В античности и в средние века чтение было по своей сущности чтением вслух

eS «He будет преувеличением сказать, что начиная с Ари­стотеля греческий мир перешел от устного обучения к при­вычке чтения», — пишет Фредерик Г.Кеньон в работе «Книги и читатели в Древней Греции и Риме» (р.25). Но для последующих столетий «чтение» означало чтение вслух. Фактически только в наше время раскол между глазом и речью в акте чтения стал очевидным благодаря распро­странению скоростного чтения. Как обнаружилось, основ­ная причина «медленного» чтения заключается в том, что в чтении слева направо мы начинаем формировать слово на­шими горловыми мышцами. Но закрыть рот читателя было долгим делом, и даже печатное слово не преуспело в том, чтобы заставить всех читателей замолчать. И все же дви­жения губ и бормотание при чтении мы рассматриваем как несомненное проявление полуграмотности, что, например, в Америке привело к акценту на чисто визуальном подходе к чтению в начальном обучении. Однако, например, Дже-рард Менли Хопкинс настойчиво ратовал за упор на так-тильность в употреблении слова и за устную поэзию имен­но тогда, когда Сезанн стремился внести тактильные цен­ности в визуальное впечатление. Ссылаясь на свое стихо­творение «О чем говорили листья сивиллы», Хопкинс пи­шет:

В отношении этого с необычной длины строчками со­нета (как и в отношении всех моих стихов) следует по­мнить, что он создан для исполнения, каким и должно быть всякое живое искусство, и что его исполнение дол­жно быть не чтением глазами, а громкой, медленной, поэтической (не риторической) декламацией, с долгими паузами, долгими задержками на рифме и отмеченных ударением слогах и т.п. Этот сонет следует петь: он точ­но вписан в tempo rubato⁵⁸.⁵⁹

Далее он пишет: «Наберите побольше воздуха и старай­тесь читать, прислушиваясь к звучанию, — я всегда хотел,

⁵⁸ Не строго в такт (ит.). — Прим. пер.

⁵⁹ John Pick, ed., A Gerard Manley Hopkins Reader, p.xxii.

чтобы меня читали именно так, — и тогда мой стих проя­вит себя в полной мере». Подобным образом Джойс не уставал разъяснять, что в «Поминках по Финнегану» «сло­ва, которые читатель видит, — это не те, которые он услы­шит». Как и у Хопкинса, язык Джойса оживает только тог­да, кода мы читаем вслух, вызывая тем самым синестезию, т.е. взаимодействие всех чувств.

Но если чтение вслух способствует синестезии и такти-льности восприятия, то такое же воздействие оказывали древние и средневековые манускрипты. Мы уже видели пример недавней попытки создать устное письмо для со­временных англоязычных читателей. Вполне естественно, что такому письму свойствен в высшей степени текстур­ный и тактильный характер древних манускриптов. «Тех-tura» — именно так называлось готическое письмо в его собственную эпоху, что означало «ткань, гобелен». Римля­не же создали гораздо менее текстурный и более визуаль­ный шрифт, который назывался «римским», его-то мы и видим в современных книгах. Но первые печатники избега­ли римского шрифта, пользуясь им лишь для того, чтобы создать иллюзию имитации античности — древних рим­ских букв, близких сердцу ренессансных гуманистов.

Остается только удивляться, что современным читате­лям понадобилось значительное время, чтобы понять, что проза Гертруды Стайн с ее отсутствием пунктуации и дру­гих визуальных вспомогательных знаков представляет со­бой тщательно разработанную стратегию, нацеленную на то, чтобы вовлечь пассивного визуального читателя в уча-стное, устное чтение. То же самое можно сказать и в отно­шении Каммингса, Паунда или Элиота. Верлибр в не мень­шей степени, чем для глаза, предназначен для уха. В «По­минках по Финнегану», когда Джойс хочет изобразить, скажем, «гром» или «крик на улице» как в высшей степени коллективное действие, он пользуется словом так же, как в древних манускриптах: «Падение (бабабадалгарагтакамм-инарроннконнброннтоннерроннтуоннтаннтроварроунаунс-каунтухухурденентернак!) некогда прямого как стена смор­чка пересказывается утром в постели, а затем на протя­жении всей истории христианского менестрельства» («The fall (bababadalgharaghtakkaminarronnkonnbronntonnerron-ntuonnthunntrovarrhounawntoohoohooardeenthurnuk!) of a

once wallstrait oldparr is retailed early ia bed and later on life down through all Christian minstrelsy...») (p.l).

В отсутствие визуальных вспомогательных знаков чи­тателю ничего не остается, кроме как прибегнуть к тому же средству, которым пользовались читатели в древности или в средние века, а именно к чтению вслух. И в позднем средневековье, когда процесс разделения восприятия сло­ва уже начался, и в эпоху Возрождения после появления книгопечатания практика чтения вслух продолжала сохра­няться. Но все эти нововведения вели к ускорению чтения и к переносу акцента на визуальность. Сегодня ученые, имея дело с манускриптами, читают их чаще всего молча. Поэтому исследование читательских привычек в древнем и средневековом мире остается задачей будущего. Сущест­венную помощь здесь могут оказать комментарии Кеньона («Книги и читатели в древней Греции и Риме», р.65): «При­мечательной чертой древних книг является то, что они не стремятся облегчить жизнь читателю. В них практически отсутствует разделение между словами, кроме редких употреблений перевернутой запятой или точки там, где может возникнуть двусмысленность. Пунктуация, как пра­вило, полностью отсутствует, а если и встречается, то со­вершенно бессистемно». «Системность» пунктуации нужна именно для глаза. Между тем даже в шестнадцатом и сем­надцатом столетиях пунктуация все еще предназначалась для уха, а не для глаза"⁰.