить только:

— Что-о?

— Я хотел спросить...

— Как ты сказал? — она не дала ему договорить. — Ты только что назвал меня по имени или я ослышалась?

— Нет, ты не ослышалась, а теперь дай мне договорить.

Девушка стояла, не шелохнувшись, и недовольно глядела на Малфоя.

— Мне нужен листок с полным расписанием. Не могла бы ты одолжить мне свой на некоторое время. Я перепишу все заново, — с несвойственной ему вежливостью, заговорил слизеринец.

— Потерял расписание? Поэтому прогуливаешь сегодня? — она постаралась сделать свой голос как можно более равнодушным, но ничего не получалось, когда речь заходила об уроках или прогулах... Ведь она все-таки Староста.

— Я помню, что у меня сейчас Уход за Магическими Существами, — раздраженно ответил Малфой. Видимо, на этом его лимит вежливости и подошел к концу. — Просто мне сейчас не до этого остолопа с его тупой живностью.

Девушка нахмурилась.

— Если Макгонагалл узнает о потере, она снимет баллы со Слизерина.

— Поэтому я и обратился к тебе, Гермиона.

Нет. Все это ей совсем не нравилось. Уж лучше "Грейнджер". Так привычней.

— Прекрати так меня называть! — рявкнула она, но потом взяла себя в руки. Малфой приподнял левую бровь. — Просто, — уже спокойней продолжила она, — семь лет ты звал меня только по фамилии, не считая "грязнокровки", и теперь мне сложно привыкнуть к... этому. Когда ты произносишь мое имя, у меня... э-э... возникает неприятное ощущение. Оно звучит, как скрытая угроза и...

— Слишком много текста, Грейнджер, и все не по теме. Запомни, я буду называть тебя так, как мне заблагорассудится, будь то "Гермиона" или "грязнокровка", — его тон постепенно приобрел чисто малфоевский повелевающий характер. — И дай, наконец, мне это чертово расписание.

Действуя словно под заклятием "Империус", Гермиона неохотно полезла в свою сумку за расписанием. Неохотно, потому что эту услугу она предоставляла Малфою. Но все же предоставляла, так как ее к этому обязывала собственная должность.

Порывшись немного в своей сумке, девушка протянула листок слизеринцу. Довольный, он схватил его и, поймав выгодный момент, пока она боролась с застежкой на своей сумке, приобнял за талию и нежно поцеловал ее в щеку.

— Спасибо, Гермиона, — Малфой улыбнулся, словно Чеширский кот, и медленным шагом вышел из библиотеки.

Это действие повергло гриффиндорку в шок. Опешившая, она стояла в полном недоумении. Она не понимала, зачем он это сделал, какие цели преследовал и чем вызваны резкие перепады в его настроении. То он запугивает ее, то вдруг становится таким странным. Все, что раньше делал этот человек, пугало ее, а сейчас...

"Может, все же он только мнит из себя гадкого?" — промелькнула опасная мысль в ее голове.

Нет. К Малфою Гермиона не испытывала никаких чувств. Аналитический склад ума и логическое мышление позволяли ей отлично в себе разбираться.

Да. Она испытывала чувства к Рону. Причем, сильные. Он был ей дорог, но... то ли это? Конечно, нет. Девушка прекрасно это осознавала и всерьез начала задумываться над словами Севиллы Трелони, сказанными еще на третьем курсе.

Весь день Малфой изображал из себя джентльмена перед Гермионой. Это было даже смешно. На очередном собрании ОД, гриффиндорка была полностью погружена в собственные размышления. Она всерьез задумалась над тем, что на Малфоя могли наслать какое-то заклятие. Вот только кто? Кому вообще было нужно заколдовывать его на вежливость только перед Гермионой? Ведь с остальными он продолжал вести себя как напыщенный индюк.

Вечером, когда они столкнулись у разъема картины, ведущего в гостиную Старост, Малфой побил все рекорды сегодняшнего дня, пропустив ее вперед. Она и забыла, когда в последний раз так поступал Рон. Слизеринец с ехидной улыбкой наблюдал за ее реакцией. Он сделал для себя кое-какое открытие. Оказывается, такое его поведение заставляло ее волноваться не меньше, чем когда он ее оскорблял.

— Малфой, тебя что заколдовали? — не выдержала гриффиндорка. Конечно же, она понимала, что это сущий бред, но все равно спросила. Он ничего не ответил. С минуту слизеринец молча стоял и смотрел на нее, а потом просто расхохотался.

— Самая умная ведьма на нашем курсе... да что там, во всей школе, — сквозь смех заговорил он. — Ну надо же... до такого додумалась.

— Я поняла, ты — псих, — лаконично произнесла она. Вообще-то, его насмешка над ней нисколько ее не смутила. За все эти годы у гриффиндорки уже выработался иммунитет на его колкости. Гордо вскинув подбородок, Гермиона прошествовала в гостиную. Держаться в такие моменты она всегда умела превосходно. Любая чистокровка позавидовала бы.

— Еще догадки будут? — спросил Малфой, проследовав внутрь, вслед за ней. В ответ молчание. — Жаль. Давно я так не сме...

— Что тебе нужно? — перебила она его. — Это твое поведение, ведь неспроста.

— Да брось, неужели? — шутливо ответил слизеринец. Гермиона бросила свою сумку на диван, а сама уселась в кресло и, опустив голову, не мигая уставилась на свои руки. — Ты ведь знаешь, все относительно. — Малфой уселся на краешек стола и начал внимательно наблюдать за ней. Разглядывал ее черты лица, волосы, шею, которая манила... Так, о чем это он? Ах, да. — Так вот, Грейнджер, относительно тебя, я против ничего не имею. Мы, как-никак, коллеги.

— Да ну? — скептически произнесла девушка, поднимая на него взгляд. — А как же мое происхождение? Как-то не верится, что сам Драко Малфой признал факт сотрудничества с ... — она осеклась, — со мной.

— Мне просто надоело это, — непринужденным тоном заявил он и пожал плечами.

— Прости, это ТЕБЕ надоело? — ее возмутила реакция и абсолютно безучастный вид Малфоя, словно вовсе и не он над ней издевался все эти годы, а она над ним.

— Я тебя не понимаю, Грейнджер, — резко произнес Малфой, привстав со стола, и сделал движение в ее сторону. — Тебе чего-то не хватает? Может тебе нравилось то, что было раньше, а? Ты что, мазохистка?

— Может и мазохистка, если до сих пор терплю все твои выходки, уцепившись за это чертово место Старосты, — устало сказала она и, поднявшись с кресла, направилась в свою комнату, прихватив по дороге сумку. — Я не верю тебе, Малфой. Не верю ни единому твоему слову и ни одному сегодняшнему лицемерному поступку. Мне плевать, какие цели ты преследуешь, просто держись от меня подальше! — не дождавшись ответа, она поднялась к себе готовиться к патрулированию школы.

Он был в ярости. Услышав, как закрывается дверь ее комнаты, Малфой в гневе скинул со стола вазу с белыми лилиями. Они полетели в огонь, горящий в камине. Настоящие живые цветы, поддерживаемые чарами незасыхания, стояли здесь еще с начала семестра. Бедные цветы... Если бы они знали, ради чего просуществовали так бессмысленно долго.

Гермиона услышала звук бьющегося стекла или фарфора и невольно вздрогнула. Не отходя от двери, она наложила на нее защитное заклинание.

***

Неделю спустя.

После очередного собрания Отряда Дамблдора, Гермиона отправилась в подземелья к профессору Слизнорту. Дело в том, что профессор Зельеварения просил ее о помощи в приготовлении одного зелья. Сначала он, конечно же, подумал о Поттере, но тот в последнее время начал сдавать позиции прирожденного зельевара, ведь учебника Принца-полукровки при нем уже не было, да и сам по себе гриффиндорец этот урок недолюбливал. Видно, сказался многолетний опыт общения со Снейпом. Хоть Гарри сейчас и не винил его ни в чем, а осадок все равно остался.

Что касается Грейнджер, так она всегда была лучшей, за исключением триумфального года Гарри Поттера. Поэтому Гораций Слизнорт выбрал именно Гермиону, пообещав ей щедро наградить факультет Гриффиндор баллами. Конечно, плата была не то, чтобы потрясающей, но отказывать учителю она все же не стала.

Зелье, что они варили, называлось Напиток живой смерти. Профессор Слизнорт выполнял его на заказ для одной юной особы, пожелавшей оказаться мертвой на одни сутки. Зачем же ей это понадобилось, он не знал. Вообще-то, это его мало интересовало. Главное, что за эту работу ему сулили очень даже неплохую прибыль, а в подробности посвящаться он и сам не желал.

Напиток живой смерти — очень сильное усыпляющее зелье, требующее особую сосредоточенность в приготовлении. Ошибка — смерть.

"Что же такое тревожило эту девушку, если она, рискуя своей жизнью, отчаялась на такой шаг, как применение этого опасного зелья?" — размышляла Гермиона, смешивая настойку полыни с мелко нашинкованным корнем асфоделя. Укорив себя за то, что недостаточно сосредоточена, она тут же отогнала прочь все отвлекающие ее мысли. Приготовление заняло у нее много сил и времени. Сходить в библиотеку сегодня она уже не успевала, а вот отдохнуть перед вечерним обходом не мешало бы.

Уставшая гриффиндорка брела по подземельям Слизерина, надеясь лишь на одно — не встретить Малфоя, но ее молитвы были услышаны частично... Она так спешила, что, поворачивая за угол, случайно налетела на одного студента и чуть не сшибла его с ног. Гермиона узнала в нем слизеринца (ну кто бы сомневался, ведь в такое время в подземельях студентов с других факультетов почти что не наблюдалось) Теодора Нотта.

"Фантастика! — мрачно подумала девушка. — Ну, сейчас начнется".

Нотта окружали Эйвери-младший, Гойл и Паркинсон. У последней при виде Грейнджер в глазах заплясал адский огонек.

— Эй, ты! — зарычал Нотт. — Смотри, куда идешь!

Она не успела среагировать на его выпад, как в разговор моментально подключилась Паркинсон.

— Вот так сюрприз! Грейнджер, собственной грязнокровной персоной, шляется по нашим подземельям, да еще и без сопровождения своих дружков, — насмешливо заговорила она. — Что тебе здесь нужно?

— Не твое дело! — Гермиона попыталась обойти их, но на ее пути внезапно выросла огромная фигура Гойла, занимающая почти половину прохода. На подхвате стоял Эйвери. Закатив глаза, гриффиндорка медленно повернулась к Паркинсон и Нотту.

— Что! — это был вопрос, но прозвучал он без нужной интонации. С напором, как бы показывая, что она не настроена сейчас ни с кем разговаривать.

— Плати за то, что ходишь здесь, — пробасил Гойл за ее спиной.

— Слышала, грязнокровка? — криво улыбнулся Нотт. — Это наши подземелья, и здесь могут находиться только...

— Здесь могут находиться только волшебники, — подхватила его Паркинсон, на тон повысив голос. — А существа, подобные тебе, должны платить!

— Точно! — радостно провозгласил Эйвери.

— Я, между прочим, Староста, Паркинсон. Выбирай выражения, обращаясь ко мне.

Нотт, Паркинсон и Эйвери прыснули.

— Ты слышал? — сквозь смех проговорила слизеринка, цепляясь за плечо Нотта, словно ей было сложно удержаться на ногах. — Нет, ты слышал это?

Гермиона недовольно поджала губы. Вообще, все, что раньше говорили в ее адрес эти люди, мало ее беспокоило. Как и на Малфоя, у нее выработался на них иммунитет. Но в этом году все слизеринцы словно с цепи сорвались. Позволяли себе слишком многое, и это было странно, ведь не они выиграли Финальную битву. Наоборот, оказавшись в качестве поверженных, они с начала этого учебного года отчаянно доказывали остальным, что не собираются прогибаться под фанатиками Дамблдора — так они называли всех, кто находился как бы по ту сторону баррикад. И у них получалось. Все студенты Хогвартса чувствовали еще больший негатив, исходивший от слизеринцев. Негатив, который раньше напоминал маленького задиристого щенка, сейчас доставлял больше проблем, чем когда-либо.

Неизвестно, чем закончилась бы встреча Гермионы со слизеринцами, если бы не профессор Зельеварения. Декан Змеиного факультета отправился зачем-то к Макгонагалл и по пути наткнулся на своих студентов и гриффиндорку.

— Мисс Грейнджер?

— Профессор Слизнорт, — почти хором отозвались слизеринцы и Гермиона. Эйвери и Гойл отошли к стене, вновь делая путь свободным.

— Вы заблудились, мисс Грейнджер?

— Нет, профессор, — уверенно заявила девушка. — Я задержалась... мы здесь обсуждали... — ничего умного ей в голову не приходило.

— Мы обсуждали одну статью из "Ежедневного пророка", которая не так давно украшала передовицы всех газет, — встряла Паркинсон. — Грязнокровки и чем они опасны для мирного чистокровного сообщества. Помните?

— Мисс Паркинсон, — укоризненно произнес Гораций Слизнорт. — Э-э... мисс Грейнджер, вы можете идти.

— Спасибо, профессор, — мгновенно отозвалась Гермиона и поспешила удалиться из подземелий.

— Что до вас, мисс Паркинсон... Вы должны понимать, что ваши родители сейчас в неустойчивом положении, находясь под наблюдением у всего Визенгамота. Вы должны быть более осмотрительной в общении с э-э... — он не мог подобрать нужного слова.

— Грязнокровками? — пришла ему на помощь слизеринка. Казалось, она насмехается над ситуацией в целом.

— Надеюсь, вы меня поняли, — обреченно вздохнул профессор Зельеварения. — Все вы.

Слизеринцы быстро закивали ему, еле сдерживая смех.

— Всенепременно, профессор, — заверил его Теодор Нотт, после чего они направились в свою гостиную.

Пэнси Паркинсон изъявила желание выловить ненавистную грязнокровку, когда та будет на патрулировании в северной части замка, но никто не поддержал ее идею.

— Не знаю как ты, но лично я терять баллы из-за какой-то Грейнджер не хочу, — заявила Булстроуд, обращаясь к Пэнси. — Тем более, по жребию она досталась не тебе, помнишь?

Она ничего не ответила, но на этом явно не успокоилась.

Поздним вечером того же дня, после дежурства, Малфой снова пришел к зеркалу Еиналеж, чтобы вновь увидеть в отражении Гермиону в свадебном наряде. Он до сих пор не мог поверить в то, что видел, но и отрицать очевидное было бы глупо. Однако, существовала четкая грань между Гермионой настоящей и той, которую он видел в зеркале. Настоящая Гермиона никогда не подарит ему такой нежный и полный теплоты взгляд, который он видел в глазах этой. И это злило его. Он желал выместить свой гнев на настоящей Гермионе, но в то же время и не хотел этого вовсе. Его словно поделили надвое.

Вернувшись в гостиную Старост, Малфой обнаружил там ту, которую только что видел в зеркале. Это было странно, потому что обычно девушка ложилась спать сразу после вечернего обхода. Драко взглянул на свои наручные часы. Два ночи. Он был удивлен. Там, возле зеркала, ему казалось, что прошло не так много времени.

Гермиона мельком взглянула на него, а потом продолжила что-то писать.

— Не спится? — поинтересовался он. Она помотала головой, не отрывая взгляд от пергамента. Все эти дни Малфой держал себя в руках, не оставляя попыток заслужить ее доверие, и у него это почти начинало получаться. — Что ты пишешь? — он подошел к столу, за которым сидела гриффиндорка. На мгновение она сжала пергамент так, что его уголок приподнялся, не давая Малфою возможности увидеть написанное, но потом отпустила.

— Это письмо родителям, — ее голос немного дрогнул.

— Маглам? — На этот раз скрыть презрение в голосе ему не удалось. Гермиона мрачно посмотрела на него.

— Какой ты догадливый.

— Ну да... Незачем было озвучивать то, что и так очевидно, — скорее обращаясь к себе самому, произнес слизеринец. — Это что-то срочное, раз ты пишешь его сейчас, — прозвучало как утверждение.

— С каких пор тебя интересуют магловские проблемы?

— А разве я интересовался? — усмехнулся Малфой.

"Вот гад!" — подумала девушка, но Гермиона была бы не Гермионой, если бы начала препираться с ним. Сложив пополам письмо, она принялась собирать со стола свои вещи, когда ее окликнул слизеринец:

— Послушай-ка, Грейнджер... — Странно, но в его голосе не было яда. Подметив это, Гермиона остановилась и выжидающе посмотрела на него. — Я тут наткнулся на одну надпись... Помоги мне ее расшифровать, — он достал листок, на котором аккуратным почерком были выведены какие-то непонятные слова. Малфой заметил их на раме того самого зеркала и решил выяснить что сие означает. Он протянул листок Гермионе.

— Уджедан юучярог юумас ушав он, оцил ешав ен юавызакоп я, — прочитала она вслух.

— Я провел краткий анализ, но так ничего и не понял. Это не принадлежит никакому из древних языков.

— Конечно, не принадлежит, — улыбнулась гриффиндорка. Она села обратно за стол и, что-то быстро нацарапав на этом же листке, принялась задумчиво разглядывать результат. Малфой подошел ближе и, заглянув через плечо Гермионы, прочитал:

"Я показываю не ваше лицо, но вашу самую горячую надежду", — гласила надпись. Тут до него дошло, что на раме она всего-навсего была выгравирована задом наперед.

"Черт! Какого... я сам не догадался?" — выругался он про себя.

— Зеркало Желаний, если я не ошибаюсь? — спросила Гермиона, с интересом взглянув на него.

— Предположим, ну и что с того? — растягивая слова в привычной манере, ощетинился Малфой.

— Ты знаешь, что оно может свести с ума?

"Черт бы тебя побрал, Грейнджер! Вздумала жалеть меня?" — разъяренно подумал он.

— Гарри столкнулся с ним на первом курсе и чуть не потерял связь с реальным миром. Я бы тебе не советовала больше ходить к этому зеркалу, но... как ты его обнаружил? Я думала, что Дамблдор надежно спрятал его.

— Оно на третьем этаже, — ответил слизеринец, посчитав, что нет никакой необходимости скрывать расположение этого магического предмета. — И да, Грейнджер, я не нуждаюсь ни в чьих советах, — последнюю фразу он произнес с еле ощутимым напором в голосе.

***

Время неумолимо двигалось вперед и приближало день, которого все с нетерпением ждали. Рождественский бал ожидался в канун первого дня каникул, перед отъездом всех учеников школы Хогвартс по домам. Вокруг царило радостное возбуждение перед праздниками, но оно было немного омрачено наступившими экзаменами. Как-никак, самая сложная неделя в этом семестре.