Межрасовая пропаганда НС в подвале пермского централа. 4 часть

«Странно чего-то...Что происходит?» Слышу из штаба крики:

- А! А-аа!

- Чё, сука, говорить будешь?

- Ребята не надо! А!

- Чё, говорить будешь, пидор?

- Да, я не знаю!

- Будешь говорить?

- Да-да, буду!

Все, затихло. Выходит какой-то тип, говорит:

- Короче, сейчас ты заходишь. А ты отдай мне очки!

- Зачем? - спрашиваю я.

- Ну-так, чтобы тебе их не разбили.

«Чего-то непонятное...» Отдаю очки, жду. Лёху увели в штаб. Слышу Лёха уже орет, его долбят там. Штаб это деревянное здание, двухэтажное, скворечник по сути. Сквозь стены все слышно, - крики, удары.

«Бли-ин, что-то совсем нехорошее...» Это явки - там кричат:

- Чё сделал? Кого грабил?

На улице в этот момент находиться очень неприятно, потому что понимаешь, что тебя то же самое ждет буквально через десять минут. Эти десять минут прошли. Меня тоже зовут, я захожу в кабинет, все стены забрызганы кровью, пол залит кровью. Сидит четыре человека, один из них по пояс голый, руки одеты в печатки с обрезанными пальцами, тоже немножко кровью поляпано все, у другого на руке ремень намотан, у третьего палка деревянная в руке, у четвертого в руке блокнотик и ручка:

- Ну чё?! Заходи.

Захожу.

- Так, сюда встал. Откуда сам?

- Из Москвы.

- Статья?

- 282-ая, часть вторая.

- А чё, откуда из Москвы. Что, земляк твой, Костян?

- Ну-да, таких земляков у меня не было никогда. Не, ни хуя, он мне не нравится, сейчас вообще убью его здесь - отвечает тот, у которого киянка в руке.

«Ну, интересно, какие сейчас будут предприняты меры. В принципе, они все дохлые, кроме того, что в перчатках с обрезанными пальцами. Этих-то троих можно просто задолбить ногами. А этот в перчатках, хрен его знает, но он уже выдохшийся. Может быть, если челюсть ему срубить и дальше что-то замутить. Сейчас посмотрим, что будет». И тут, который, типа, мой земляк, говорит:

- Слушай. А я тебя, вроде, видел?

- Да, мог видеть.

- А где я тебя мог видеть?

- Ну, по телеку.

- Точно! Тебе ж приговор выносили. Ты же этот… Тесак.

- Ну, да.

- Бля, пацаны, его же по телеку показывали по всем каналам! Я его смотрел, они какого-то наркоторговца повесили.

У этих сразу уши навострились: «Ни хуя, повесили кого-то, а статья маленькая. Значит, дело не раскрытое». Я начинаю объяснять, что так и так, что это постановка, призывы наркоторговцев вешать. Они:

- Так, ладно, понял. Погоди. Выйди в коридор.

Я вышел. У них какое-то совещание, минут пять постоял я в коридоре лицом к стене. Приходят за мной опять:

- Заходи.

Захожу.

- Так, а что за статья?

- 282-ая.

- А чё? О чем она говорит?

«Так, понятно, что им нужны явки с повинной. Явки с повинной выбиваются обычно по той же статье, по которой тебя посадили. То есть, если они захотят, они будут долбить меня, чтобы я взял на себя какие-то 282-ые» По сути, мне, конечно, не трудно было бы написать, что я назвал прокурора педофилом, что есть разжигание социальной розни в отношении группы «прокуроры» или чего-то другого. Но писать, естественно, ничего не хотелось, поэтому я решил проехать им чуть-чуть по ушам. Говорю:

- Да-нет, парни, у меня статья такая, чтобы ее возбудить надо сделать экспертизу этнолингвистическую.

- Чё это такое?

- Это сложная экспертиза, ее только за деньги делают в научном институте.

- Ух-ты, научный институт.

- Да. Дальше, если эта этнолингвистическая экспертиза сделана, то нужно сделать депутатский запрос, чтобы какой-то депутат Госдумы написал запрос в прокуратуру, чтобы по этой статье возбудили уголовное дело, иначе его не возбуждают у нас в стране. То есть тут очень серьезный механизм.

- И чё, на тебя депутаты писали?

- Да, депутаты писали, поэтому по всем каналам и показывали, что я единственный в России пока по такой статье получил такой срок.

- Ага. А вообще сам где жил?

- На Рублевском шоссе.

- Да? Это чё прямо Рублевка?

- Да, но не в коттедже, в- в квартире, но на Рублевке. Да.

- Блин. Ни хуя. Да-ты богатый.

- Почти бомж, на самом деле. Но денег относительно хватало.

- Слушай, в принципе, здесь Удо стоит десять тысяч. Тебе вообще интересно?

Я понимаю, что явки уже отменяются, что разговор пошел более интересный. Говорю:

- Так-то десять тысяч. Надо позвонить, узнать, есть ли у друзей столько денег. У меня родители вообще бедные. Надо с друзьями разговаривать.

- Вот, смотри. За десять тысяч у тебя УДО по любому. У тебя же оно подошло уже.

- Ну-да...уже на УДО писал.

- Смотри, в конце августа у тебя подходит новая подача на УДО, если ты писал в январе. Все, в конце августа подаешь, все будет нормально. Напишем тебе несколько благодарностей, все решим. Это стоит десять тысяч. В это входит, что ты нигде не работаешь, на должность не встаешь и плюс получаешь сотовый телефон.

«В принципе, нормально, но десятка зелени чего-то...»

- Надо поговорить с друзьями.

- Ну, смотри, можно пять рублей сейчас отдать, пять рублей потом.

- В смысле «рублей»?

- Ну, пять тысяч рублей.

У меня раскладывается, что они хотят не десять тысяч зелени за УДО и телефон, а десять тысяч рублей. «Ни хуя себе?! Так, может быть, лучше заплатить двадцать тысяч рублей, и домой завтра?! Как мне нравится этот благодатный таежный край! В Москве за четыреста долларов тебе девушку только на сорок минут в боксик приведут, а здесь тебе за десять тысяч и благодарности напишут, и сотовый телефон дадут, и от работы освободят, и еще по УДО отпустят».

- Да, конечно, сейчас надо созвониться.

- Ладно. Короче, держи чайку купцеватого, на карамельку. Сейчас пойдем посидим, пообщаемся. Ты видно человек с мозгами. Сейчас все решим, - как будешь работать, кем будешь сидеть.

Выводят меня из этой комнаты:

- Ну, ты извини, у нас тут работа. Сейчас с тобой тут человек побеседует.

Выводят меня из этой комнаты, смотрю там еще несколько человек с нашего этапа на кортах сидит. Проводят меня в комнату зоновского психолога. Там два кресла, столик. Сижу пью чай с конфетками, с нарядчиком общаемся, я рассказываю ему политику партии. Пришел еще какой-то козел, который недавно посмотрел фильм про международный еврейский заговор. Мы что-то обсуждаем, я рассказываю про экономические махинации, про то, как экономика Америки устроена, что доллар — это мыльный пузырь. Они тоже это где-то слышали, в восторге от того, что приехал человек, который в этом во всем варился:

- Блин, давай с тобой общаться. Давай, вставай к нам на должность. Тут в штабе будем тусоваться, в компьютер играть, общаться, весело фильмы смотреть.

- Да-нет, парни, мне на должность нельзя, не хочу и не буду.

- В принципе, ладно. Базара нет. У тебя своя движуха, тебе наша ни к чему. Сидеть немного, скоро домой.

Тут понимаю, что комната, в которой мы сидим — проходная, а в соседней сидит таджик из моего этапа и пишет явку с повинной по поводу того, как он торговал наркотой на воле.

Таджика выводят, вроде все дописал. Заводят следующего парня, которого из Питера привезли, с малолетки, у него срока уже девять лет, 111-ая, часть 4-ая, - это тяжкие телесные повреждения, повлекшие смерть. Его еще на что-то раскручивают, ведут его явку писать. Выводят этого таджика с разбитым ебалом:

- Так, ты, питерский, дай ему по еблу!

- Да-ну, я не хочу...

- Давай, не пизди! Бей по роже!

Раз, ему по роже бьет.

- Нет, слабо. Давай еще бей.

Второй раз бьет.

- Блядь, ты сильнее бей. Ты заебал, нормально бей!

Он третий раз бьет, но опять не сильно.

- Ты чё, когда убивал так бил?! Так надо бить!

Хрясь — таджику по еблу ботинком, прямо с ходу каблуком в нос. Таджик падает на пол, ему еще пару ударов по печени.

- Вот так надо бить! Таджикская сука, ты чё наркотой торговать любишь? Ты чё русский народ любишь скалывать? Ах-ты, мразь, я сейчас тебя выебу!

Нарядчик, который со мной сидит, говорит мне:

- Ну, чё, Макс, давай, приложи разок зверька.

- Да-нет, не хочу.

- Ты чё, ты же скинхэд?!

- Ну, так-то это по воле, в тюрьме я этим заниматься не буду. Выйду, там базара нет. Там другое дело, а здесь я не хочу, чтобы мне хоть что-то могли предъявить, я не буду.

- Блядь, ну смотри, блядь, он же таджик, он же наркотой торговал.

- Ну-да.

- Сидит за изнасилование. Блядь, его, пидора, вообще убить надо.

- Убить, согласен, вообще надо. Но не хочу сейчас руки пачкать, потому что сейчас этого таджика ебнешь, потом пойдут слухи, кресты на мне начнут ставить. На хуй надо?! Я хочу чистым выйти.

- Ну, смотри, базара нет. Хозяин — барин. Так-то, в принципе, обращайся, с каждого этапа черноту выдергивай и долби с нами, никто тебе слова на зоне не скажет.

- Я понял.

В итоге попили с ними чай. Отвели меня назад в карантин. Выходит завхоз:

- Блин, парни, не знал, что вас на явки дернули. Михалыч так-то запретил явки выбивать, они сами от себя работают, без добра без всякого. Чего-то они по беспределу схватили вас, по незнанке...

Лёхе ребра сломали, рожу немножко разбили. У мня ребра были сломаны еще с Лебедя, но тут меня вообще не тронули. Говорю:

- Да-не, у меня все нормально. Я с ними поговорил, они предложения по поводу УДО и телефона сделали. Это как?

- Да, это нормально. Здесь так это и стоит. Ты договаривайся. Даже не думай, - тут домой легко уходят, здесь без наебов.

Вот и замечательно.

Поиск работы.

Надо сказать, что у меня не было ложки своей. Этот нарядчик, с которым я чай пил, в столовой подходит ко мне:

- Макс, вот держи ложку.

Смотрю, она подписана «Зуй». Ложку отдал мне. Уже хорошо.

Приходим в карантин, я решил немножко заняться творчеством. Взял топор, заточил его, взял деревянное полено и начал вырубать топорище. Так как старое постоянно слетало, было треснутое, кривое, постоянно всем руки натирало, совершенно голимое. Вырубил нормальное топорище, обстругал его аккуратненько, потом взял осколок стеклышка, зашкурил. Стеклом тоже можно шкурить, так обычно негры в Африке делают, за неимением кухарки, ебут и повара. Зашкурил топорище стеклом, получилось удобной формы, изумительно, то, что надо. Чик — примерил, насадил. Все:

- Опа! Ты чего - с Москвы, с Рублевки и умеешь топоры делать?

- Конечно, умею. Руки не из жопы растут. Никогда не кололся, в отличие от вас.

- О! А еще можешь сделать?

- Да, не вопрос.

- На время?

- Давай!

Засекают время, я чик-чик-чик, сделал еще одно топорище. Там был еще один топор, для которого просто ручки не было. Выстругал еще, отдаю топорище, отдаю стекло, говорю:

- Вот, парни, шкурьте. Я сейчас ложку буду делать.

- Как ложку?!

- Сейчас ложку топором сделаю.

Взял березовую чурку, опять же, обрубил ее, сделал заготовку. Потом аккуратненько выстругал из нее ложку по форме, осталось только выбрать середину. Для этого я вытащил лезвие из безопасной одноразовой бритвы, согнул его, чтобы получилась дуга, и воткнул обоими концами в щепку сантиметров пятнадцати. Получился маленький резец. Если придерживать пальцем, можно этим резцом выбирать по чуть-чуть мякоть из дерева. Я и не ожидал, что так прикольно получится. Вырезал ложку нормальной формы! Взял стекляшку, зашкурил. Убил на это дело часа три, но получилась настоящая деревянная ложка. Все смотрят:

- Нихуя! Так тебе в ширпотребку надо идти работать. Руки есть.

- Ширпотребка. Что это такое?

- Там шкатулки всякие делают, ложки, нарды, шахматы вырезают, - все модное и красивое, что есть на зоне, изготавливается в ширпотребке. Вот туда тебе можно идти.

Надо будет посмотреть… Отдал ложку одному туберкулезному таджику, потому что таджик был очень смешной, все время за мной бегал и всячески пытался подмазаться. Я не мог понять зачем, но таджик был прикольный, рассказывал мне истории про Таджикистан. Причем знал, кто я и что, но пытался убедить меня, что таджики не такие плохие как я думаю. Так как он был туберкулезный ложки ему за столом никто не давал. Ему приходилось выпивать все из миски, хлебом кашу жрать, суп выпивать через край. Некрасиво и брызги летят.

- На тебе, таджик, ложку.

- Спасибо, брат! Если чё, обращайся!

- Брат! Нее, Эргаш, не брат ты мне! Не путай теплое с мокрым.

- Все равно, спасибо.

Все смеются, знают откуда «Не брат ты мне!»

Выходит старший дневальный:

- Макс, ты вот умеешь все и так делать. На хрен тебе эти ширпотребки?

- В смысле?

- В смысле, ты же так будешь на бараке сидеть, книжки читать. Там же постоянно работать надо, движуха какая-то. На хрен тебе это надо?! Не суйся никуда!

«Ну, может быть, и не стоит. Хрен его знает».

А тут приходит какой-то покупатель, бригадир с биржи. Около зоны есть лесобиржа, на которой заготавливают доски. Туда привозят с поселения бревна, их скидывают с лесовоза, распиливают на баланы, баланы распиливают на доски, доски пилят в размер, делают из них ящики, так называемую тару, под всякие материалы. Эту тару развозят покупателям. Плотницкая лесобиржа. Покупатель говорит, что ему нужны люди на работу на биржу. Кто хочет. Если работаешь на бирже, то получаешь дополнительное питание, отношение нормальное, на УДО лучше уйдешь, благодарности будут выписывать. Все, естественно, хотят на работу сразу. Завхоз говорит, показывая на меня пальцем:

- Вот этого бери. Он хоть не идиот.

- Что можешь делать? - спрашивает покупатель меня.

- Так-то я инженер, все могу делать.

- А кубы считать можешь?

- В смысле?

- Вот, привезли бревна, надо посчитать, сколько кубов привезли.

- Это что, длину на площадь окружности?

- Ну, да.

- Конечно, могу.

- Мне нужен десятник. Как раз, будешь кубы считать. Работа не пыльная.

Пообщался. Мне говорят что десятник — это должность. Блядь. Должность. Значит не надо. Не пойдет.

Вечером подхожу к завхозу, говорю, что не пойду работать к Шляпе, этому бригадиру.

Как-то начальник забыл про свое требование нарисовать для него дом, или просто получил чертеж и забил на меня. На самом деле мне было уже неинтересно, не хотел я идти к нему инженером работать. В ширпотребку не пошел. Жду распределения. Думаю, сейчас на бараке договорюсь с нарядчиком, - там связь будет, телефон будет, буду сидеть, книжки читать - и вопросов нет. Летом дома окажусь.

Приходит в карантин председатель совета коллектива колонии, СКК, то есть главный козел на зоне. Перетирает с завхозом карантина, тот выходит и спрашивает:

- Есть у кого-нибудь 159-ая?

159-ая статья — это мошенничество. В принципе, когда спрашивают, есть ли у кого 159-ая, то имеется в виду, есть ли люди с мозгами. Естественно, 159-ой ни у кого нет, он уходит в биндюгу к завхозу. Через две минуты выходит завхоз, дергает меня и еще одного мужика, у которого статья за неуплата налогов. Получил он четыре года, нормальный срок.

Мы заходим. Мужик, который сидит по неуплате налогов, уже и старенький, и дико пассивный, и судя по виду, жить ему осталось лет пять-десять, потому что он совсем потрепан жизнью. Хотя всего сорок пять лет, но выглядит как шестидесятилетний. Очень много кушал беленькой в своей жизни, видно она-то и ушатала его здоровье. Его отправляют назад в курилку. Председатель начинает со мной беседовать:

- А ты, Макс, вообще откуда? Что? Чего? Как?

Я разговариваю с ним.

- И чего, думаешь, сможете революцию сделать?

- Конечно, не сразу, но вода камень точит.

- А ты думаешь, что ты вода?

«Что он курит, от чего такие вопросы задавать?» Говорю:

- Я не понял твоего вопроса.

- Ну, ты же не вода. Ты же НЕ вода.

- Ну, может быть...

- А к религии как относишься?

- Да срать я хотел на религию.

- Ну, это хорошо. Пойдешь председателем православной общины ко мне?

- В смысле?

- Чего «в смысле»? Мне председатель православной общины нужен. У меня дурачок сейчас, работал в церкви батюшкой. Потом деньги, которые на детей сирот собрали, спер, сбежал. Поймали его, он сейчас сидит, но вообще невменяемый. Молится и ничего не одупляет. Давай тебя поставлю?

- Не, не покатит. Так-то можно и святую воду гасить, всячески над баранами смеяться, но не хочу. Точнее хочу, но не буду.

- Слушай, я на УДО ухожу через два месяца. Мне замена нужна. Ты, я вижу, потянешь. Надо человека с мозгами, который нормально сможет на этой зоне рулить. Должность вообще заебатая, будешь сидеть в своем кабинете, смотреть телевизор, играть в компьютер, вообще никто тебе указ не будет. Звонить сможешь и деньги сделаешь себе. Тут на зоне нормально заработать можно. Что ты, давай, становись.

- Да-нет, Вань, не пойдет.

- Ты подумай!

- Не-не.

- Ладно, смотри, как хочешь.

Председатель ушел, завхоз мне:

- Ты чего, Макс, вообще, что ли? Такая должность. Это самая крутая должность на зоне. Ты на хрен отказываешься? Он круче коменданта. Делает вообще, что хочет. Хочешь, хоть флаги со свастикой на штабе вывешивай по вечерам, когда начальства нет, тебе слова никто не скажет. Ты самым главным тут будешь.

- Нет, ты не понимаешь суть. Мне нормально отсидеть надо.

- Твое дело. Не могу я въехать.

Распределение.

Прошло уже 10 карантиновских дней, приходит время распределения. Пятого мая нас вызывают в штаб. До этого всех долго дрючили, чтоб каждый мог сделать полностью доклад, без запинок. Самое трудное, как оказалось, дело на свете - сказать четко «статья-срок-режим-фамилия-имя-отчество-здраствуйте-гражданин-начальник», когда очко поджимает. Для многих это реальная проблема.

Ладно, пришли на распределение. Сначала нас всех высадили перед штабом, сидим на кортах, руки за голову, ждем. Вызывают по одному. Подходит моя очередь, заводят в кабинет. Делаю доклад. Один мент спрашивает профессию, я говорю:

– Инженер.

Другой мент говорит :

- Ну, че, куда его? На биржу?

Их перебивает начальник зоны:

- Ты че, дурной? На биржу инженера что ли? Он здесь пригодится.

Нарядчик, который с ними сидит в кабинете, и с которым я за мобилу говорил:

- Ко мне пойдет на барак, там все нормально, ему работа будет.

- Все, третий барак.

Подписали, я ухожу.

Распределение закончилось, идем назад в карантин. Собирать вещи. Берем свои баулы, достаем, стираем носки, сушим полотенца, собираем свои кружки, забираем у завхоза фотографии и письма. Их все изымают на время пребывания в карантине, - не знаю для чего, но изымают. Хотя, пока я находился в карантине, мне пришло два письма от девушек. Я очень рад. У всех дикие лица, мол, «как это, мало того что письма из Москвы пришли, так еще и в карантин!»

Забрали мы все вещи у завхоза, укладываемся, бреем рожи, готовимся к выходу в зону. Ко мне завхоз подходит:

- Макс, слушай, дай я тебе хоть разок по шее дам?

- Схуяли?

- Блин, ну сколько ты в карантине был, ни разу не накосячил, размотать тебя не за что было, дай хоть раз долбануть.

- Ну, долбани, все равно сил не хватит уронить.

-Да ладно?

-Ну да.

-А спорим?

- Ну спорим.

Раз, опускаю голову, шею подставляю.

- Ну давай, долби!- И жду. Ничего.

- Блядь, ну ты вообще отморозок! Дай руку хоть пожму! Удачи тебе там, не пропадай.

- Ну давай Денис, счастливо.

Все, попрощались, за нами четверыми, кто на третий попал завхоз Сава пришел.

Третий барак.

Приходим, встали в коридоре с баулами, стоим ждем. Выходит нарядчик:

- Ко мне сейчас сразу зайдешь. Вопросы все решим.

Там набежали какие-то парни сразу.

- О, пацаны, а вы откуда?

- А чего-как?

- А фотки есть?

- Местные - не местные?

Захожу я к нарядчику в секцию. Там две шконки стоит, котенок на подушке валяется маленький, второй нарядчик лежит на шконаре с телефоном, разговаривает. Этот достает свой телефон, мне дает:

- На, звони, по поводу того, о чем разговаривали.

Набираю Саньку.

- Здорово! Вот, появился на зоне. Тут нормально – УДО, связь, все коммерческое. Есть возможность десятку закинуть. И пятерку мне на жратву?

- Ну, пятнашку, что ли всего?

- Да.

- Базара нет, сейчас отправим тебе пятнашку. Все будет. Давай человека, которому перевод сделать – все сделаю.

Я все продиктовал.

- Нормально, дня через три будут. Давай, удачи!

Нарядчик обрадовался, что все прошло, что я его не обманул. Сразу зарядил своего шныря:

- Давай, найди ему тапки, а то он в карантине свои проебал. Устрой в нормальной секции. Помыться отведи!

А я сижу, мне неудобно - от меня воняет потярой! Потому что за две недели в карантине, что мы там въебывали на улице, стираться или мыться нам никто не давал.

Спали мы только по ночам, и отдыхали мы только ночью, - днем ты не можешь ни отдыхать, ни спать – ничего! Тем более, что холодно, постоянно идет снег. Снег шел и пятого мая, и потом восьмого, в мой день рождения, такого я никогда еще не видел!

Я, короче, воняю, ноги не просыхали вообще в принципе, ботинки иногда почти высыхали - если их удавалось поставить на печку, но все равно не до конца и везло не всегда.

- Давай, сушись, в себя приходи, в порядок себя приводи.- Говорит нарядчик. Кличка у него была Зверь. Так-то от фамилии, но может и от того, что явками занимался.

- А что со жратвой-то решить?

- Да со жратвой нормально будет. Тебе не хватало потому, что в карантине был. Будешь на бараке сидеть, нормально все будет хватить.

- Ну, посмотрим.

- Иди в секцию, устраивайся там, отдыхай.

Пошел, умылся, помылся с помощью полотенца, постирал носки, постирал трусы, постирал термобелье, постирал робу. Взял у кого-то робу поносить на некоторое время. Сразу запрягли писаря, чтоб он нарисовал мне бирки. У каждого, кто поднимается - бирка карантиновская, белая, из кусочка простыни, с фамилией, написанной синей ручкой и подписью «карантин». Когда поднимаешься на зону, тебе дают черную бирку с белой надписью. Принесли эти бирки, пришил одну на телогрейку, одну на робу, и пошел в секцию отдыхать.

Барак там - это здание такое, длинной метров сорок, одноэтажное, с двускатной крышей, посередине коридор и по бокам идут секции: десять жилых секций плюс комната начальника отряда, плюс помещение воспитательной работы и склад.

В каждой секции печка, печки все выходят в коридор, зимой их затапливают каждый день с утра, чтобы было тепло. Потому что отопления другого нету, а холода там жуткие.

Поселили меня в козлячью секцию. Там жило шесть козлов: дневальные, шнырь нарядчика, старший дневальный барака, один из явочников, писарь… короче, все козлы.

Днем секция пустая, только ночники спят. Ну я сижу, по первости мне делать нечего было, я стал рисовать, писать письма. Ко мне заходят люди, пообщаться, познакомиться. Один заходит, полублатной тип по кличке Саган, который при этом тусовался постоянно с козлами, не поймешь его, мутный наркоман.

- А ты чего? А как? А откуда? А кто по жизни? Давай не теряйся, а то с мужиками общаться надо. Они интересуются, кто ты, чего ты, а ты в секции, сидишь картинки рисуешь... Они к тебе интерес потеряют и потом тебе общаться будет не с кем…

- Ладно, разберусь. Тишины хочется.- Я думаю, ну в хуй мне не тарахтело это общение, я уже на этапе наобщался, в карантине наобщался.

- Если чего-то надо, обращайся.

- Ну, понятно.