Средневековое освещение, глосса

И скульптура суть аспекты важнейшего

Искусства рукописной культуры — искусства

Запоминания

<5Gj Это пространное рассуждение об устных аспектах ру­кописной культуры — в ее древней или средневековой фа­зе — позволяет нам преодолеть привычку подходить к ней с нашими мерками литературных качеств, которые суть продукты более поздней печатной культуры.

Теперь нас не удивит тот факт, что печатная культура сводит на нет черты устной. Более того, нам становится по­нятно, почему в век электроники качества, выработанные печатной культурой, начинают исчезать, а в нашей верба­льной организации возрождаются устные, слуховые ценно­сти. Ибо вербальная организация, будь то на странице или в разговорной речи, может иметь визуальные предпосыл­ки, как, например, в быстрой речи людей с высшим образо­ванием. И наоборот, даже на книжной странице вербальная организация может быть сдвинута в устное измерение, как обстоит дело в схоластической философии. Так, автор кни­ги «Университет Европы в средние века» Рэшдолл неволь­но обнаруживает бессознательную склонность человека письменной культуры, когда говорит (Vol.II, р.37): «Тайны логики по своей сущности были в гораздо большей степени рассчитаны на то, чтобы подчинить своим чарам интеллект полуцивилизованного варвара, чем красоты поэзии и ора-

торского искусства». Впрочем, Рэшдолл прав, считая чело­века устной культуры варваром. Ибо в техническом смыс­ле «цивилизованным», независимо от образованности и ума, является человек, в чьей индивидуальной культуре центральное место занимает визуальное восприятие, что обусловлено фонетическим алфавитом. И задача этой кни­ги — выяснить, насколько сильно развилась визуальная склонность в фонетической культуре — сначала под воз­действием рукописных текстов, а затем — книгопечатания, «этого механического способа письма», как его называли раньше. Схоластическая философия по своим приемам и организации была глубоко устным мышлением, и такой же, хотя и несколько иной, была экзегеза Священного писания. Несколько столетий изучения Библии в средние века в свою очередь подготовили необходимый материал для диа­лектической техники схоластов. И grammatica, и dialectica, т.е. схоластическая философия, были в высокой степени устными по своей ориентации, в сравнении с новой визуа­льной ориентацией, сформировавшейся на основе печата­ния.

В девятнадцатом веке часто упоминалось о том, что средневековые соборы представляли собой «книги для на­рода». Отмечая этот аспект устройства собора, Курт Селигмен («История магии») раскрывает его сходство со страницей средневекового комментария к Писанию (р.415, 416):

В этом отношении карты Таро напоминают образы других искусств: живописи, скульптуры, соборных вит­ражей, которые также облекали идеи в форму челове­ческого тела. Однако их мир — верхний мир, тогда как мир Таро — нижний. На козырных картах изображает­ся отношение сил и добродетелей к человеку. С другой стороны, соборы служили воплощением отношения че­ловека к божественному. Но и те, и другие образы по своему характеру являются мнемоническими. Они со­держат обширный комплекс идей, которые, будь они записаны, заполнили бы тома. Их мог «читать» как вла­деющий письменной грамотой, так и не владеющий ею; они были предназначены для них обоих. Средние века использовали такие техники, которые позволяли бы че­ловеку запоминать и сравнивать целые комплексы

идей. Раймонд Луллий написал свое «Ars Метопа» («Искусство памяти»), следуя именно этому побужде­нию. Подобные же мотивы привели к раннему появле­нию ксилографии. Сошлемся на книгу «Ars Memorandi», изданную в 1470 г. Автор предпринял трудную задачу конкретизации тем, содержащихся в четырех Еванге­лиях. Для каждого Евангелия он создал ряд образов ан­гелов, быков, львов, орлов, эмблемы четырех Евангели­стов, на которых он расположил предметы, напоминаю­щие об историях, повествуемых в каждой главе. Напри­мер, на иллюстрации 231 мы видим изображение ангела (Матфей), в которое вписано восемь меньших по разме­ру эмблем, призванных напоминать первые восемь глав Евангелия от Матфея. Визуализируя каждый образ, «Ars Memorandi» помогает запомнить все Евангелие це­ликом.

Нам такая визуальная память кажется феноменаль­ной, однако в то время, когда лишь немногие умели чи­тать и писать, а потому изображения играли роль пись­ма, в этом не было ничего необычного. В описании Селигмана схвачена еще одна важная черта устной культуры — воспитание памяти. Подобно тому, как pronuntiatio, пятая составляющая классической риторики, культивировалась, как показал Хайнал, для подготовки к письму и созданию книг, так и тетогга, четвертая состав­ляющая древнего ораторского искусства, была необходи­мой дисциплиной в рукописную эпоху и вырабатывалась посредством искусства глосс и маргинальных иллюстра­ций. Смолли указывает (р.53), что маргинальные глоссы — пусть и неизвестного происхождения — служили «в каче­стве заметок для чтения устных лекций».

В неопубликованной магистерской диссертации¹⁰⁰ Джон Х.Харрингтон отмечает, что в первые столетия христиан­ской эпохи «и книга, и письменное слово отождествлялись с тем сообщением, которое они несли. Они считались инст­рументами, обладающими чудесной силой, способной про­тивостоять дьяволу и тем, кто попался в его сети». Харрин-гтон приводит множество свидетельств, указывающих на

¹⁰⁰ «The Written Word as an Instrument and a Symbol in the First Six Centuries of the Christian Era», Columbia University, 1946, p.2.

устный характер «чтения» и необходимость запоминания, как, например, правило Пахомия: «И того, кто противится чтению, следует понуждать к нему, ибо все в монастыре должны уметь читать и запоминать Священное писание» (р.34). «Путешествуя, монахи могут читать друг другу Пи­сание из книги или по памяти» (р.48).