Для человека устной культуры письменный текст содержит все уровни значения

ей) Приведем еще несколько цитат из книги Смолли «Изу­чение Библии в средние века», которые указывают на устойчивый рост визуальной склонности в изучении Биб­лии в позднем средневековье.

У ранних схоластов отчетливо обнаруживает себя тен­денция освободиться от пут, налагаемых контекстом: «Дро-го, Ланфранк и Беренгар пользуются диалектикой, для то­го чтобы, так сказать, пробить туннель в глубь текста; они стремятся реконструировать логический процесс в том ви­де, в котором он представал в уме автора. Диалектикой также с успехом пользовались для построения новой тео­логической структуры на основе текста» (р.72).

Именно достижение этой цели — освобождения от ли­тературного контекста — составляло один из привлекате­льных моментов большого собрания сентенций Петра Лом­бардского, «Да и нет» Абеляра, а также согласований Про­тиворечивых Канонов, которые были ярчайшими литера­турными явлениями того времени: «Quaestiones¹⁰¹ не толь­ко извлекались из первичного текста комментария и изда­вались отдельно, они переходили в произведения другого типа... Это ставит перед нами нелегкую проблему: как от­делить экзегезу от систематического учения» (р.75).

Подобным же образом «Адагии» и «Симилии» Эразма, содержащие извлечения из самых разных произведений, позже, в шестнадцатом столетии, перешли в проповеди, эссе, пьесы и сонеты. Под давлением все возрастающего объема материала, подлежащего освоению, переход к ви-

Вопросы (лат.). — Прим. пер.

зуальным схемам и визуальной организации становился все более необходимым:

Такое одностороннее развитие было вполне естест­венным. Многочисленные проблемы, связанные с вос­приятием аристотелевской логики, штудиями по кано­ническому и гражданскому праву, — все это порождало атмосферу торопливости и возбуждения, что не слиш­ком благоприятствовало библейской науке. Магистры соборных школ не имели ни времени, ни достаточной подготовки для специализации в весьма сложной техни­чески области изучения Библии. Это относится к фило­софам и гуманистам Шартра в такой же мере, как и к теологам Парижа и Лиона. Даже Бек, последняя из ве­ликих монастырских школ, не стала исключением. Лан-франк был теологом и логиком; его гениальный ученик Ансельм Кентерберийский выбрал другой путь. И его библейские труды оказались в тени философских, по причине чего, видимо, и были утрачены (р.77). Именно это давление количества привело в конце кон­цов к изобретению книгопечатания. Но острый средневеко­вый конфликт между визуальным и устным подходом к Писанию стал также, как можно было предвидеть, осевым конфликтом в новой визуальной культуре Возрождения. Это недвусмысленно высказано в словах Гуго Сен-Виктор-ского:

Мистический смысл постигается только посредством буквального. Я удивляюсь, как у людей хватает смело­сти хвастливо называть себя учителями аллегории, ког­да они не знают первичного, буквального значения. Они говорят: «Мы читаем Писание, а не буквы. Буквы нас не интересуют. Мы учим аллегории». Как же тогда вы чи­таете Писание, если вы не читаете букв? Если вычесть буквы, то что же останется? На это они отвечают: «Мы читаем буквы, но не согласно буквам. Мы читаем алле­горию, и мы толкуем буквы не буквально, а аллегориче­ски...; например, «лев» в историческом смысле означает животное, но в аллегорическом — Христа. Поэтому сло­во «лев» означает Христа» (р.93).

Для человека устной культуры буквальное значение об­ладает полнотой, оно содержит все возможные значения и

уровни. Так, например, обстояло дело для Фомы Аквинско-го. Но визуальный человек шестнадцатого века вследствие специализации вынужден отделять уровень от уровня и функцию от функции. Слуховому полю свойственна симу-льтанность, или одновременность, тогда как визуальной организации — сукцессивность, или последовательность. Безусловно, само понятие «уровни экзегезы», идет ли речь О буквальном, фигуральном, тропологическом или апагоги­ческом, имеет в высшей степени визуальный характер. Это довольно неуклюжая метафора. И однако: «За более чем сто лет до св. Фомы Аквинского Хью, похоже, сумел сфор­мулировать тот томистский принцип, что ключ к смыслу пророчества и метафоры следует искать в намерении пи­шущего; буквальный смысл включает в себя все, что имел в виду автор священного текста. Но время от времени мы встречаем у него нарушения правил, им самим для себя установленных» (р.101).

Томистское понятие симультанного взаимодействия чувств не поддается визуализации так же, как и аналоги­ческая пропорциональность: «Св. Фома, пытаясь довести до логического завершения случайные попытки своих предшественников, создал теорию отношений между чув­ствами, в которой делается упор на интерпретацию буква-• льного значения, определяемого им как полное авторское |д. значение» (р.368).