И издателем читаемых им авторов

&4 Итак, новая форма диалога и устной дискуссии пришла в столкновение со старой формой диктовки. Именно благо­даря этому столкновению мы можем узнать о подробно-

I стях процедуры средневекового обучения. Вот что об этом

| пишет Хайнал (р.65, 66):

Как свидетельствует упоминание о том, что за пре­делами факультета искусств обучение проводилось без диктовки, сам факультет искусств к этому времени уже порвал с диктовкой. Гораздо более удивительно то, что факультет предполагал оппозицию со стороны студен­тов... Студенты цеплялись за диктовку. Ибо диктовка до этого времени не только замедляла лекцию и снабжала студентов дополнительными текстами, но и составляла метод основного курса — modus legendi h'bros⁷⁹ ...Дик­товка использовалась даже на лекциях, которые прово­дились на кандидатских экзаменах в целях доказатель­ства умения читать письменные тексты.

Хайнал обращает внимание на еще один важный ас­пект:

Вне всяких сомнений, одной из важнейших причин распространенности диктовки было то, что до эпохи книгопечатания школы и ученые не располагали доста­точным количеством текстов. Рукописная книга стоила дорого. Простейшим способом распространения текстов для учителя было надиктовывать их ученикам. Возмож­но также, что некоторые студенты записывали тексты под диктовку в коммерческих целях. Конечно, в опреде­ленной степени диктовка имела коммерческую подопле­ку как со стороны студента, который записывал и про­давал книги, так и со стороны преподавателя, который таким образом обеспечивал себе обширную аудиторию и существенный заработок. Такой учебник нужен был студенту не только для университетского обучения, но и для его будущей карьеры... Более того, в число универ­ситетских требований входило представление студента-

Способ (метод) чтения книг (лат.). — Прим.. пер.

ми нужных для обучения книг, переписанных ими сами­ми, или по крайней мере на троих должна была быть од­на книга... Наконец, представляясь для получения канди­датской степени, кандидат был обязан предъявить кни­ги, которые ему принадлежали. Среди свободных про­фессий был также ряд областей, где кандидата на дол­жность проверяли в плане оснащенности книгами⁸⁰.

⁸" Эти размышления позволяют по-новому взглянуть на чосе­ровского «студента» и дают некоторые основания для конъектуры «worthy» (достойный), а не «worldly» (мирской) в спорном месте

текста:

A Clerk ther was of Oxenford also, That unto logyk hadde longe ygo. As leene was his hors as is a rake, And he has nat right fat, I undertake, But looked holwe, and therto sobrely. Ful thredbare was his overeste courtepy; For he hadde geten hym yet no benefice, Ne was so worldly for to have office. For hym was levere have at his beddes heed Twenty bookes, clad in blak or reed, Of Aristotle and his philosophic, Than robes riche, or fithele, or gay sautrie. (В дословном переводе в зависимости от предлагаемой Мак-Люэном конъектуры смысл указанного места меняется сле­дующим образом: вместо «Он не сумел добыть себе бенефиции, [потому что] был слишком мирским для своей службы», следует читать «[потому что] был слишком достойным». См. также рус пер. И.Кашкина и О.Румера, где данный нюанс упущен: Прервав над логикой усердный труд,

Студент оксфордский с нами рядом плелся.

Едва ль беднее нищий бы нашелся:

Не конь под ним, а щипанная галка,

И самого студента жалко —

Такой он был обтрепанный, убогий,

Худой, измученный плохой дорогой.

Он ни прихода не сумел добыть,

Ни службы канцелярской. Выносить

Нужду и голод приучился стойко.

Полено клал он в изголовье койки.

Ему милее двадцать книг иметь,

Чем платье дорогое, лютню, снедь.

Он негу презирал сокровищ тленных,

Но Аристотель — кладезь мыслей ценных —

Не мог прибавить денег ни гроша. — Прим. пер.)

Разделение между словами и музыкой в печатной тех­нологии было не менее значимым, чем разделение между Визуальным и устным чтением, ею стимулированное. Более того, до изобретения печатания читатель или потребитель был в буквальном смысле и производителем. Хайнал пи­шет следующее (р.68):

Метод «la dictee» (dictamen, диктовки) в средневеко­вых школах, вне всяких сомнений, имел своей целью создание отчетливого письменного текста, пригодного не только для использования на месте, но и для другого человека, а если представится случай, то и для прода­жи. Диктующий повторял слова не единожды и не дважды, а несколько раз. Разумеется, даже после за­прета диктовки преподавателю разрешалось надикто­вывать некоторые тезисы, которые подлежали запоми­нанию...

' Помимо формы точной и сплошной диктовки, которая называлась modus pronuntiantium^ на факультете ис­кусств существовала «особая форма диктовки наряду с ' modus pronuntiantium. Это был другой метод чтения курса, йредполагавший более быстрый темп речи, метод, пред-' назначенный для reportateurs — продвинутых студентов, I ДОторые могли учить других, опираясь на собственные за-• нетки».

Однако медленный, но точный метод dictamen, или цик-, был нацелен не только на создание книг, так ска-для индивидуального пользования:

...такое обучение принимало во внимание недостаточ­ную подготовку студентов... Очевидно, что студенты учились под диктовку не только для того, чтобы обеспе­чить себя текстами, но также и потому, что таким обра­зом им приходилось учить тексты в процессе правиль­ного и разборчивого их записывания...

Выражение modus pronuntiantium употреблялось в уставе не просто для обозначения учебной процедуры, предполагавшей громкую речь и должную артикуля­цию слов. Оно было техническим термином. Обучение pronuntiatio было одной из главных задач латинской grammatica, и учебники по грамматике уделяли значи-

Способ [произнесения] речи (лат.). — Прим. пер.

тельное внимание этому вопросу. Это был общеприня­тый метод, предназначенный для того, чтобы вырабо­тать хорошее латинское произношение, умение разли­чать буквы, разделять и модулировать слова и фразы. В учебниках по грамматике ясно говорится, что цель процесса обучения — научить писать. Хорошее произ­ношение считалось важным умением, ведь оно было предпосылкой обучения письму. Акт писания молча, без громкого чтения вслух в то время был еще невозможен. Мир вокруг новичка отнюдь не пестрел рукописными и печатными текстами. Он весьма нуждался в четком и выработанном произнесении текста, если хотел научи­ться писать без ошибок (р.69).

Хайнал отмечает еще одну выгоду, вытекающую из единства чтения и письма (р.75, 76):

Письмо в форме диктовки не просто являлось упра­жнением в копировании, как это может показаться на первый взгляд. Любопытный факт, но именно благодаря данной системе в среде этих факультетов развивались науки и зародилась новая литература. Дело в том, что каждый профессор стремился придать преподаваемому им предмету новую форму, которая соответствовала бы предпосылкам и понятиям последнего. Поэтому своим студентам он надиктовывал изложение своего личного понимания. Исходя из этого университетское движение кажется нам с самого своего зарождения подлинно со­временным.

Фома Аквинский объясняет, почему Сократ,