Глава 2. О том, как слизеринцев во все времена сводили с ума грязнокровки 2 часть

Малфой отправился в душ, приводить себя в порядок, чтобы успеть хотя бы на последний урок — Зельеварение.

С Грейнджер он увиделся только после ужина в башне Старост. По каким-то причинам она не явилась ни на обед, ни на ужин, а совместных уроков у их факультетов сегодня не было.

Гермиона сидела в гостиной на мягком кресле и при свете лампы читала какую-то книгу. Она уже успела переодеться из школьной формы.

— Ну вот мы, наконец, и встретились, — ядовито произнес Малфой, снимая мантию и бросая ее на диван. Девушка подняла на него взгляд. Внутри у нее все замерло, все же она боялась такого его голоса.

— Ты что-то хотел? — голос получился дрожащим, с досадой отметила она про себя.

"Да... пожалуй, я бы хотел тебя", — мелькнуло у него в голове.

— Почему ты сегодня не была в Большом зале? — медленно, по привычке растягивая слова, спросил парень.

— Была... на завтраке.

— Какого черта ты исполняешь, Грейнджер? — неожиданно резко подскочив к ней, сквозь зубы зашипел он. У Гермионы возникло желание уйти отсюда подальше. — Думаешь, размахивая волшебной палочкой, сможешь защититься от всего мира?

— Если ты о вчерашнем инциденте...

— Да, черт тебя побери! Как ты посмела применять ко мне заклятия?

Ах, вот в чем дело.

— А ты чего хотел? Думал, я открою и позволю тебе... — тут она осеклась, не договорив до конца.

— Ну, договаривай, — его взгляд стал слишком хищным. — Позволишь что?

Гермиона поднялась с кресла и хотела было уйти в свою комнату, но Малфой не позволил ей этого сделать. Он резко толкнул ее обратно и, оперевшись руками о подлокотники, приблизил свое лицо так, что между ними оставалось не больше дюйма.

— Не смей опять поворачиваться ко мне спиной, поганая грязнокровка! Отвечай на поставленный вопрос.

Сердце Гермионы бешено колотилось. Зачем она вообще об этом заговорила? Девушка попыталась совладать со своим страхом и, взяв себя в руки, решительно заговорила:

— Какая муха тебя укусила, Малфой? Дай мне пройти!

Он молчал. Его глаза жадно разглядывали ее лицо и волосы.

— Малфой, я понимаю, ты ненавидишь меня, но послушай, можно ведь договориться. Давай просто не обращать внимания друг на друга. К чему эти глупые перепалки? Только один год, а потом мы, возможно, и не увидимся никогда, — между ее бровями опять образовалась морщинка. — Можешь даже курить в гостиной, черт с тобой, но прекрати, наконец, так вести себя. Я же не требую, чтобы ты каждый день мило улыбался мне, интересуясь, как я провела день. Все, чего прошу, — игнор.

— Слишком много просишь, — прорычал Малфой, нисколько не желая увеличить расстояние между их лицами. Скорее, наоборот — он медленно склонялся к ней, становясь все ближе и ближе, так, что голова Гермионы оказалась буквально вжата в спинку кресла. — А что я получу взамен?

— Что? — она непонимающе уставилась на него.

— Что я получу взамен? На что ты готова пойти ради того, чтобы я перестал... м-м... изводить тебя? — он долго подбирал слово, а потом произнес его с каким-то сарказмом.

Рука Гермионы рефлекторно потянулась к карману джинс, где она носила свою палочку. Не отрывая от нее взгляда своих холодных серых глаз, Малфой перехватил ее руку, больно сжав запястье.

— Отпусти!

— А то что? Побежишь жаловаться своему рыжему дружку?

— Нет, — зло отозвалась девушка.

— Даже так? — усмехнулся Малфой. — Отважная гриффиндорская грязнокровка! — величественно произнес он.

Гермиона опустила глаза и помотала головой, как бы говоря: "Ты не исправим".

Это его разозлило. Он схватил палочку Гермионы и отшвырнул ее в сторону.

— Давай, Грейнджер, покажи, на что ты способна без своей палочки. Ударь, как на третьем курсе, или залепи пощечину.

В глазах Гермионы он увидел страх, но почему-то это не удовлетворило его, а наоборот — внутри что-то сжалось.

Тут, совершенно неожиданно для самого себя, он склонился к ее шее и шумно вдохнул запах ее кожи и волос, а затем, словно опомнившись, прошептал ей на ухо:

— И как только грязнокровке позволили занять пост главной Старосты?

Как и надеялся Драко, она не промолчала.

— И как только Макгонагалл доверила этот пост бывшему Пожирателю смерти?

Он криво ухмыльнулся.

— Ну почему же бывшему?

— Вы ничего не сможете без вашего идола. Кучка подростков, которым только и остается припугивать первокурсников.

Малфой резко выпрямился и теперь смотрел на нее сверху вниз.

— Не надо нас недооценивать, — сквозь зубы процедил он. — Мой тебе совет — не броди одна по подземельям в свое дежурство, а то фанаты однажды недосчитаются одного из своих национальных героев, — последние слова он произнес с презрением.

— Это что, угроза?

— Нет, просто я хочу, чтобы то, что будет принадлежать мне, оставалось рядом.

На этих словах он развернулся и ушел в свою комнату, оставив Гермиону в полном недоумении.

"О чем это он? — вертелось у нее в голове. — Стоит ли говорить Рону? Или Гарри?"

Весь сегодняшний день Гермиона провела в приунывшем настроении. После завтрака она, Рон и Гарри должны были пойти в Хогсмид на встречу с Ритой Скитер, поэтому от оставшихся занятий их официально освободили. Из-за этого дурацкого интервью Гермионе пришлось пропустить ее любимый предмет — Древние Руны, по которому в конце года ее ожидал экзамен Ж.А.Б.А.

Вообще, в последнее время такие встречи Скитер устраивала слишком уж часто, и каждый раз вместе с ней присутствовало какое-нибудь высокопоставленное лицо из Министерства.

Разумеется, такие "посиделки" не оставались незамеченными, и потом, все это не единожды крутили по радио.

Уставшая Гермиона вернулась в башню Старост, и после разговора (если это можно было назвать "разговором", так как он напоминал больше допрос) с Малфоем и ночного дежурства, совершенно выбилась из сил.

Она предпочла не думать о его последней фразе, которую он произнес перед тем, как уйти к себе в комнату, но тревога не покидала ее.

Неужели ей целый год придется так мучиться?

"Может, ну ее, эту должность? — горько раздумывала она, но потом брала себя в руки. — Мы прошли такую страшную войну, а тут я спасовала перед каким-то Малфоем?"

Ложась в постель, Гермиона думала о войне. Сколько друзей она потеряла... На глаза навернулись слезы. Она вспомнила Пожирателей и их детей, среди которых был Малфой. Они убивали... И он убивал.

"Он прав. Его не стоит недооценивать", — мелькнула мысль в ее голове. И с этой мыслью она погрузилась в сон.

***

Проходили недели, а напряжение в гостиной двух главных Старост все не проходило. Теперь Гермиона старалась не засиживаться с книжкой в кресле, возле камина, и раньше уходила в свою комнату. Порой она вообще гостила в башне гриффиндорцев вплоть до самого дежурства, а после возвращалась прямиком в свою комнату, не обращая внимания на Малфоя.

Подобных стычек между ними больше не было, но на совместных со слизеринцами уроках, она буквально кожей чувствовала на себе его тяжелый взгляд.

Однажды она поймала себя на мысли, что подсознательно защищает слизеринца.

Возможно, на войне он был под заклятием "Империус", поэтому был вынужден... но нет, почему же он не убил ее?

Во время битвы в Хогвартсе она старалась держаться рядом со своими друзьями, но так получилось, что она осталась одна. Гарри тогда был в Запретном лесу, а Рон где-то возле тела своего брата Фреда. На ее глазах какой-то Пожиратель убил Колина Криви. Наверное, она никогда не простит себя за то, что не успела его защитить.

Этот же Пожиратель уже направлял палочку на Гермиону. Заклятие вот-вот готовое сорваться с его губ, так и не прозвучало. Его остановил другой Пожиратель. Что конкретно он ему сказал, Гермиона не расслышала, но довольная ухмылка ее несостоявшегося убийцы натолкнула на пугающую мысль.

Один из них ушел, другой остался. Тот, который спас ей жизнь. Он подошел ближе.

— Беги, Грейнджер, — приказал он. — Беги и не оборачивайся.

Гермиона узнала его голос.

— Малфой... — выдохнула она.

— Какая тебе разница? Я же сказал, беги! Беги, пока я не передумал.

И она побежала. Быстро и не оглядываясь, пока не нашла Джинни.

Об этом она не рассказывала никому. Много раз потом она хотела спросить его, зачем? Но боялась... сама не зная чего именно.

За то, что он и его сверстники, начинающие Пожиратели, принимали участие в войне на стороне Темного Лорда, Министерство, к сожалению, не назначило им такое же наказание, как и их родителям, поскольку они считались детьми. Все-таки они еще учились в Хогвартсе. Министерство посчитало, что в силу своего юного возраста и страха перед Темным Лордом и собственными родителями, они не могли действовать иначе, а, проще говоря, не отдавали себе отсчет в собственных действиях. Большинство учеников Хогвартса были, мягко говоря, недовольны таким решением, а вот Макгонагалл, ставшая директором школы, была солидарна с решением Министерства. В итоге власти решили пристально наблюдать за ними, а по окончании Хогвартса, каждый из них должен будет пройти специальную проверку, включающую допрос.

Почему же Малфой спас ее тогда, все также оставалось загадкой. Этот его поступок приводил Гермиону в замешательство, поэтому где-то в глубине души она верила, что он не причинит ей вреда.

***

Заканчивался Октябрь.

Подземелья Слизерина стали еще более прохладными и сырыми, но обитавшие там ученики все также собирались вместе, устраивая тайные совещания. После очередного такого сборища пострадала одна когтевранка и пуффендуец.

На уроке Зельеварения пострадала когтевранка. Он был смежным у ее факультета и у Слизерина. После его окончания, бедную девушку пришлось отнести к мадам Помфри с небольшим, непродолжительным помутнением рассудка.

Профессор Слизнорт решил, что она перепутала ингредиенты зелья, поэтому получился такой эффект, а Пэнси, которая устроила все это, но осталась в тени, лишь довольно ухмылялась, радуясь проделанной работе.

Пуффендуйцу повезло чуть больше. На уроке Ухода за Магическими Существами Малфой подбросил к его ногам одного из Растопырников, которых Хагрид специально притащил на урок. Если бы лесничий не спас беднягу, то, наступив на этого животного, пуффендуец вмиг лишился бы пятки.

На очередном собрании Змеиного факультета подняли вопрос о грязнокровках.

Теодор Нотт предложил сосредоточить на них больше внимания, и его охотно поддержали. Конечно, об их истреблении речи пока не шло. Это было слишком рискованно в пределах Хогвартса. Но они не могли отказать себе в удовольствии покалечить некоторых из них.

Так они решили выбрать себе по грязнокровке.

Малфоя бесил тот факт, что большинство слизеринцев захотело выбрать объектом своего задания Грейнджер. Конечно, она была самая ненавистная для них грязнокровка, так как являлась главной Старостой девочек, девушкой гнусного предателя крови — так они окрестили Уизли — и, наконец, лучшей подругой знаменитого Гарри Поттера.

В итоге решено было провести жеребьевку, в ходе которой Грейнджер досталась... Гойлу.

Грегори Гойл не питал особой страсти мщения именно Грейнджер. Ему вообще было плевать кого изводить, так что Малфою не составило труда поменяться с ним грязнокровками. Самому ему достался бы Деннис Криви, но, разумеется, он оказался хитрее.

Вскоре все узнали об обмене, и некоторые начали возмущаться.

— Что, самый умный? — визжала Паркинсон, скорее обуреваемая ревностью, а Макнейр не знал как реагировать. Умом он понимал, что Гойл не справился бы с заданием так, как надо. Так, как им всем хотелось бы.

— Кто успел, тот и съел! — парировал самодовольный Малфой, и со временем бунт некоторых слизеринцев приутих. Ведь он действительно был лучшей кандидатурой.

***

До Рождественского бала оставалось чуть меньше двух месяцев. Гермиона была в предвкушении от грядущего. Впервые на бал она пойдет рука об руку с Роном.

Родители подарили ей замечательное платье. Струясь, оно доходило до самого пола, и девушке всякий раз нужно будет его приподнимать, чтобы не запнуться о подол. Длинное шифоновое одеяние было серо-перламутрового оттенка с цветочным узором. Тончайшее воздушное платье, выполненное в винтажном стиле 70-х годов с запахивающейся юбкой и рукавами, доходившими до локтей, действительно очень нравилось Гермионе. И все это она делала для Рона.

Вообще, их отношения были нежными, но порой между ними вспыхивали горячие споры насчет учебы, нехватки времени, отношений со слизеринцами...

Что касается самих слизеринцев, а точнее одного из них, носившего фамилию Малфой, он каждый божий день удерживал себя, чтобы не вцепиться в Рона. И с каждым днем ему становилось все сложнее контролировать себя. Ее спасало только одно — каждый день она возвращалась в башню Старост одна. Не водила сюда Уизли и сама не оставалась в его спальне на ночь. Страшно было представить, что бы тогда сделал с ней Малфой, ведь, по его мнению, она должна была принадлежать только ему. Однако это не мешало слизеринцу самому каждую ночь водить в свою спальню очередную девушку и придаваться похоти, думая лишь об одной. Той единственной, которая, наверняка, каждый раз слышит эти стоны, доносящиеся из-за соседней двери.

Так было и в эту ночь. Гермиона ворочалась с одного бока на другой. Сон все никак не приходил, да еще очередная малфоевская подстилка визжала так, словно ее на куски там режут.

— Хоть бы "Силенцио" ей рот залепил, что ли! — злобно проговорила девушка, вставая с кровати.

Неожиданно она услышала, как Малфой что-то резко выкрикнул, а затем последовал громкий удар двери о стену.

— Я же сказал тебе... я ведь предупреждал! — кричал он. Теперь его голос доносился с лестницы, ведущей вниз, в гостиную.

Гермиона, решившая сначала выйти из своей комнаты, теперь передумала и, прислонившись ухом к собственной двери, принялась вслушиваться. Почему-то она начала беспокоиться за девушку, которая всего минуту назад жутко ее раздражала.

Тишина. Ничего не происходило уже несколько минут.

Гриффиндорка резко распахнула дверь и буквально слетела вниз, в гостиную.

Тяжело вздыхая, Малфой стоял возле камина в одних только брюках. Услышав шум, он резко развернулся и чуть не рассмеялся. На него испуганно смотрела Гермиона.

— Что с ней? — выдохнула она. — Ты что-то ей сделал?

— О, ты так вовремя. Помоги избавиться от трупа, — съязвил он.

Оглядев комнату, гриффиндорка поняла, что та девушка, по всей видимости, уже покинула их гостиную.

— Это не смешно, Малфой.

— Да ну?

Вознамерившись уйти, Гермиона развернулась и пошла вверх по лестнице.

— Стой! — приказал Малфой.

Гриффиндорка закатила глаза.

— Ну что тебе? — устало спросила она.

— Это я у тебя хотел спросить, — надменно заявил он.

— Что?

— Суешь нос не в свои дела, вот что! Прискакала сюда, словно чертова Мать Тереза, будто без тебя не обошлись бы, — он повысил голос. — Думаешь, если бы я действительно захотел ее покалечить, то твое присутствие остановило бы меня? Ты бы не смогла мне помешать, к тому же без палочки.

Сердце Гермионы ухнуло в пятки. Какая же она глупая! Забыла палочку в комнате!

Но тут в голову вновь прокрались мысли о том, что слизеринец не причинит ей вреда. Если бы он хотел, то сделал бы это еще во время Большой битвы или гораздо раньше, в особняке Малфоев, когда их туда привели егеря.

— Возможно, ты и прав, — спокойно ответила она. — Это действительно не мое дело.

Видимо, ее реакция Малфою не понравилась. Она поняла это, увидев в его серых глазах гневный проблеск. Только вот почему? Что она опять сказала не так? Наоборот, Гермиона постаралась как можно быстрее сгладить инцидент.

— Да что ты вообще понимаешь? Как же можно быть такой из себя разумной и глупой одновременно?!

— Что ты имеешь в виду?

— Ты себе не представляешь, как зависишь от меня, — с горечью в голосе произнес Малфой. Как ему сейчас хотелось сказать ей, что ставки уже сделаны и обратного пути нет. Он охотник, а она его жертва. — И не представляешь, как повезло тебе, что именно от меня.

— Хватит говорить загадками, Малфой.

Он тихо зарычал. Ну, конечно же, "Малфой"! Как будто у него нет имени. Разумеется, ведь он не Поттер и, тем более, не Уизли. Только им она всегда дарила ласковые взгляды, заботу и любовь. Только им...

Слизеринец сделал несколько порывистых шагов к девушке, словно желая насильно получить все это немедленно. Все ему одному: заботу, любовь и даже саму ее. Гермиона дернулась в сторону, тем самым вызвав у Малфоя противную слизеринскую ухмылку.

— Боишься меня, да? — в его взгляде появился какой-то маниакальный огонек.

Девушка вскинула подбородок и с вызовом посмотрела на него.

— Если бы ты захотел мне что-нибудь сделать, то давно сделал бы. У тебя была масса возможностей.

— А может, я растягиваю удовольствие? — еще несколько медленных шагов к ней навстречу.

Гермиона напряглась всем телом и в очередной раз укорила себя за то, что не взяла с собой волшебную палочку.

— Что тебе нужно? — дрогнувшим голосом спросила она и отпрянула назад, так как слизеринец почти вплотную подошел к ней.

— Я тут подумал... Лаванда, знаешь ли, не до конца удовлетворила меня, но, к сожалению, ее уже здесь нет, — картинно вздохнув, он дотронулся до ее волос, медленно намотал на кулак (о, как давно он мечтал сделать это!), поднес к своему лицу и вдохнул их запах.

Судорожно выдохнув, Гермиона попыталась юркнуть в сторону, но Малфой придавил ее к стене собственным телом, не давая возможности двигаться.

— Лаванда? Лаванда Браун? — надрывно спросила она, пытаясь отвлечь его внимание от себя.

— Именно, — самодовольно произнес он. — Как видишь, не все гриффиндорки недотроги. — И снова эта кривоватая полуухмылка-полуоскал.

— Если тронешь хоть пальцем, они убьют тебя, — сквозь зубы процедила Гермиона.

— Сейчас-то их здесь нет, верно? — усмехнулся Малфой. — Ни вонючего Поттера, ни твоего любимого Уизли.

Что он хотел от нее? Даже ему самому было сложно ответить на этот вопрос. Вот она стоит перед ним такая беспомощная и напуганная. Что-то внутри опять мешает ему совершить то, что он так хочет. Удовлетворить потребность, чтобы потом забыть.

— Я ведь грязнокровка, опомнись, — ее голос дрогнул, словно она вот-вот расплачется.

Черт! Ну зачем ей нужно было напоминать об этом? Малфой еще сильнее прижался к ней, давая понять, как сильно ее хочет.

Грязнокровка! Это даже делает все проще. Можно не спрашивать ее разрешения, а просто брать.

— А я чистокровный, и что с того? Твой Уизли может к тебе прикасаться, а я нет? К тому же, я не под венец тебя вести собрался.

— Отпусти немедленно! — закричала она, но ее крики еще сильнее раскаляли его.

— Вот интересно, — с сарказмом произнес он. — А когда вы успеваете трахаться? Неужели средь бело дня, когда вся школа...

Он не договорил. У Гермионы получилось высвободить одну руку, и она больно ударила наглого слизеринца по лицу. Голова Малфоя дернулась в сторону. На его бледной тонкой коже вмиг проступил красный след от удара. Он вновь медленно повернул к ней голову, впившись взглядом в ее испуганные глаза.

— Запомни, — очень тихо заговорил он, что делало его еще более устрашающим. — За это ты мне заплатишь... и за третий курс тоже! Будь начеку, Грейнджер.

Он с яростью глядел в ее расширившиеся от страха глаза. Такие теплые, безумно красивые глаза...

Внезапно он отступил от нее на шаг.

— Уйди!

Повторять дважды не пришлось. Мгновенье, и он услышал звук захлопывающейся двери ее комнаты.

***

Как он мог ее отпустить? Эта мысль мучила его весь последующий день. Он снова смотрел на нее на завтраке, обеде и ужине. Не отпускал взглядом на совместных уроках. Когда она случайно взглянула на него, то быстро отвернулась в другую сторону и о чем-то заговорила с друзьями. Скорее всего, она ничего им не сказала про то, что случилось вчера, иначе Малфой был бы уже в лазарете.

"Неужели ты настолько наивна, если думаешь, что сможешь справиться со мной в одиночку? Или считаешь, что больше я не трону тебя?" — раздумывал он, глядя на Гермиону в библиотеке.

Она приходила туда каждый день, и сегодняшний — не стал исключением. Медленно поднявшись из-за стола, она направилась на поиски еще одной книги. Туда, где почти не было учеников, так как эти стеллажи располагались вплотную с запретной секцией.

"Черт, Грейнджер, ну зачем тебя туда понесло? Учти, ты вынудила меня..." — подумал он и решил выйти к ней из-за стеллажей.

— И все-таки, я никак не могу уяснить, что ты делаешь на Гриффиндоре?

Она немного опешила, увидев Малфоя, но быстро совладала с собой. Тем временем слизеринец продолжал:

— Во время войны пряталась за спинами своих дружков... Это я еще не учитываю того факта, что в прошлом году вы сбежали из Хогвартса, как последние трусливые крысы, перебегая с места на место, и уничтожая мифические крестражи. А были ли они вообще? Может это иллюзия? Байки, которыми вы накормили Министерство, Хогвартс... да что там — всю страну! А, Грейнджер? — он говорил все это с издевкой. Никакой ярости или гнева. На самом деле ему было плевать на крестражи. Объект, который интересовал его, стоял прямо перед ним и с ненавистью глядел на него.

— Ты что, совсем идиот?! — она почти сорвалась на крик. — Да как ты мог подумать о таком? Гарри столько пережил...

— Успокойся, — усмехнулся слизеринец. — Хочешь признаюсь тебе? — саркастично спросил он. — Меня вообще это мало интересует.

— Тогда что тебе нужно?

— Мне скучно, Грейнджер, — он медленно подошел к девушке.

— Ничем не могу помочь тебе, прости, — произнесла девушка.

Драко видел ее напряжение, чувствовал ее страх и мечтал только о ее прикосновениях, об улыбке, которая еще никогда ему не доставалась... Зачем он так ведет себя с ней? Зачем постоянно изводит оскорблениями? Он не мог ответить на эти вопросы сейчас. Внутри что-то щелкает, когда она рядом с этим рыжим недоноском, и начинаешь ненавидеть ее. Ненавидеть за то, что не можешь обладать.

— Весьма трогательно, что ты умолчала о вчерашнем, не обмолвившись ни словом даже с Уизли, — с каким-то умилением произнес Малфой.

— Если бы я рассказала им, тем более Рону, то от тебя бы и мокрого места уже не осталось, а теперь дай пройти! — она пихнула его в сторону и уверенно зашагала к своему столу, за которым работала.

Какая-то неведомая сила поволокла Малфоя вслед за ней.

— Значит, если повторится, то расправа мне гарантирована? — усмехнулся он.

— Даже не сомневайся!

— Ты знаешь, — Малфой оперся обеими руками о стол. — Это даже интригует...

— Гермиона!

Одновременно со слизеринцем она резко обернулась и увидела Рона. Он быстро шел в их сторону и недовольно смотрел на Малфоя.

— Все в порядке? — Рон наконец оторвал от него взгляд и заботливо обнял Гермиону за плечи.

— Да, — поспешно ответила она и накрыла своей ладонью руку Рона.

Это действие, разумеется, не скрылось от глаз слизеринца. Он скривил презрительную гримасу и, кинув напоследок: "Увидимся в гостиной, Грейнджер", ушел прочь из библиотеки.

— О чем вы с ним разговаривали? — настороженно поинтересовался Рон.

— Да так, всякие заботы обсуждали, — соврала она, глядя на страницы книги, которую только что взяла с полки.

— Ясно. Ну да, ты ведь у нас теперь Староста, — улыбнулся он.

Наступило молчание.

Неужели Рон пришел смотреть на то, как она учит уроки? По каким-то причинам, это ее сильно раздражало. Ведь слушатели не собираются у пианиста на репетиции. Наедине он полностью предоставлен себе и своей музыке, предпочитая показывать идеально исполненное произведение только в самом конце, то есть на сцене. Точно также и у Гермионы. Только идеально выполненную работу она выставляет на всеобщее обозрение, то есть на уроке. Процесс шлифования никто не должен был видеть. Под взглядом Рона она не могла толком сосредоточиться.

— Ты что-то хотел? — девушка постаралась скрыть нотки раздражения в голосе.

— Да... то есть, нет, — Рон заметно покраснел. — Просто хотел посидеть рядом с тобой.

Порой их отношения удивляли Гермиону. Перед тем, как поцеловать ее, он все время как-то мялся, нерешительно заглядывая в ее глаза, словно спрашивая разрешение. После семи лет их дружбы, они, казалось, до сих пор привыкали к их теперешним ролям. Иногда Гермиона сожалела о том, что они теперь не просто самые лучшие друзья, а нечто большее. И все же, кроме Рона, никого другого в роли будущего мужа представить не могла. Привычка? Возможно. И это мучило ее.

— Послушай... — начала она, но Рон перебил ее.

— Я могу уйти... Если хочешь, — добавил он.

— Да... Наверное, хочу, — нерешительно ответила девушка.

Рон кивнул и, поцеловав ее в щеку, поспешил уйти из библиотеки.

Ну, вот. Снова она испытала невероятную нежность к этому рыжему мальчишке. Такой родной, милый и свой Рон. Он понимал ее с полуслова, и это вновь укрепляло ее решение быть с ним.

***

Паркинсоны. Эта семья вновь не давала Драко покоя. Его мучила мысль о том, что такого мог сотворить Люциус, за что потом ему пришлось давать непреложный обет.

Вообще, это его уже не должно было интересовать, ведь он-то сам не давал нерушимую клятву, а отец уже в могиле, но...

"Что ж они так вцепились в меня?" — раздраженно думал он, спускаясь в подземелья Слизерина после своего дежурства.

Его богатство — это одна из причин, но ведь он не единственный такой аристократ. Почему не Забини?

— Черт! — злобно выкинул Малфой, поворачивая за угол.

— Разговариваешь сам с собой? — прямо перед ним, словно из ниоткуда возникла та, о которой он сейчас думал.

— Не твое дело, Паркинсон, — он презрительно скривился и собрался было пройти мимо, но девушка вцепилась в его руку, чуть выше локтя.

— Ты ведь не бросишь меня здесь одну? — капризно проговорила Пэнси. — Иначе я на тебя обижусь.

— Скажи на милость, когда меня это останавливало? — стряхнув ее руку, Малфой развернулся и уже сделал несколько шагов вперед, когда услышал:

— Что-то ты тянешь со своим заданием. Или эта грязнокровка не по зубам тебе? — усмехнулась она. — Так давай я помогу.

— Пэнси, ты дура, каких только поискать, — сквозь зубы процедил Драко. — Если я сейчас начну что-либо предпринимать, это выдаст меня! Всех нас! Не забывай, что Грейнджер у нас одна из "Золотых", свергнувших Темного Лорда.

— И что теперь? Ждать окончания школы? Думаешь, потом у тебя получится остаться незамеченным?

— Думаю, да, — ядовито отозвался Малфой. — Ах, да... — в его словах засквозила наигранность. — Ведь ты еще не в курсе основных планов. Странно, что Астория не просветила тебя.

Пэнси бесил тот факт, что в элиту Темных — так скромно они себя называли — входили только те, у кого уже были метки. Они предпринимали что-то, но пока молчали.

— Если будешь медлить с Грейнджер, то я сама выполню за тебя твою работу, — раздраженно выпалила слизеринка и почти пожалела о сказанном, потому что в следующее мгновение к ней подскочил Малфой и, толкнув к стене, сомкнул обе руки возле ее шеи.

— Если хоть пальцем тронешь, — гневно зашипел он, сильнее сдавливая ее горло. — Я... убью тебя.

На глазах у Пэнси выступили слезы. Не потому что она плакала, а из-за удушья, мешавшему свободному доступу кислорода в легкие. Он действительно чуть не задушил ее. Буквально в последние секунды он отпустил ее шею и отошел назад. Слизеринка сползла по стене. Сквозь судорожный кашель, она жадно глотала ртом воздух. Драко присел на корточки рядом с ней и, склонившись к ее уху, зашептал:

— Ты уяснила теперь, что связываться со мной опасно? — улыбнувшись, он обнажил зубы в волчьем оскале. — Ну что? До сих пор хочешь выйти за меня?

И, не дождавшись ответа, он ушел по направлению к слизеринской гостиной.

План, о котором упомянул Малфой, действительно существовал. Знали о нем только он, Макнейр, Нотт, Харпер и Гринграсс-младшая. Те, у кого на предплечьях имелись бледные, безжизненные отметины в виде змеи, выползающей из черепа.

План этот заключался в том, что, не дождавшись окончания Хогвартса, они покинут школу и, выбрав себе главаря (нет, это не новый Темный Лорд и не его наследник, просто они нуждались в ком-то, кто мог бы вести их, ведь в любом стаде должен был быть вожак), будут раскалывать свои души, подобно Волан-де-Морту, когда тот сотворял крестражи.

К сожалению, книги, в которых подробно описывался акт сотворения крестража, были сожжены сразу после Финальной битвы, поэтому слизеринцы не могли последовать примеру своего покойного предводителя. Зато были другие заклятия, служащие щитом. Для них также требовались определенные обряды, раскалывающие душу. В дальнейшем такие заклятия словно купол ограждали хозяина от грозящей ему опасности. Конечно же, они были не вечны, поэтому, спустя какое-то время, обряд совершался повторно.

Покинув Хогвартс, они фактически развяжут себе руки. Покончат с оставшимися грязнокровками и будут мстить за родителей и друзей, которых они потеряли по вине Поттера и его доброжелателей. Скрываясь от Министерства, которое обязательно объявит тревогу, узрев исчезновение некоторых учеников, они укроют свои дома охранными заклинаниями темных сил и будут вершить свою месть.

— Юношеский максимализм, — как-то раз сказала Нарцисса Малфой, когда ее сын обмолвился о том, что ради нее отомстит за смерть отца.