Ходорковский и куздра. 29-10-2013

Александр Скобов: Негоже правозащитникам и оппозиции подыгрывать власти

В многочисленных комментариях к последней статье Михаила Ходорковского уже замелькали вопросы: должна ли оппозиция искать компромисс с властью, должна ли она с властью сотрудничать? Особенно оживились те, кто никогда не отличался непреклонностью и вынужден был последнее время занимать достаточно жесткую позицию по отношению к кремлевской куздре исключительно из-за ее разнузданного хамства. Подобные люди всегда тяготятся так несвойственным им радикализмом и всегда озабочены поиском приличного предлога от него отказаться. И уж они постараются обратить в такой предлог суждение столь уважаемого человека, как Ходорковский. В их взорах, обращенных к Ходорковскому, читается немой вопрос: ну, можно уже, наконец, расслабиться и получать удовольствие?

Но давайте прочтем Ходорковского внимательно. Он пишет, что после достижения победы нужно превозмочь желание отомстить вчерашним гонителям. Что нужно обеспечить им возможность участвовать в определении курса страны. То есть речь идет о том, что оппозиция должна проявить великодушие к своим обидчикам тогда, когда в ее власти будет казнить или миловать, допускать к участию или не допускать. Тогда, когда кремлевская куздра власть потеряет, а нынешняя оппозиция властью станет.

Для меня бесспорно, что взявшая власть оппозиция должна стремиться максимально расширить социальную базу программы преобразования страны, достигнуть максимально широкого общественного согласия по этой программе. В том числе и за счет привлечения на сторону этой программы социальных групп, поддерживавших свергнутый режим. И ради этого к ним необходимо проявить максимум возможной доброй воли, учитывать их мнение и интересы, а не загонять в новое гетто отчуждения. Обновление страны окажется успешным, если будут преодолеваться старые расколы, а не создаваться новые.

Но с другой стороны, обновление страны не будет успешным, если не будут признаны преступниками те, кто совершал несправедливое и беззаконное насилие над своими согражданами. Кто неправосудно лишал их свободы. Кто разгонял мирные собрания и фабриковал уголовные дела. На девушек из Pussy Riot, на «болотников», на гринписовцев, на Михаила Ходорковского. Либо эти люди признают себя преступниками сами добровольно, либо это должен сделать наделенный властью орган, даже если этот орган будет называться Чрезвычайным революционным трибуналом. Пусть это коснется максимально ограниченного круга лиц, связанных лишь с наиболее громкими делами. Пусть их потом помилуют, амнистируют и даже привлекут к работе в качестве «буржуазных специалистов» ради общественного примирения. Но примирение не должно принять форму списывания косяков по понятиям. Ложь и насилие должны быть общественно осуждены. Это необходимо для нравственного очищения общества. Если мы этого не сделаем, новая Россия окажется надолго отравлена трупным ядом путинщины. И рожа у нее выйдет опять куздрячья. То же касается и лица, чье имя, по словам Ходорковского, носит нынешняя система. Если в момент падения режима это лицо не прольет новой крови, никто не будет всерьез искать его виллу в Южной Америке. Но его личная ответственность за пролитую кровь десятков тысяч людей в Чечне, за совершенные там преступления против человечности должна быть официально расследована и оценена. Как и его причастность к грандиозным аферам его дружков по известному кооперативу.

От удовольствия увидеть его в железной клетке можно отказаться. Было бы, ради чего. Но если мы не разгребем эту грязь, ее придется разгребать нашим потомкам. Мы не имеем права оставлять им такую же мину, какую оставили нам наши предшественники, не сумевшие разобраться с наследием сталинщины. Таковы, на мой взгляд, оптимальные параметры общественного компромисса, к которому должна стремиться ответственная оппозиция после своей победы над режимом. Естественно, то, что получится на практике, может отклоняться от этого идеала как в одну, так и в другую сторону. Отклонения эти будут зависеть от самых разных факторов: от того, насколько режим разозлит общество перед своим падением, от того, насколько его сторонники будут в состоянии омрачить оппозиции ее победу или создать ей долговременные проблемы в виде нового глубокого раскола общества. Возможно, именно от такой нерадостной перспективы придется откупаться.

Но что оппозиции делать сейчас? Вопрос о падении власти не стоит, а потому не стоит и вопрос о компромиссе с ней. Компромисс был возможен на рубеже 2011-2012 годов, когда был шанс на волне возмущения наглым мухлежом на выборах консолидировать недовольное режимом большинство. Вот тогда объединенная оппозиция могла бы выступить от имени этого большинства и принудить режим к компромиссу. Тогда даже частичный пересчет голосов по территориям, где фальсификации были наиболее очевидны, гарантированно вел к потере ПЖиВ контроля над Думой. А дальше, как говорится, были возможны варианты.

Этого не произошло. Не будем углубляться в вопрос, чьей вины в этом больше – системной или внесистемной оппозиции. Факт состоит в том, что режим оппозицию обыграл. Ему удалось раздробить антипутинское большинство, и оно сдулось. Сегодня активная оппозиция представляет явное меньшинство и уже поэтому не может требовать власти себе. Широкое недовольство, правда, никуда не делось, и его взрыв может произойти совершенно независимо ни от какой оппозиции. Мы не знаем, где и когда их трубу прорвет. Но пока этот гром не грянет, кремлевская куздра может себе позволить будлать и курдячить оппозицию, как ее душеньке угодно. И ей совершенно неинтересны исходящие от оппозиции мирные предложения всевозможных компромиссов.

Нет смысла назойливо навязываться к куздре с этими предложениями. Когда куздра захочет чего-нибудь компромиссненького, она сама к вам придет и предложит. И стесняться не будет. Стыда-то у нее нет. Не стоит также набиваться в переговорщики. Самозваных переговорщиков не любит никто. Когда куздру припрет, она сама найдет переговорщиков.

Переговоры с правящей элитой о направлении и темпах необходимых реформ (а не снисходительной выслушивание, по словам Ходорковского) возможны только по инициативе самой правящей элиты. И при двух минимально необходимых предварительных условиях: освобождении политзаключенных и прекращении репрессий.

Можно ли заставить куздру выполнить эти условия? Вот тут г-н Федотов со товарищи из президентского совета приложили буквально титанические усилия к тому, чтобы облегчить куздре правильный выбор. Чтобы припудрить ей мордочку. Чтобы политзэки нигде не выпирали. Чтобы они были стыдливо спрятаны во всевозможных хитро определенных «категориях» осужденных, подпадающих под амнистию. Чтобы не раздражали куздру. Но куздра, похоже, их усилий не оценила и собирается тупо исключить из проекта амнистии «болотников».

Амнистия политическим сама по себе – временный компромисс. Она не решает ни вопрос о невиновности «неправосудно осужденных», ни вопрос о виновности «неправосудно осуждавших». Амнистия позволяет отложить решение этих вопросов. Позволяет власти не признать свою вину сразу, а оппозиции – добиваться справедливости после. Амнистия – это жест доброй воли со стороны власти, желающей снизить напряжение в обществе. Единственное, что для этого требуется от власти – признать, что данная группа заключенных является политической проблемой, требующей решения политическими, а не формально-юридическими средствами.

Но куздра и здесь старается смухлевать, надуть и кинуть. Она продолжает делать вид, что нет никаких политических, нет никакой политической проблемы. Есть группа осужденных на общеуголовных основаниях. На общеуголовных основаниях и амнистировать будем. Но не всех, а кого мы сочтем нужным.

Негоже правозащитникам (даже самым статусным, умеренным и компромиссным) помогать куздре делать вид. Не стоит подыгрывать куздре. Добрее не станет. К компромиссу ее можно только принудить, если мы сумеем каждую ее очередную подлость использовать для усиления неприятия куздры в обществе и непримиримости к ней. Невозможно не согласиться с Михаилом Ходорковским, когда он пишет, что только превращая каждый новый политический судебный процесс в процесс над режимом, оппозиция добьется победы.

Охота на Гитлера. 07-04-2014

Александр Скобов: открытое общество, закрывая двери перед своими врагами, перестает быть таковым

Свое письмо в Следственный комитет с требованием проверить статью г-на Миграняна на предмет оправдания нацистских преступлений Борис Вишневский объясняет желанием заставить сторонников тоталитарной реакции отвечать по тем самым законам, которыми они запасаются для подавления оппозиции. По принципу «не рой яму другому». Ну или хотя бы сорвать с них маску «антифашизма» и заставить показать свое истинное, вполне фашистское лицо. О моральной стороне такого способа достижения этой вполне благой цели я уже высказался. Здесь же хочу рассмотреть вопрос с точки зрения политической целесообразности.

Действительно очевидно, что проталкиваемый сейчас через Думу «закон Яровой» задуман не для того, чтобы нельзя было хвалить Гитлера, а для того, чтобы нельзя было ругать Сталина. Чтобы нельзя было говорить правду о военных преступлениях и преступлениях против человечности, совершенных членами антигитлеровской коалиции. Кстати, не только тоталитарным Советским Союзом. Только что освобожденная и еще совсем не сталинистская Чехословакия поступила с судетскими немцами не хуже любого Гитлера. Это была чистой воды месть.

Тем, кто надеется, что содержащаяся в проекте фраза о «заведомо ложных сведениях» позволит защищаться в путинско-яровых судах, хочу напомнить статью 190-прим из УК РСФСР: «Заведомо ложные, клеветнические измышления, порочащие советский общественный и государственный строй». Вопрос о том, что заведомо правдиво, а что заведомо ложно, в советских судах решался просто: раз порочит, значит заведомо ложно. Так что ждите, когда Дума примет политическое решение опять считать, что поляков в Катыни убило не НКВД, а Гестапо. И всех, кто продолжит утверждать обратное, можно будет сажать. И когда за это привлекут к судебной ответственности Бориса Вишневского, вот тогда фашисты и сталинисты получат возможность с полным удовольствием и полным основанием в один голос сказать: «Не рой яму другому».

Но ведь это и есть неправомерно расширительное истолкование закона? Заявление Вишневского основано на таком же расширительном его толковании. Мигранян не приветствовал ни концлагеря, в которых, по словам Геринга, «из марксистов воспитывали полезных членов общества», ни расовые законы, ни Хрустальную ночь. Он всего лишь сказал, что если бы Гитлер не сломал себе шею в безудержной экспансии и не привел бы свой народ к национальной катастрофе, немцы все это ему простили бы. И это, увы, горькая правда.

Человечество еще не достигло той степени нравственного совершенства, чтобы массовое сознание категорически отвергало жестокость и насилие в ущерб мишуре славы и величия. Народы часто прощают тиранам насилие и жестокость по отношению к «меньшинствам», если тираны оказываются успешны.

А у Гитлера были успехи и кроме присоединения населенных немцами земель. Например – великолепная система социального обеспечения.»Именно в этот период немецкая нация стала объектом небывалой опеки и заботы со стороны нацистского государства. Никогда ранее арийский народ не был таким сплоченным и настроенным на благополучное будущее», – пишет в фундаментальном исследовании «Социализм Гитлера» историк нацизма Олег Пленков. И приводит слова великого писателя Томаса Манна: «Нельзя забывать и никак нельзя оправдать того факта, что национал-социализм был искрометной революцией энтузиастов, настоящим немецким народным движением, которому были свойственны неведомые ранее масштабы духовного подъема, веры и громадного всеобщего воодушевления».

Это говорят люди, сомневаться в антифашизме которых не придет в голову никому. Но ведь к Миграняну это не относится? Ведь все знают, что этот теоретик «авторитарной модернизации» просто хочет обосновать историческую оправданность нарушений прав человека? Но вот тогда и получается, что

Вишневский хочет судить Миграняна даже не за то, что он сказал, а за то, что он не сказал, но подумал. Просто за то, что он враг демократии. Это и есть расширительное толкование закона.

Вопрос о том, должна ли демократия давать право голоса врагам демократии, не нов. Ловушка состоит в том, что открытое общество, закрывая двери перед своими врагами, перестает быть таковым. Охота на «оправдывающих нацизм» сделает невозможным любое серьезное историческое исследование. Сделает недоступной историческую правду. Что еще опаснее, она сделает невозможной настоящую идеологическую борьбу с нацизмом. Что делать учителю истории, когда на его уроке бритоголовый шкет начинает сыпать цитатами из трудов «отрицателей Холокоста» (интернет – великая вещь!), а он не знает, что ответить, потому что он как законопослушный гражданин этот запретный плод не читал? Сообщать в «органы»?

Опыт антинацистского законодательства в европейских странах показывает: если исключается расширительное применение закона (как и должно быть в правовом государстве), оно бесполезно, потому что легко обходится. Неонацисты избегают каких-то терминов и формулировок, но идеи свои все равно выражают. Если же начинается расширительное применение закона, оно легко превращается в произвольное, что свойственно государству полицейскому. Тогда это законодательство становится вредным и опасным.

Замаскированный нацист всегда опаснее открытого. И для общества лучше, чтобы все видели: вот это нацисты. Иначе они будут проникать во вполне здоровые общественные структуры и незаметно отравлять их своим нацистским ядом.

Иначе мы можем просто не заметить, как они проползут к власти. Поэтому запрещать неонацистские организации только потому, что они неонацистские политически нецелесообразно. И «Mein Kampf» надо не запрещать, а включить в обязательную школьную программу. Чтобы показывать: смотрите, дети, вот что такое нацизм. И если вы сегодня от какого-нибудь политика услышите вот это, вот это и вот это, умейте видеть, откуда уши растут.

Закончить я хочу повторением того, о чем мне уже приходилось говорить два года назад:

«Послевоенные европейские законы, запрещающие открытое выражение нацистских взглядов, были возмездием, основанным не на праве, а на коллективной политической воле победителей. Они имели право на существование в мире, в котором люди помнили непосредственно виденные ими неостывшие горы человеческого пепла. И то, что фашизм есть абсолютное зло, могло считаться в этом мире истиной, не требующей доказательств.

Но «ялтинского мира» больше нет, хорошо это или плохо. И в нашем «прекрасном новом мире» каждому новому поколению придется с нуля доказывать, что фашизм – это зло. Вот только современные борцы с фашизмом подразучились это делать. Запретительные законы не способствуют сохранению спортивной формы. И в современном мире они лишь рудимент ушедшей эпохи».