Киршин В. Рубеж шестидесятых

1960 год. Все дети в чулках. Мальчики и девочки пристегивали чулки резинками к лифчику, и никто не считал лифчик принадлежностью пола. "Вова, ты надел лифчик?". У мальчиков на коленках вечно были дырки от ползания по полу с машинками, в целях экономии нам в садике разрешали скатывать чулки бубликом, девочкам - нет. Такая дискриминация.

Домашний интерьер тех лет: лакированная мебель светлого тона, портьеры на дверях, скатерти с бахромой, оттоманки (диваны с турецкими валиками по бокам). Белые шторки на ниточках закрывали только нижнюю половину окна. Фарфоровые статуэтки на этажерках: балерины, кудрявые мальчики, голуби. Сувенир "Спутник" - шарик с четырьмя длинными усиками - был у всех.

Картины на стены вешали повыше и под углом к стене. Так же под углом вешали портреты партийного руководства - это в общественных местах, и зеркала. Симптом сталинского комплекса: зритель смотрел на партию снизу вверх, а свое отражение в зеркале видел прижатым к полу. При Хрущеве в моду вошли эстампы вплотную к стене - вровень со зрителем.

По радио разучивали песни. Эфирное время тогда ничего не стоило, поэтому затейница не спешила: "Березы... Березы... Родные березы не спят. Записали? А теперь поем вместе с Владимиром Трошиным":

Я трогаю русые косы,

Ловлю твой задумчивый взгляд...

Той зимой мой язык впервые примерз к санкам. На железном полозе был такой красивый иней - я лизнул... Вообще, я в детстве примерзал языком трижды: к санкам, к конькам и к дверной ручке.

Ручьи, солнце и ожидание сухого асфальта. У меня был деревянный мотороллер с педалями, копия "Тулы", и мне не терпелось его оседлать.

Лето. Белая панамка - три лепестка застегивались сзади на одну пуговицу, расстегнул - и она плоская, очень удобно стирать и гладить (маме). Песок в сандалях. "Секретики" - фантик под стеклом, закопанный в укромном месте, - девочки прятали, мальчишки их разоряли.

Мальчишек стригли наголо, но оставляли зачем-то челочку (чубчик). Стричь неслухов следовало ручной машинкой с тупыми зубьями, осыпая хлюпающий калганчик проклятиями и подзатыльниками.

Помню старый деревянный трамвай с рекламой "3%-го займа" на крыше: веревка вдоль окон, тормозное колесо рядом с местом кондуктора, звонки, грохот и колыханье, визг стали на поворотах. Кондукторша тогда с места не сходила, сидела барыней: "На передней площадке, передаем на билеты!". Передавали. Двери не закрывались, большие парни на ходу соскакивали, где хотели. Их ругали.

Почетные грамоты работникам несли уважение, ими гордились, хранили. Хранят до сих пор, смеются да хранят. Портрет на Доске почета у проходной возносил трудягу до небес.

Весна 1961-го. Планетарная весна, планетарная любовь: люди, страна, планета - всё моё, мы все едины, мы счастливы. Как весенний подарок - полет Юрия Гагарина. Ясным апрельским утром голос Левитана по радио: "Передаем важное правительственное сообщение...".

Частная жизнь в ту пору не умещалась в квартирах, вылезала во дворы. Взрослые играли в волейбол после работы, танцевали во дворах под Кристалинскую - летом это было каждый вечер. Парни мастерили деревянные самокаты на подшипниках и с грохотом гоняли вокруг дома.

Парни, парни - это в наших силах:

Землю от пожара уберечь!

- гремело радио.

А то затевали строить ходули. Качели. Подкидные доски - как они прыгали, наши парни, на этих досках: выше облаков!

На лавочке соседки судачили про новые деньги. С 1 января ходили нового образца и меньшего достоинства. А пучок лука на рынке как был 10 коп, так и остался. И Кубу бомбят...

Сокращено по источнику: Киршин В. Очерки частной жизни пермяков // Уральская новь, 2002, № 13.

Период 1956-1961 годов называют счастливым временем в истории страны. Возможно, это был один из редких периодов в истории России, когда устремления низов и верхов совпадали, когда замыслы правящей партии отвечали чаяниям народа. И вот когда в 1961 г. на ХХII съезде КПСС была принята новая Программа партии, согласно которой социализм уже построен, а "нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме", поколение шестидесятников было уже готово. Старшие сомневались, младшие - нет.

Запуск первых спутников Земли, космические путешественницы Белка и Стрелка и, наконец, полет Юрия Гагарина 12 апреля 1961 года - реальное доказательство великих свершений. <Прорыв в Космос стал впечатляющим напоминанием о том, что будущее начинается сегодня...>[609]. Страна шла от победы к победе. Идеи коммунизма побеждали в странах Латинской Америки, Африки и Юго-Восточной Азии. Не было причин сомневаться в истинности избранного пути. Да никто и не сомневался.

Королем эстрады 1960-х годов был, без сомнения, Аркадий Райкин. На его концер-ты попасть было почти невоз-можно, поэтому большинство наших сограждан смотрели вы-ступления Райкина по телеви-дению. Великий актер высмеивал социальные пороки и социальных антиподов советского общества - само-уверенных и невежественных чиновников, подхалимов и хамов, мещан и тунеядцев. Выражения из его монологов типа <в греческом зале, в греческом зале>, <товаровед идет - все на него пилюют> или <вкус спесифисский>, стали <крылатыми>.

Тогдашняя молодежь подпевала Муслиму Магомаеву, исполнявшему эст-радные песни с экранов черно-белых телевизоров. Шлягерами быстро стали <Королева красоты>, <С тобою свя-зан навеки я>, <Шагает солнце по бульварам>. Эстрадные певцы превращались в культовые фигуры, которые встречали у выхода и входа в театральные залы, просили автографы, которых осыпали цветами и которым писали письма с признаниями в любви. Именно в 1960-е родилось новое социальное и культурное явление - фанаты и фанатки. С тех пор толпы поклонниц сопровождают своего сладкоголосого кумира во всех городах, где он появляется. Среди культовых фигур советской эстрады тех лет можно отметить Эдиту Пьеху ("Человек идет и улыбается, значит человеку хорошо!"), которая и в 1990-е годы покоряла сердца пожилых шестидесятников, Тамару Миансарову, которая культовой песни <Пусть всегда будет солнце> эмигрировала за рубеж.

Особенно много поклонников в СССР оказалось у британской группы <Битлз>. Фанаты <ливер-пульской четверки> развешива-ли у себя над кроватью вырезанные из журналов или ксерокопированные фотогра-фии любимых артистов, ус-траивали для друзей танцы под музыку любимого ансамбля. Пластинки <Битлз>, выпускае-мые <Мелодией> во второй половине 1960-х и в начале 1970-х годов, достать было невозможно - их раскупали моментально. Выручали подпольные записи. Продавали их, как тогда говорили, <из-под по-лы>, прямо на улице - в опреде-ленных местах. Долгое время на западную эстраду существовало идеологическое табу, за соблюдением которого строго следили парторганизации и комитеты комсомола, школьная администрация и городские власти. <Битлов> слушали почти подпольно - в дружеской компании, на небольших вечеринках. Любое разоблачение становилось предметом разбирательства на комсомольском собрании. В начале 1970-х зарубежную эстраду уже никто не запрещал: в школьных залах и студенческих общежитиях можно было слушать <Битл> или хоть всю ночь.

Московские ленинградские шестидесятники - стиляги и диссиденты, познавшие в свое время и деловой успех, и плотские наслаждения, и эстетические радости, в свои 60 лет не выглядят безнадежной архаикой. Они сумели навязать свой стиль жизни стране и перестроечному поколению. И неудивительно, русский рок, постсоветский джаз, лучшие советские кинофильмы созданы их талантливыми руками.

На обочине великого пути к коммунизму притулилась андеграундная культура, которая сейчас только начиналась, а в 1970-80-е годы получит максимальное развитие, а именно диссидентство и рок-музыка и авторская песня. Одним из лучших и оригинальных проявлений индивидуализма следует считать авторскую песню, появившуюся именно тогда - в шестидесятые. Ее авторов, сочинявших для себя и слова, и музыку, да еще исполнявших произведение под собственный гитарный аккомпа-немент, именовали бардами. Хороших бардов тогда было много, но несомненным лидером выступал Булат Окуджава. Его стихи не только исполняли под гитару, но и читали на дружеских ве-черинках и даже печатали в жур-нале <Юность>. Авторская песня привлекала молодежь прежде всего своей ин-теллектуальностью и философским смыслом, романтикой и возвышенностью.

Песни бардов пели в подъездах и в электричках. Вре-мя от времени КСП - клуб само-деятельной песни - устраивал конкурсы-концерты с выездом на природу, с одной или двумя ночевками. Помимо бардов, ко-торые на таких конкурсах испол-няли свои песни, на природу вы-езжали и многочисленные по-клонники их творчества - слуша-ли любимые песни, жгли костры, заводили новые знакомства и уезжали домой друзьями на всю жизнь. Популярность походов с гитарой постоянно росла - все большему количеству народа хо-телось <кашу есть и спать в па-латке, на плечах рюкзак носить и штаны с большой заплаткой>. Многие после таких концертов начинали сами сочинять песни и исполнять их под гитару друзьям и знакомым при каждом удоб-ном случае[610].

Модники и модницы

В 1960-е годы впервые за долгие десятилетия отечественная культура стала формироваться не в отрыве, а в единстве с западной. Подобная возможность открылась после падения <железного занавеса>. Первую брешь в <железном занавесе> пробили фронтовики - победители, возвращавшиеся из "освобожденных" земель; они везли трофейные фильмы, музыку, красивые, добротные вещи. "Наши" встречались на Эльбе с улыбающимися, добродушными американцами, совсем не похожими на карикатурного "дядюшку Сэма", пожирающего маленьких детей, каким он появился на страницах советских газет после войны. Ломался стереотип капиталиста, потому что отличить его от мирового пролетария оказалось непросто.

После падения или, лучше сказать, приоткрытия <железного занавеса>, на увлечения и образ жизни советских людей все большее влияние стала оказывать массовая культура Запада и в страну хлынул поток импорта. Горожане и горожанки приоделись в капроновые чулки и безразмерные носки, в прозрачные кофточки и блестящие рубашки из нейлона, в химический каракуль и плащи "болонью". <Перемены в обувной моде (в частности, уничтожение галош) привели к появлению забавной практики снимания гостями обуви в квартирах. Мужчина в костюме, галстуке и носках - знаковая фигура хрущевского времени. Внедрение деревенской привычки хождения без обуви в городском доме до сих пор вызывает раздражение многопоколенных традиционно питерских семей и воспринимается ими как посягательство на питерские традиции со стороны мигрантов из села>[611]. Партийная номенклатура носила солидные двубортные костюмы и габардиновые пальто, увенчанные сверху широкополыми шляпами.

В середине 60-х годов в стране распространилась мода на плащи из синтетической ткани, названные в народе почему-то <болонья>. Иметь и носить такие плащи было очень модно и престижно. Но очень скоро выяснилось, что такой плащ не греет, не пропускает воздух, быстро рвется, да и цвета не балуют разнообразием - черный, серый да темно-синий. И мода на <болонью> быстро прошла. Одновременно с ними появилось еще одно поветрие - мужчины стали носить белые нейлоновые сорочки, которые долго носились, не загрязнялись и не мялись. Правда, наэлекризовавшись, сильно прилипали к телу. Плащи были польские, сорочки - чешские.

Модницы шестидесятых годов ходили в очень неудоб-ных, но изящных остроносых ту-фельках на шпильках. Туфельки так и назывались - шпильки. Или туфли-гвоздики. В моде бы-ли и широкие и узкие юбки. Классическая длина - на ладонь выше колена. Более ко-роткие юбки считались непри-личными. К юбке надевали светлые кофточки с небольшим круглым или треугольным выре-зом и прямыми рукавами. Самый модный материал - плотный лав-сан или воздушный крепдешин. Капроновые чулки привозили из ГДР. Чулки были настоящей роскошью - тонень-кие, прозрачные. Не каждая де-вушка могла себе позволить их. Правда, они очень быст-ро рвались, но щеголихи нахо-дили выход из положения - под-нимали петли на чулках. Современные девушки порванные колготки просто вы-брасывают. А тогда длительное и кропотливое занятие - подни-мать петли на чулках - не каза-лось бесполезным[612]. Модная новинка - капроновые чулки - стоили приличных денег.

В 1960-е годы на Западе появляется мода на пляжный отпуск, открытые купальники и на солнечные очки. Мода на полуоткрытые купальники пришла из Америки. Когда Урсула Андресс была признана самой сексуальной из всех девушек Джеймса Бонда, мало кто сомневался, - награда была получена отнюдь не за ее актерские способности. Актриса смело могла поблагодарить дизайнера своего купальника, открытость которого шокировала пуритан и стала самой большой сенсацией в мире моды того времени. сорок лет спустя ее роскошное бикини по-прежнему заставляет учащенно биться мужские сердца. Ну а женщины по-прежнему мечтают как великолепно они бы выглядели в таких маленьких и соблазнительных кусочках материи от La Redoute. Рюшечки и розочки - мода шестидесятых - вновь возвращается к нам уже в 2000-е годы. Новый хит 2002 г. - ремикс моды шестидесятых: высокие прически. Разумеется, прическа "Бабетты" больше подходит для официальных приёмов. А вот "ежедневная мода" свободных шестидесятых предлагает романтику "хиппи": длинные волосы прядями ниспадают на плечи. <Бабета>, появившаяся в 1960-е годы, представляла собой огромное сооружение наподобие вавилонской башни, созданное из волос, начесанных редкозубым гребеш-ком. Возникал громадный воздушный замок, который требовалось нести на голове с особой осторожностью и достоинством. Чем гуще и длиннее волосы, тем пышнее получалась "бабетта". Девушки с негустыми воло-сами внутрь прически заталкивали всякие тряпочки, лоскутки, старые кол-готки, а сверху сооружение прикры-вали волосами.

Старшеклассницам, лю-бившим высокие начесы, при-ходилось совсем несладко. В школу приходить с такими прическами не разрешалось. Косметикой старшекласс-ницам тоже не разрешалось пользоваться. Тайком пе-ред школьными вечерами они при-носили в школу помаду и краси-ли губы в уборных. Но дежурившие в коридоре учителя стирали помаду и расплетали не установленные нормативом прически.

Если в 1960-е модницы выщипывали брови, превращая их в тонкую, удивленно изогнутую ниточку, то сейчас акценты немного изменились. Визажисты нынче рекомендуют не выщипывать брови, терзая их рейсфедером, а подстригать, сообразно рисунку модных направлений. В этом сезоне модные стройные итальянские девушки ходят в узких бриджах до колен, в основном черных. Мода шестидесятых годов возвращается. Вновь актуализируется эстетика шестидесятых: клетка, желтый цвет, жакеты и свободный трикотаж. Стиль шестидесятых - это свободная любовь, горнолыжные курорты, геометрические орнаменты, французское кино и английская поп-музыка (www.woolstreet.ru).

В США и в России возвращается мода на 60-е годы. В СМИ поднимается волна радостного интереса к возрождению постановки мюзикла "Hair" на Бродвее, который сыграл сыграл серьезную роль в формировании взглядов на жизнь поколения 1960-70-х. В Америке это подается как возрождение интереса к хипповской культуре и бунтарскому наследию.

Во второй половине 1960-х пришла новая контркультура - роллинги, битлы и широкие брюки-клеши, сменившие брюки-дудочки. С ней власти тоже боролись, но уже не так сильно и не так победоносно, как в конце 1950-х годов с контркультурой стиляг. Ширину брюк тогда воспринимали как символ свободомыслия. Брюки клеш вскоре стали самым пис-ком тогдашней моды. Как правило, это были джинсы. Им-портные джинсы приобретали через фарцовщиков-спекулянтов. С джинсами носи-ли пестрые свитера или куртки, а летом - ковбойки. И ботинки, которые называли мокасинами. Старшеклассников, кото-рые осмеливались являться на уроки не в школьной форме, а в джинсах, учителя и комсомоль-ские руководители всячески "прорабатывали" на комсо-мольских собраниях, чтобы за-ставить их одеваться как все. Джинсы стали культом. Это был знак вызова господствующей культуре и одновременно символ причастности альтернативной культуре. Но это еще и символ борьбы против истеблишмента, символ не столько комсомольского, сколько уличного процветания. Многие молодые люди, да-же не будучи хиппи, отращива-ли длинные волосы, считая, что это модно. Носили их набриолиненными и расчесанными на пробор. Более консервативные юноши носили короткие волосы. Большой популярностью пользовалась стрижка <ежик> - -волосы стояли торчком, пер-пендикулярно голове[613].

Их называли <штатниками>. Они стриглись под , солдатским коротким ежиком, носи-ли снежно-белые тишотки, идеально отстиранные джин-сы (фирмы Levi's или Riffle), черные или белые баскетбольные та-почки, синтетические лыжные куртки и черные очки об-разца . Книжек они не читали, не отличали Колтрейна от Джерри Ли Льюиса, не считали себя патриотами. Многие из <штатников>, пройдя через активную фарцовку, стали ныне президентами больших банков или серьезными интеллектуалами.

Были у нас и свои битники. происходит от , <удар>, но с русским окончанием, по аналогии со <спутник>. Битники книги читали, року предпо-читали джаз и носили длинные обвисшие свитера с воротником-гольф, джинсы, которые тогда назывались <техасы>, замшевые ботинки, бороды и вообще были большими ин-теллектуалами. Их подружки делали прически в духе тех, которыми 25 лет позже прославилась группа , а тог-да назывались <я у мамы дурочка>. Еще они красили себе глаза <ласточкиным хвостом>, носили большие клипсы, об-тягивающие блузки и широкие юбки-<солнце>[614].

В образовавшуюся в <железном занавесе> брешь на советскую читающую, смотрящую публику обрушились Кафка, Пикассо, Брехт, подзабытые Ремарк и Хемингуэй, Феллини, джаз - другой взгляд на мир, другой язык. В 1960-е годы в Англии появилась мода на мотоциклы с мощными форсированными двигателями. Она называлась " кафеерэйсингом". "Гонки вокруг кафе" были тогда излюбленным развлечением молодых людей-завсягдатаев придорожных закусочных. Вскоре мотоциклы проникли к нам, где стали одним из атрибутов молодежной субкультуры.

Стиляги

Возможно, что стиляги представляли собой самую первую форму советской субкультуры, возникшей под прямым влиянием Запада. Возникновение самого термина относят к концу 1940-х годов, а расцвет стиляжничества как социального и культурного феномена - к рубежу 1950-60-х годов. Действительно слово "стиляга", вошедшее с 1948 года в обиход, с легкой руки некоего Беляева, автора фельетона в "Крокодиле", уже вовсю использовалось в пропаганде и воспитательной работе. Этот термин встал в ряд с такими словами-дубинками как "космополит безродный", "низкопоклонник", "отщепенец", "плесень", и был оскорбительным для тех, кого так называли. И если уж кого-то и назвали, то это было предупреждением, что у него могут быть неприятности - выгонят из учебного заведения, из комсомола[615]. С 1956 г. Советский Союз открывал через искусство другой мир: гастроли Бостонского и Филадельфийского симфонических оркестров, балета Алисии Алонсо, театра "Берлинер Ансамбль", Поля Робсона, победа Вэна Клайберна (Вана Клиберна) на 1-м конкурсе Чайковского, выставки П.Пикассо, Р.Гуттузо, Р.Кента, приезд Ф.Жолио Кюри, недели французского и английского кино, гастроли джаз-оркестра Бенни Гудмена в зале Лужников, открытие школ с углубленным изучением иностранных языков, и, наконец, VI Московский Всемирный фестиваль молодежи и студентов с его знаменитыми "Подмосковными вечерами" Соловьева-Седого[616]. В результате складывалась новая молодежная культура, новые ритмы, новые мелодии. В наш словарь входит новое слово - стиляга.

По мнению К.Чуковского[617], новое слово стиляга произошло путем слияния древнегреческого стиль, успевшего к тому времени обрусеть, и одного из самых выразительных русских суффиксов: яг(а). Писатель напоминает, суффикс далеко не всегда передает в русской речи экспрессию морального осуждения, презрения. Кроме сутяги, бродяги, есть миляга, работяга и бедняга. Но в нашей речи этот суффикс встал в ряд с неодобрительными ыга, юга, уга и пр., что сближает стилягу с такими словами, как прощелыга, подлюга, ворюга, хапуга, выжига[618]. Спрашивается, можно ли считать это слово иноязычным, заимствованным, если русский язык при помощи своих собственных - русских - выразительных средств придал ему свой собственный - русский - характер? Вовсе не обязательно, утверждает К.И.Чуковский. Русский характер нового слова подчеркивается тем обстоятельством, что в нашей речи свободно бытуют и такие чисто русские национальные формы, как стиляжный, стиляжничать, достиляжиться и т.д.

Тогда же появляется отечественный стиляга, экзотическое чудо в узких до вывиха суставов штанах, в пиджаке с ватными плечами, в немыслимом галстуке с обезьяной и пальмой. Кумиром молодежи стали лидеры западной молодежной субкультуры. От них проникла мода на стиляг. Это название произошло от <стиль> и означало: человек, умеющий и знающий, как одеваться со стилем. Пренебрежительное значение - городской пижон (в Англии их называли teddy boys). Происхождения термина никто точно не знает - одни специалисты полагают, что он пришел из западной музыки в конце 1940-х годов, другие - что из советского фельетона середины 1950-х годов, высмеивающего буржуазный образ жизни. Сами себя поклонники новой моды стилягами не называли. Слово употреблялось в уничижительном значении как обзывание. Популярная тогда Нина Дорда под аккомпанемент оркестра Эдди Рознера пела песню о стиляге, где были такие слова: "Ты его, подружка, не ругай, может он залетный попугай, может, когда маленьким он был, кто-то его на пол уронил, может болен он, бедняга, НЕТ - он просто-напросто СТИЛЯГА!"

1948 год. Фельетон некоего Беляева в журнале "Крокодил". Здесь и появилась презрительная кличка "стиляга", которой клеймили всех, кто не желал быть похожим на толпу.

Стиляги это, как правило, молодые люди, носившие западную одежду и усвоившие некоторые западные образцы поведения - самые внешние, например танцы, пластинки или западная одежда. Стиляги ненавидели все мещанское, добропорядочное и занудное. Они бравировали своей оригинальностью, а часто доводили ею окружающих до исступления: вон, смотри, пошел стиляга, - брезгливо морщились в след старушки у подъездов и рабочие, забивающие козла во дворике. Стиляги ненавидели огромные толстые пластинки на 78 оборотов в минуту с песнями Бунчикова и Шульженко и боготворили только еще появляющиеся и пока еще очень редкие виниловые пластинки на 33 оборота, которые были для них символом высшей справедливости и торжества человеческого разума. Среди музыкальных предпочтений, как и у многих шестидесятников, был джаз. Стилять, "шузы" на "манке", Лабаем джаз и песенка "Twist again" - вот далеко не полный культурный ассортимент 1960-х у настоящего стиляги. Однажды в Харькове даже состоялся съезд стиляг, который проводила совсем не комсомольская организация под названием "Голубая лошадь".

Стиляги слушали бу-ги-вуги и первые рок-н-роллы, а книжек не читали. Но сочиняли собственные песни типа <Зиганшин буги, Зиганшин рок, Зиганшин съел второй сапог>.

Для стиляги обязательной частью гардероба являлись узкие брюки со стре-лочкой. В студенческих общежитиях, где не всегда имелись утюги, молодые люди на ночь укладывали аккуратно сложен-ные брюки под матрас - утром на каждой брючине было по стрелочке. К таким брюкам по-лагалось носить остроносые ту-фли - корочки. Андрей Битов в "Пушкинском доме" характеризует стиляг начала пятидесятых следующими словами: юноша - в узеньких брючках, в спадающем с плеч до колен зеленом (или клетчатом) пиджаке, на толстых подметках, подклеенных у предприимчивого кустаря, в пестром галстуке, повязанном микроскопическим узлом, с перстнем на руке и набриолиненным коком на голове, а главное - с особенной походкой; девушки - в юбках с разрезами и модной прической "венчик мира".

Стиляг ловили комсомольские патрули, били, обрывали галстуки, прорабатывали на собраниях, выгоняли из институтов и из комсомола. Но они появлялись вновь и вновь, и место их обитания во всех городах называлось "Брод", сокращенное от "Бродвей".

Врезка

Козлов А. Бродвей

"Бродвейский" период моей жизни захватил главным образом старшие классы средней школы и, может быть первый курс института, то есть первую половину 50-х. В Москве "Бродвеем" называлась часть левой стороны улицы Горького, если идти от памятника Пушкину до самого низа. Здесь каждый вечер, часов с восьми до одиннадцати, двигались навстречу два потока людей, рассматривавших друг друга. Дойдя до крайней точки, поток разворачивался и шел в обратном направлении, и так по несколько раз за вечер. Противоположная сторона улицы, не считавшаяся "Бродвеем", была практически пуста, если не считать обычных прохожих.

Немного освоившись на "Броде" (как его называли завсегдатаи), я понял, что без соответствующей внешности меня там никто не признает за своего. Но для того чтобы стильно одеться, нужны были не только деньги, но и возможность достать хоть что-то - расписной галстук, "бахилы" на толстом каучуке, узкие брюки с широкими манжетами, длинный "лепень" (пиджак) с накладными карманами и разрезом, светлый плащ до земли, длинный белый шелковый шарф, на голову - широкополую шляпу, а зимой - "скандинавку" (шапку "пирожком"). Главное, надо было познакомиться с кем-то из старших, истинно бродвейских чуваков, как-то войти в их круг. Просто подойти и заговорить казалось невозможным, тем более, что выглядел я тогда совсем малолеткой. Но какие-то случаи представлялись, особенно во время распространенных тогда стихийных хэпинингов, в которых принимали участие все, кто хотел. Одной из форм хэпининга была так называемая "очередь". Шел по "Бродвею", скажем, какой-нибудь чинный старичок с авоськой. Несколько молодых людей пристраивались к нему сзади, как бы образуя движущуюся очередь. Сразу же к ним присоединялись все новые и новые шутники и очередь превращалась в длиннейшую колонну, идущую за ничего не подозревающим старичком. Если он останавливался у витрины, все останавливались тоже, он шел дальше - движение колонны возобновлялось. Иногда по реакции встречных прохожих он догадывался, что что-то не так, начинал ругаться, пытаясь разогнать "очередь". Но все ее участники стояли молча, абсолютно не реагируя на крики, и, как только он пытался идти дальше и оторваться от колонны, она как тень следовала за ним. Иногда, когда объект издевки скандалил слишком громко, вмешивалась милиция, "очередь" разбегалась, но обычно никого в отделение не забирали, так как шутка была достаточно невинной.

Вот в таких действах и можно было познакомиться с кем-то новым. Постепенно у меня появились знакомые из бродвейского мира. Сперва это был совершенно загадочный человек, называвший себя не иначе как "Гайс", и утверждавший, что знаком с дочерью английского посла. В это трудно было поверить, но мы подыгрывали ему и хотели верить, чтобы гордиться знакомством с ним. Кстати, он потом как в воду канул, и с 1953 года я о нем ничего не слышал. Позже я познакомился с "Бэбэшником", "Айрой", Колей -"Големом", "Чарли", Пиней Гофманом, Эдиком "Гоношистом", а уже позднее - с Сэмом Павловым и Юрой Захаровым. Были и совсем недоступные люди из числа "золотой молодежи", - детей партийных и ответственных работников, известных деятелей искусства и науки. У них были огромные возможности доставать одежду и пластинки, проводить время в ресторанах и на "хатах", пользоваться автомобилями родителей, получать недоступную для остальных информацию о западной культуре. До определенных пределов и до какой-то поры власти закрывали глаза на этот, абсолютно недопустимый для остальных образ жизни, считавшийся вражеским, буржуазным. Лишь иногда появлялись в "Крокодиле" фельетоны типа "На папиной "Победе", с намеками на недопустимость такого явления. Все проделки "детишек" обычно покрывались их влиятельными родителями. Одним из известных тогда представителей "золотой молодежи" был сын композитора И. Дунаевского - Женя. Во времена, когда частные автомобили были большой редкостью, он разъезжал на собственном, подаренном ему отцом зеленом "Шевроле", что вызывало у нас чувство чего-то абсолютно недоступного.

Постепенно я вошел в круг молодежи, регулярно бывавшей на "Бродвее". Но произошло это лишь после того, как мне удалось хоть как-то "прибрахлиться". Важным элементом внешности для чувака, помимо одежды и обуви, была прическа. Официальной формой волос советских людей тогда был так называемый "политический зачес", "бокс" или "полубокс". Главное, чтобы сзади, на затылке было все аккуратно выбрито. Длинные волосы, свисающие на шею или, не приведи Господь, на плечи - считалось недопустимым и приравнивалось к чему-то антиобщественному. Вообще, длина волос и ширина брюк почему-то всегда были меркой политического состояния советского человека. Тогда отношение к вещам было еще не таким требовательным, как позднее. Главное, чтобы это было "стильно", то есть не как у "жлобов". Поэтому допускалось носить некоторые вещи, сшитые на заказ, у специального портного, который шел на уступки заказчика и делал нечто поперек своему и общественному вкусу. Ну например, ботинки на толстом многослойном каучуке, из малиновой кожи, с широченным рантом, прошитым и проложенным нейлоновой леской. Их пошив стоил огромных денег - пятьсот рублей. Весили они (я взвешивал сам) два с половиной килограмма. Отсюда и особая походка. Я думаю, на Западе никто ничего подобного не носил, это была чисто нашенская выдумка. А пресловутые узкие брюки, которые так раздражали советских людей в то время. Надо было пошить брюки шириной внизу 22 сантиметра, да еще с двумя задними прорезными карманами, как у всех американских брюк. Позднее, во второй половине 50-х, на волне начавшихся разоблачений культа личности страсти вокруг стиляг поутихли, "стилягами" стали обзывать всех нехороших людей. Модных, прозападно ориентированных молодых людей стало больше и они как-то сами собой распались на разные категории.

Сокращено по источнику: Козлов А. Козел на саксе. М.: Вагриус, 1998

Московский "Бродвей" - улица Горького - служил местом обитания не только стиляг, но и вообще "золотой молодежи": артисты, поклонники джаза, манекенщицы, фарцовщики, опасные "центровые ребята". Здесь устраивали акции модные поэты и художники. Центром джазовой жизни было кафе "Молодежное" с фирменным "КМ-квартетом" саксофониста Владимира Сермакашева. А были еще кафе "Аэлита", "Синяя птица" и множество танцплощадок по всей Москве и области. Эпатирующая молодежь, эта "плесень" (по хлесткому определению общественности) дала культуре много замечательных имен. Знаменитый Алексей Козлов пришел к саксофону именно со "стиляжничанья". Созвездие выдающихся мастеров взошло на небосклоне джаза в 50-60-х годах. Это саксофонисты А. Зубов и В. Клейнот, Г. Гаранян и А. Козлов, пианисты Б. Фрумкин и В. Сакун, гитаристы Н. Громин и А. Кузнецов. Это и Василий Аксенов с его постоянной темой джаза в литературе. И выдающийся пианист Николай Петров, всегда готовый исполнить джазовую миниатюру. И альтист Юрий Башмет, ставящий джаз в один ряд с академической музыкой. Драматург В. Славкин, сатирик А. Арканов, режиссер А. Габрилович, писатель А. Кабаков, актер А. Филиппенко, политик В. Лукин[619].

В тогдашнем Ленинграде функции Бродвея - своеобразного подиума для стиляг, где они демонстрировали свои наряды, общались, заводили новые знакомства, обсуждали новости, делились впечатлениями - выполняла центральная улица города - Невский проспект, поэтому ходить по Невскому значило <хилять по Броду>. Именно на бродвеях можно было изучать всю субкультурную атрибутику стиляжничества - от сленга и одежды до манер поведения и стиля проведения досуга. Со временем у стиляг родился свой язык, который многое перенял у поклонников джаза. Специалисты считают, что появление стиля и распространение джаза в послевоенное время - явления во многом совпадающие. Именно поэтому стиляг 50-х годов называют еще <поколением джаза>. Музыканты называли себя "лабухами", и джаз они не играли, а "лабали". Гонорар они называли "башли". Они не ели, а "берляли". Не ходили, а "хиляли". Не отдыхали, а "кочумали". Не выпивали, а "киряли". Многие словечки того времени, типа "чувак" и "чувиха", задержались в молодежном словаре и по сей день. На жаргоне тех лет модная одежда именовалась <прикид> и <фирма>, летняя мужская рубашка с коротким рукавом - <бобочка>, приодеться - <прибрахлиться>, комиссионный магазин - <комок>, дом, квартира - <хата>, девушка - <чувиха>, <герла>, <фифа>, родители - <предки>; совершить очередной обход комиссионных магазинов в поисках модной <вещицы> означало <прошвырнуться по комкам>, а ухаживать за девушкой - <кадриться> (отсюда еще одно сленговое название девушки - <кадр>). На языке московских стиля <плешка> означала любую площадку для встреч около метро или в другом общественном месте. Возможно, что в других городах, где появлялись тусовки стиляг, возникал свой жаргон либо использовался столичный сленг с региональными вкраплениями, но судить об этом мы не можем, поскольку специальных исследований на эту тему не проводилось[620].

Культивирование стилягами своего особого языка давало им возможность острее ощущать собственную взрослость, непохожесть на других, позволяло удовлетворять потребность в самоутверждении.

Стиляги рубежа 1950-1960-х годов воплощали собой первый контркультурный образ жизни и систему ценностей, противостоящую прежней сталинской эпохи. С ними боролись общественность, местные власти, пресса. На плакате тех лет, озаглавленном <От стиляги - к преступнику>, можно было прочесть такие строки:

Стиляга - в потенции враг

С моралью чужою и куцей, -

На комсомольскую мушку стиляг;

Пусть переделываются и сдаются!

Журнал "Крокодил" публиковал беспощадные фельетоны, а газета "Правда" - разоблачительные передовые. "Заподозренных в приверженности буржуазной морали студентов, вопреки тогдашнему советскому законодательству, исключали из вузов. Егор Яковлев, бывший тогда первым секретарем Свердловского райкома комсомола в Москве, вспоминает, как <грузовые машины подъезжали к Свердловскому райкому партии на улице Чехова 18, выходили патрули с повязками, потому что все должны видеть, что они есть, они ехали на улицу Горького, публично выходили и начинали просто-напросто публично задерживать стиляг и приводить в 50 отделение милиции> (www.svoboda.org).

Карикатуры на "стиляг", появившиеся в советских журналах и газетах 1950-х годов

Дружинники и комсомольские активисты, борясь с <идеологической диверсии>, совершали самые настоящие облавы на улицах и танцплощадках города. В соответствии с документированными указаниями районных комитетов партии, районных комитетов комсомола формировались специальные группы в тогдашних бригадах добровольного содействия милиции - бригадмилах. Формировались они обычно из фабрично-заводской, реже из студенческой молодежи. Проинструктированные в райкомах и горкомах, эти бригадмильцы врывались на танцевальные площадки, врывались в рестораны, избивали тех, кого они считали стилягами, рвали на них одежду. Вот отрывок из статьи в газете "Советская культура" (это уже 1956 год):

<В танцевальный зал входит группа стиляг. Подчеркнуто ленивым взором они обводят присутствующих. Здесь можно "подколоться" к незнакомым девушкам и после танцев заманить их в ресторан. Здесь можно, не обращая внимания на протесты распорядителя, показать "серой" массе, что такое танцы "стилем".

К одной из крикливо разодетых девиц ослабленной походкой подходит студент Института тонкой химической технологии имени Ломоносова Борис Королев.

- Краковяк стилем!

- Только один заход. Я уже ангажирована!

- Мерси!

Танцующая пара едва передвигает ноги. Глаза их полузакрыты. На лице напускное равнодушие. Они, видите ли, танцуют!

Но (...) танцы - это еще, можно сказать, невинные развлечения. Здесь, на танцах, обычно и завязываются те знакомства, которых так добиваются стиляги и которые стали для этих моральных уродов своего рода спортом: молоденькая девушка цинично зовется на их языке "золотым дукатом"; "фирменным", то есть, очевидно, бравым парнем, считается тот, у кого в числе "побед" фигурирует "золотой дукат"!.. Невозможно без брезгливого отвращения знакомиться с этой стороной жизни стиляг...>[621]

Вспоминая о юности выдающегося режиссера Андрея Тарковского, его сестра Марина Тарковская пишет: <Стиляг ловили, стригли, сажали в кутузку, разрезали узкие брюки. Комсомольские патрули ходили по улицам, в одинаковых костюмах. Конечно, их раздражал внешний вид, пестрые галстуки. Потом это стало приобретать несколько комический оттенок. Были какие-то пальмы яркие на галстуках... Подпольные артели сразу же стали их выпускать. Андрей, конечно, обезьян не носил, у него был более изысканный вкус. Я ему сшила из платья пестрый галстук...>[622] Вот, что пишет Эммануил Виторган, родившийся в конце 1930-х:
<Я вспоминаю, как мы, совсем юные, гуляли по набережной Волги, которую называли Бродвеем или астраханским Бродом, как нас там милиция гоняла за узкие брюки стиляг и за коки на голове, как мы там ловили рыбу и целовались с девушками. Кстати, и стиляжничество наше тоже было не столичным, а периферийным, подражательным. С настоящей идеологией стиляг я познакомился только спустя десятилетия, уже в Москве, когда играл в спектакле Анатолия Васильева "Взрослая дочь молодого человека". Нас тогда консультировал Алексей Козлов, один из известнейших московских стиляг> (http://gb.anekdot.ru).

Врезка