Техники унификации и воспроизводимости

Были введены в употребление древними

Римлянами и средневековьем

<у£ Книга «Эстампы и визуальная коммуникация» Уильяма Айвинза является основным источником для любого иссле­дователя роли книги в формировании человеческого зна­ния и общества в целом. То обстоятельство, что Айвинз не­сколько отстранился от собственно литературных аспектов книги, пожалуй, дало ему определенное преимущество пе­ред теми, кого интересует литературная сторона дела. Ис­следователь литературы или философии слишком озабо­чен «содержанием» книги и потому упускает из виду ее форму. Это упущение характерно для культуры фонетиче­ского письма, поскольку визуальный код всегда связан с «содержанием», т.е. речью, воссоздаваемой читающим че­ловеком. Но ни один китайский писец или читатель не оставит без внимания форму письма, так как в этом случае письмо не разъединяет речь и визуальный код, как это де­лаем мы. В мире фонетического письма эта привычка отде­лять форму от содержания становится всеобщей и охваты­вает как ученых и литераторов, так и людей, не имеющих никакого отношения к литературе. Например, компания «Белл Телефон Лэбораториз» тратит миллионы на иссле­дования, но вопросу о телефоне как специфической форме, т.е. тому, какое воздействие оказывает телефон на речь и отношения между людьми, до сих пор не было уделено внимания. Будучи экспертом в области эстампов, Айвинз увидел, что телефонный разговор воспринимается совер­шенно по-иному, будучи напечатанным в книге. Это в свою очередь заставило его осознать различие между печатной и рукописной книгой. В самом начале своей работы (р.2, 3) он обращает внимание на то, что фонетическому письму

присуще особое измерение воспроизводимости, и указыва­ет, что то же качество воспроизводимости было присуще и догутенберговой технологии печатания изображений с гра­вюр на дереве:

Хотя ни одна история европейской цивилизации не обходится без указания на изобретение в середине пят­надцатого столетия способов печатания слов с помощью разборного типографского шрифта, тем не менее они обычно совершенно игнорируют несколько более раннее изобретение способа печатания изображений и диа­грамм. Книга, поскольку она содержит текст, представ­ляет собой носитель точно воспроизводимых словесных символов и в точно воспроизводимом порядке. Люди ис­пользовали такие носители по крайней мере пять тысяч лет. Поэтому можно сказать, что книгопечатание было не более чем способом удешевления чего-то уже давно знакомого. Можно даже сказать, что на какое-то время печатание было едва ли не способом уменьшить число корректур. До 1501 г. весьма незначительное число книг было напечатано тиражом, большим, чем та рукописная книга в тысячу экземпляров, которую упоминает еще Плиний Младший во втором веке нашей эры. В то же время печатание изображений, в отличие от печатания слов с помощью разборного типографского шрифта, привело к открытию чего-то действительно нового: оно впервые сделало возможным точное воспроизведение изображения в течение срока службы печатающей по­верхности. Эта точная воспроизводимость изображений имела поистине необозримые последствия для развития знания и мышления, науки и технологии. Не будет пре­увеличением сказать, что со времени изобретения пись­ма не было другого более важного изобретения, чем спо­соб точного воспроизведения изобразительных сообще-

Слишком очевидный факт точной воспроизводимости, свойственный книгопечатанию, ускользает от людей, инте­ресующихся литературной стороной дела. Они не обраща­ют внимания на этот чисто технологический момент и со­средоточиваются на «содержании», так сказать, пытаются услышать автора. Будучи художником, Айвинз сумел рас-

познать в формальных структурах сложный вид значения и тем самым придал взгляду на печатную графику, книго­печатание и рукописную книгу новый и неожиданный ра­курс. Он увидел (р.З), каким образом технология может формировать науку и искусство:

Для наших прапрадедушек и их отцов в эпоху Ре­нессанса эстампы были всего лишь способом точного воспроизведения живописных изображений, не больше и не меньше... До прошлого столетия с помощью старой техники печатания оттисков выполнялись все виды ра­бот, которые теперь выполняются посредством штрихо­вых клише, автотипий, фототехники, светокопий, раз­личных процессов цветопередачи составными краска­ми, политических карикатур и иллюстрированной рек­ламы. Если мы попытаемся определить печатание отти­сков с функциональной точки зрения, а не с точки зре­ния технологического процесса или эстетической ценно­сти, то становится очевидным, что без него невозможно было бы развитие многих современных научных дис­циплин, технологий, археологии, этнологии, ибо все они зависят в большей или меньшей степени от информа­ции, распространяемой посредством точного воспроиз­ведения сообщений в виде текста или изображений.

Это означает, что печатание оттисков отнюдь не вспомогательная технология в искусстве, а одно из важ­нейших орудий современной жизни и мысли. Но мы так и не сможем понять его действительную роль, если не избавимся от снобизма современных понятий и дефини­ций, касающихся коллекционирования эстампов, и не посмотрим на них, как на точно воспроизводимые изоб­разительные сообщения, не останавливаясь на раритет-ности или той эстетической ценности, которую мы в на­стоящее время склонны им приписывать. Нам нужно посмотреть на них с точки зрения общих идей и конк­ретных функций и задуматься о тех ограничениях, ко­торые связаны с этой техникой как носителем инфор­мации и которые она налагает на нас как на получате­лей этой информации.

Технология точной воспроизводимости была тем момен­том, который римляне внесли в визуальный анализ древ­них греков. Этот акцент на непрерывной и однородной ли­нии с его индифферентностью к устным ценностям плюра-

листской организации, по мнению Айвинза (р.4, 5), пере­шел к темным векам и через них далее:

Историки до недавнего времени были литераторами
и филологами. Как исследователи прошлого они редко
находили нечто помимо того, что искали. Они были
слишком переполнены восторгом перед тем, что говори­
ли древние греки, и просто не замечали того, что древ­
ние греки не делали или не знали. В равной мере они
были слишком полны страха перед тем, о чем молчали
темные века, и совершенно не замечали того, что тогда
, делали или знали. Современные исследователи, знако-

мые с такими предметами, как экономика и технология, решительно меняют наше представление об этих вещах. В темные века (если употреблять традиционное назва­ние) люди не располагали постоянным досугом для того, чтобы углубляться в тонкости литературы, искусства, философии и теоретической науки, но зато множество людей направляли свой ум на решение социальных, сельскохозяйственных и механических проблем. Более того, на протяжении этих бесплодных в академическом, но отнюдь не в техническом смысле столетий был со­вершен целый ряд открытий и изобретений, давших темным векам, а затем и средним векам технологию и, следовательно, логику, которые во многих и весьма важных отношениях далеко превзошли все, что было известно древним грекам или римлянам.

Как указывает Айвинз, «темные и средние века, не­смотря на бедность и нужду, собрали первый обильный урожай изобретательности янки». Возможно, в определе­нии темных и средних веков как «культуры техники и тех­нологии» есть доля преувеличения, но такой подход помо­гает нам понять схоластику и подготавливает нас к велико­му средневековому изобретению книгопечатания, которое дало старт эпохе нового мира⁵⁷.

⁵⁷ Айвинз цитирует статью Линн Уайт «Технология и изобрете­ние в средние века» (Speculum, vol.XV, April, 1940, рр.141-59).

Слово «современный» (modern) служило