Глава 2. Субкультурный протест шестидесятых 4 часть

С социологической точки зрения следует отметить, что шестидесятники - не движение, не партия, не социальный слой или сообщество единомышленников, а разнородный (говорят: гетерогенный) конгломерат людей, которые заметной отличаются друг от друга социальным происхождением и семейным воспитанием, мировоззрением и убеждениями, политическими идеалами и уровнем полученного образования, местом проживания (город или деревня), наконец, родом профессиональных занятий, полом, образом жизни, но сходятся в том, что примерно в одинаковом возрасте (с небольшим вариациями) они переживали одни и те же политические и культурные события, выпавшие на долю их страны, участвовали (с разной степенью активности) в одних и тех же экономических и социальных преобразованиях, в равной мере были преданы марксистской идеологии и патриотически настроены.

Конечно, на общем фоне многочисленного поколения шестидесятников можно выделить группы или даже круг людей, которых историки в дальнейшем сочли знаковыми, наиболее характерными или типичными, скажем поэтов Рождественского или Вознесенского, по которым они судили обо всем поколении, его мироощущении и отношении к происходящим событиям, т.е. идентифицировали поколение в целом. Но заключать о том, что именно они и представляют лицо поколения шестидесятников было бы преждевременно, поскольку более детальный анализ обнаруживает неоднородность поколения, наличие в нем множества стилевых течений, политических направлений, мировоззренческих ориентаций и т.п. К примеру, наряду с поэтами-шестидесятниками существовали не менее выдающиеся физики-шестидесятники, а рядом с комсомольскими вожаками, уводившими молодежь на стройки коммунизма, мирно уживались стиляги и фарцовщики, которые, как тогда выражались, представляли неприглядную изнанку общества. Помимо них к той эпохе относят рождение таких течений, как в абстракционизм живописи, диссидентство в политике, авангардизм в музыке (увлечение джазом, а затем рок-н-ролом).

А были и просто рядовые советские труженики, проживавшие на бескрайних просторах провинции, в деревнях и малых городах, которые. Из-за отсутствия тогда не только радио и телевидения, а зачастую и элементарного электричества, ничего о том не слышали, жили повседневными заботами о навозе и уборке хлеба, пропитании и крове над головой. По прошествии многих лет, уже в наши дни, когда их о том спрашивают, они даже не способны четко идентифицировать, а были ли они шестидесятниками, кто это такие и что знаменательного происходило в их жизни.

В подавляющем большинстве шестидесятники были лояльными гражданами и, если на то пошло, нормальными обывателями без революционных наклонностей. Возможно, сталинисты и антисталинисты были равномерно распределены в толще общества, никто не желал новой смуты, никто не смог бы одержать в ней верх. По мнению исследователей, и через многие годы у шестидесятников сохранилась вера шестидесятников в светлую романтику революции, в "комиссаров в пыльных шлемах", в хорошего и доброго Ленина, которого исказил злой и плохой Сталин, в "социализм с человеческим лицом".

Их выделяет в череде отечественных поколений другое, а именно своеобразный романтический аскетизм, походная непоседливость, песенно-балладный, с "туманом и запахом тайги", протест против карьеризма и мещанства, светлый оптимизм в будущее страны.

Поколению шестидесятников выпала доля жить в один из самых либеральных периодов в истории нашей страны - в так называемую хрущевскую оттепель (1953-1964). Формально она началась после смерти Сталина в 1956 г., а реально - после закрытого заседания XX съезда КПСС (1956), где Н.С.Хрущев сделал доклад с разоблачением культа личности Сталина, означавший начало культурного процесса десталинизации и радикальной смены политического курса.

Поступок Н.Хрущева оценивается неоднозначно. Правда или полуправда, рассказанная с трибуны ХХ съезда о сталинских репрессиях, в значительной мере восстановила веру в честность и искренность партии, в дело, которому она служит. Но развенчание культа Сталина больно ударило по сознанию военного поколения, которое в криком <За Сталина!> вырвало у фашистского зверя такую нелегкую победу, которое твердо знало, что добьется успехов и преодолеет любые трудности только по руководством <отца народов>. Поступок Н.Хрущева, таким образом, дал надежду одним и отобрал ее у других.

Шестидесятники родились в период, последовавший годом "великого перелома" (1929), после которого началась всеобщая коллективизация, ускоренная индустриализация и политический террор. Подростками они пережили войну, голод, блокаду, потерю отцов. Их воспитывали на примере Павлика Морозова, они клялись именем Сталина и плакали, когда он умер.

С первых лет репрессий шла последовательная и, может быть, продуманная политика разлучения детей с родителями, в первую очередь - с отцами. Их, реальных и родных отцов заменил абстрактный, но ставший навек родным <отец народов>. Он хотел осчастливить всех детей страны, и в то же время сделал несчастными очень многих из них:

Благодари отца народов,
Что он простил тебе отца...
... Клеймо с рожденья отмечало
Младенца вражеских кровей.
И все, казалось, не хватало
Стране клейменых сыновей[599].

Не случаен успех мифа о Павлике Морозове. Кстати, безотцовщина, столь распространенная в нашей стране после гражданской войны, репрессий и Отечественной войны, - тоже типично русское слово. Война сильно пополнила ряды безотцовщины, и то, что они - дети героев, спасших мир, не улучшало их жизнь.

И все же шестидесятники были сталинцами. Хотя их родители, родившиеся до революции, так или иначе сохраняли тепло русской культуры, в быту продолжая разговаривать на исчезающем языке, - будущих шестидесятников целенаправленно воспитывали как советских детей. С соответствующей ритуальностью и обрядностью, с осуждением обрядности старой. Из них последовательно вытравливали индивидуальное - в пионерских лагерях, на комсомольских собраниях. В домах беспрерывно работало радио. Впереди расстилалось "светлое будущее". И они верили, они росли оптимистами. Ведь это при них разбили немецкий фашизм[600].

Поколение исторических оптимистов входило в эру своей зрелости подготовленной к великим свершениям. <С ликующим криком ворвались подросшие дети войны, мечтатели, идеалисты, правдолюбцы, искатели, экспериментаторы...>[601]. Сфера применения освобожденной молодой энергии оказалась необычайно широкой и во многом совпадала с направлением, которое указывали партия и правительство. А начиналось еще с 1954 г., с целины, где главной силой была молодежь. Позже география применения молодых сил расширилась до вообще Севера, Сибири, Востока.

На долю шестидесятников выпали грандиозные <стройки коммунизма>, покорение космоса и северных рек, освоение целины и создание первых студотрядов. 45 лет назад советскую молодежь потянуло "за туманом и за запахом тайги". В стране появился первый студенческий стройотряд. Кроме туманов и запахов ребята привезли домой по 5 заработанных стипендий. В середине 1970-х на стройках Советского Союза трудились 740 тысяч студентов. Всего школу стройотрядов прошли более 10 миллионов человек[603].

Знаковыми фигурами поколения шестидесятников. Которые впервые в истории России осознали себя именно как поколение, являлись Булат Окуджава и Эрнст Неизвестный, Евгений Евтушенко и Александр Солженицын, Роберт Рождественский и Владимир Высоцкий, Андрей Вознесенский и Андрей Тарковский, Иосиф Бродский и Андрей Битов. А кроме них были еще рядовые физики и лирики, абстракционисты и стиляги, фарцовщики и лабухи. Если политическая оттепель рождалась на высоких партийных трибунах, особенно после знаменитого ХХ съезда КПСС, то диссидентская субкультура формировалась на кухнях малогабаритных хрущевок, куда в массовом порядке переезжала советская интеллигенция.

Одни шестидесятники ушли в дисседенты, другие - в пропагандисты. Поэт Е.Евтушенко предпочел первому роль проповедника советского образа жизни и светлого явления Ленина народу (поэма "Казанский университет" - "Люблю тебя, Отечество мое: за твоего Ульянова Володю, за будущих Ульяновых твоих"). Он нанимал в США самолеты, снимал стадионы и воспевал (убежден, совершенно искренне) режим Фиделя Кастро (сценарий "Я - Куба"), дружбой с которым очень гордился. Иностранцы воспринимали его как рупор правящей партии. В то время как одни поэты-шестидесятники, менее лояльные или совсем не лояльные к властям, уезжали в эмиграцию (среди них были В. Аксенов и В. Максимов), другие получали от властей по максимуму: Евтушенко приобрел дачу, квартиру в высотном доме и - предел мечтаний- черную "Волгу" с телефоном[604].

В социальном плане эпоха 1960-х знаменательна двумя моментами: впервые страна, оправившись от послевоенной разрухи, заговорила, пусть еще и очень робким, языком потребителя, во-вторых, также впервые за историю России городское население по своей численности сравнялось с сельским. Оба обстоятельства свидетельствуют о грандиозных переменах, произошедших в советском обществе и составивших собой содержание той исторической эпохи.

Культурный контекст эпохи

Конец 1940-х - начало 1950-х годов - период юношеского взросления шестидесятников - особая пора в истории нашей страны. Страна на глазах поднималась из руин. Люди из землянок переселялись в бараки, а рядом возводились дворцы со шпилями и орнаментом из лавровых листьев. В моду входил сталинский ампир: вновь отстраивающийся Крещатик, Ленинградский проспект в Москве и Московский - в Ленинграде, монументальный Волго-Донской канал с десятиметровыми скульптурными украшениями.

Народ еще радовался окончания самой кровопролитной в истории человечества войны, а в Сибирь уже потянулись эшелоны теплушек с решетками на окнах, набитые людьми бывшими советскими военнопленными и узниками, только что освобожденными из гитлеровских лагерей. В 1948 г. был принят план грандиозного преобразования природы, по которому советские люди должны были повернуть реки вспять и вырастить яблони в тундре. Но в стране не хватало элементарного продовольствия, многие недоедали. По улицам ходили изувеченные люди, в электричках и на базарах под гармошку и под гитару безногие и слепые люди пели жалостливые песни, а на коммунальных кухнях стояли смрад и ругань. Мальчишки были предоставлены себе с утра и до вечера, потому что матерям, измученным непосильной работой, в том числе и на неоплачиваемых субботниках, бесконечными очередями, было уже не до воспитания, а отцов в семье у многих не было. И слонялись пацаны по дворам и сараям, учась пить водку и курить махру и с завистью заглядываясь на своих "удачливых товарищей" в скрипящих сапогах гармошкой, кепочках с пуговичкой и с приклеенной к губе папироской[605].

Там проходили они свои первые "университеты", постигая законы дворового братства, никогда не забывая того, что они - дети победившей страны. Уверенность, что страна Советов - лучшая в мире, подкреплялась не только лозунгами, песнями, но и мощной индустрией: огромным размахом строительства, испытанием собственной атомной бомбы, а потом освоением широких просторов целины, которая должна была накормить народ.

Закрывался журнал "Ленинград", по стране гремело "дело врачей", шли дискуссии, ничем не отличающиеся от судебных процессов (по философии, биологии, физике), кампании по борьбе с космополитизмом; "громили" А.Ахматову, М.Зощенко, Д.Шостаковича, С.Прокофьева, Камерный театр, кинематографистов и критиков.

Интересное было время - пол-страны фронтовиков, и все молодые. Пестрое наше население и жило пестро. Кто-то копил деньги на драповое пальто и шляпу, кто-то слушал Глена Миллера в компании себе подобных, кто-то ночью, занавесив шторы, писал воспоминания о сталинских лагерях. Работали много и почти бесплатно - за облигации, за трудодни. Пели частушки про рабство колхозное беспаспортное, пели и оглядывались: не заберут? На праздники модницы надевали приталенные платья, носочки и туфли на высоком широком каблуке, а советские офицеры щеголяли в мундирах с отложными воротниками. Фронтовикам, привыкшим к закрытой наглухо груди, новые мундиры казались гражданскими пиджаками с погонами. Потом появились широченные брюки, пиджаки просторные, будто на троих пошитые, - реакция на только что отошедший сталинский стиль в одежде: полувоенные френчи и галифе. В конце 1950-х годов сапоги уже не носили и планки медалей тоже. Но фуражки и ремни у школьников будут обязательны еще десять лет[606].

В 1957 г. мы запустили первый в мире искусственный спутник Земли. А затем они уже сходили как с конвейера. Страна гордилась: обогнали американцев. А старушки ворчали: "Скоро разобьются". Стариков тогда заботили налоги на усадьбу, на кроликов, на яблони. Приближались 1960-е годы, а страна еще оставалась по преимуществу сельской - миллионы частных домов с фруктовыми садами, которые государство норовило обложить налогами. И города наполовину состояли из деревянных домов и домишек: во дворах громоздились горы поленьев на зиму, обед готовили на печках и керогазах. Но уже начиналось массовое строительство знаменитых хрущевских пятиэтажек. Частный сектор постепенно исчезал и превращался в архаику. Дружба с могущественным соседом наполнила быт советских людей превосходным китайским чаем, синими, красными и белыми китайскими кедами, шубами с капюшоном, нарядными китайскими термосами с драконами, теннисными шариками, авторучками с золотым пером. В 1959 г. закончилась дружба с великим Китаем и началась большая дружба со свободолюбивым островом с загадочным названием Куба.

1960-е годы - это время <строителей коммунизма>, несбыточных надежд <догнать и перегнать Америку по яйцам и молоку>, химизации народного хозяйства и разведения кукурузы за Полярным кругом, переселения из коммуналок в так называемые <хрущобы> - отдельные малогабаритные панельные квартиры. Закончилась эра советских бараков, в которых в 193050-е годы проживало чуть ли не полстраны (а вторая половина делила свой быт с соседями по коммуналкам), и начиналась новая эпоха -обособленного квартирного бытия. Возводились крупнопанельные пятиэтажки как временное средство улучшить быт советских людей - на 20-25 лет, а просуществовали чуть ли не полстолетия. Для многих представителей шестидесятников и людей старшего поколения они стали последним прибежищем в этой жизни.

Спичечные коробки хрущевок - это совмещенный санузел с сидячей ванной и без раковины, почти соединенный с полом потолок высотой 2 м 20 см, тонкие межквартирные перегородки, позволявшие слышать соседей через два этажа. <Выселенные на окраины и втиснутые в стандартные индивидуальные квартиры питерцы изобрели новую бытовую практику. Центром жизни стала кухня. Здесь теперь не только готовили и питались всей семьей, но и принимали гостей. На пяти квадратных метрах между холодильником "Ленинград" и обеденным столом размером 60 на 70 см, сидя на тонконогих табуретках, шестидесятники могли, не опасаясь доносов, поговорить о политике, послушать "вражеские голоса" по "транзистору", попеть под гитару Окуджаву и Высоцкого> [608].

В хрущевские малогабаритные квартирки советские люди с удовольствием перетащили быт и уклад жизни. Свойственный сталинским коммуналкам. Но теперь уже старым хламом забивали не чуланы и коридоры, а балконы. Они навсегда превратились в кладовки. В комнатах - уютные диваны и белые слоники, плюшевые медведи и палас на полу, стеклянные люстры и хрустальные бокалы, на балконе - бочки с соленьями, пыльные пивные бутылки, лыжи, немытый велосипед и ломаные санки, старинный буфет, синие трусы на просушке.

Врезка