Сознания покинули сцену, уступив место архетипам коллективного бессознательного

<а& Таким образом, семнадцатый век, поставив в центр своей интеллектуальной и духовной жизни чисто визуаль­ную науку, оставил себе единственный источник утешения — мир сновидений. Невозможно точнее выразить суть ме-

247 Чудесная наука (фр.). Прим. пер

ханического духа разборного шрифта, чем это сделал Де­карт. Мы уже говорили о его новой потребительской кон­цепции философии, когда приводили цитату, в которой он призывает читателя просмотреть всю книгу «в один прием, как роман, чтобы не утомлять своего внимания и не задер­живать себя трудностями». Идея равномерного движения в обособленной плоскости повествования совершенно чужда природе языка и сознания, но зато находится в полном со­гласии с природой печатного слова. Этот процесс линейной редукции языка сопровождается нарастанием впечатления механического повторения бытия, возврата уже бывшего, которое все отчетливее ощущается в ренессансном созна­нии:

Как движется к земле морской прибой, Так и ряды бессчетные минут, Сменяя предыдущие собой, Поочередно к вечности бегут.

Шекспир. Сонет LX

Пер. С.Маршака

Впрочем, поначалу это ощущение обнаружило свой ко­мический аспект, причем не только у Шекспира, но и у Сидни:

По способу ученых рифмачей

Ведешь ты строй грохочущих созвучий...²⁴⁸

Астрофил и Стелла. Сонет XV

Пер. А.Ревича

Примеров новой визуальной линейности множество, и один из самых любопытных — замена слова «debt» (долг) словом «trespass» (нарушение границы, преступание²⁴⁹) в

²⁴⁸ В дословном переводе: «Ты, который привносишь словарный метод в свои рифмы, бегущие грохочущими рядами...». — Прим. пер.

Видимо, имеется в виду молитва «Отче наш» (Мф. 6, 14-15): «For if ye forgive men their trespasses, your heavenly Father will also forgive you: / But if ye forgive not men their trespasses, neither will your Father forgive your trespasses» (В Синодальном переводе: «Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согре­шения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших»). — Прим. и курсгм перев.

тексте Господней молитвы в Библии короля Якова (1611 г.). Таким образом, многоуровневое понятие «долга» сводится к смыслу письменной заповеди, а понятие «выхода за уста­новленные границы» становится замещением целого комп­лекса теологических и моральных смыслов.

Парадоксальным образом, первое столетие существова­ния книгопечатания оказалось и первым столетием бессоз­нательного. Поскольку книгопечатание привело к тому, что один узкий фрагмент человеческой чувственности возоб­ладал над всеми остальными чувствами, изгнанникам при­шлось искать себе другое пристанище. Мы уже видели, что в свое время это хорошо поняли испанцы. «Дон Кихот» в той же мере, что и «Король Лир», представляет собой изображение дихотомий ума, сердца и чувства, спровоци­рованных печатной книгой. Более практичные нации пред­почитали изживать эти последствия, а не созерцать их в форме художественных образов.

Ланселот Лоу Уайт в книге «Бессознательное до Фрей­да» описывает историю «открытия» бессознательного в ре­зультате ограничения сознательной жизни узкими рамка­ми печатной технологии. По этому поводу очень метко вы­сказался Джойс в «Поминках по Финнегану» (р.301): «По­грузись в самую глубину или не касайся картезианского источника». Но на протяжении последующих веков Запад предпочел находить источники мотивации в этом простом механизме и жить, словно во сне, от которого нас пытались пробудить представители искусства. Уайт замечает (р.59, 60):

Вероятно, в каждой культуре были мыслители, ко­торые понимали, что мысль и поведение людей опреде­ляется факторами, которые мы не вполне осознаем. Как я уже отмечал, такое понимание было довольно широко распространено, например, в Китае, ибо китайской ку­льтуре, в отличие от картезианской Европы, свойствен­но более цельное и уравновешенное представление о человеческом сознании.

В свете предложенного в нашей книге подхода говорить о бессознательном как об области неизвестного или как о чем-то выходящем за пределы обыденного сознания лише­но всякого смысла. Даже ограниченное сознание — гораздо

более интересный феномен, чем бессознательные глубины. Наша цель заключается в том, чтобы показать, как посред­ством усиления визуального компонента чувственности мы сами создали огромный, нелепый и тщеславный мир, кото­рый отобразили Поуп в «Дунсиаде» и Свифт в «Сказке про Бочку». Бессознательное — прямое порождение печатной технологии, все возрастающая куча отходов отвергнутого сознания.

Ни одному мыслителю никогда не приходило в голо­ву, что «тело» и «душа» (в той мере, в какой эти терми­ны имеют смысл) никак не взаимодействуют друг с дру­гом. Предоставим картезианцам — как это делал и сам Декарт — объяснять, какой смысл имело постулирова­ние двух независимых областей, которые тем не менее тесно взаимосвязаны. Мы можем извлечь из этого сле­дующий урок: чем более яркий свет мы направляем на эти две соседние сферы, тем глубже уходит во тьму взаимодействие между ними (р.60).

Философия оказалась такой же наивной,