Антитеза разумности и неразумности

Позитивно оценивают все формы и проявления разума. Среди них: глубокий разум - акъыл куу, острый - акъыл жан, добродетельный - акъылыфIэ, устоявшийся - акъыл гъэтIылъа (акъыл тIыса), хорошо скоординированный - акъыл зэтет и др. Неразумность предстает обычно в виде разума, имеющего тот или иной дефект, ср.: акъыл ныкъуэ - "половинчатый разум", акъыл кIэщI - "короткий разум (ум)", акъыл пхэнж - букв.: "кривой разум" и т. д.

В восприятии жизни между разумными и неразумными существенная разница. Отсюда мотив диаметрально противоположных действий и реакций в одних и тех же условиях, ср.: Губзыгъэм и гуIэгъуэр делэм и гуфIэгъуэщ - "Горе для умного, радость для дураков"; АкъылыфIэм еухуэ, акъылыншэм екъутэ - "Разумный строит, неразумный разрушает". Подчеркивается, кроме того, что разумным приходится исправлять ошибки неразумных, ср.: Делэм зэхибзар, губзыгъэм зэхехыж - "Дурак затевает, умный расхлебывает"; Делэр бгъакIуэмэ, укIэлъымыкIуэжу хъуркъым -"Глупца по делу пошлешь, придется вслед за ним самому идти". Неразумность является источником аномии и девиантного поведения, представляет большую опасность для общества. Разговор о том, что люди теряют голову, стали несдержанны и неблагоразумны, алчны и неблагодарны, заканчивается обычно заключением: Дуней къутэжыгъуэр къэсагъэнущ - "Видимо, настал конец света". Так же, как и другие народы, адыги связывают апокалипсис с возрастанием неразумности и падением нравов.

Прочно утвердилась мысль о несовместимости разумных и неразумных. Отсюда идея дистанцирования от глупцов, а точнее - специфического обхождения с ними. Говорят: Дэлэм уэ фIэкI, губзыгъэр езыр къыпфIэкIынщ - букв.: "Глупца обойди, а умный обойдет тебя сам". В том же направлении действуют наставления типа: Делэ пэшэгъу умыщI - "С глупцом не водись"; Делэм зэпумыщIэ - "С глупцом не связывайся"; Делэм уи пыIэ eти блэкI - "Приставшему глупцу шапку отдай и уйди".

Понятно, что это "обходительность" или экзокоммуникация особого рода - негативная, основанная на неприязни, а порой и на страхе, ибо неразумный, как было сказано, опасен - способен расстроить дела, дискредитировать самые лучшие идеи и начинания. Говорят, что даже в качестве врага предпочтительнее иметь умного человека, нежели глупца, ср.: Делэ благъэ нэхърэ, акъыл зиIэ бий - "Лучше разумный враг, чем глупый товарищ"; Акъыл зиIэм и хьэ сыкъишх - "Да укусит меня собака разумного человека, но не коснется дружба неразумного". Самые большие опасения вызывают так называемые "умные и корыстолюбивые дураки" - делэ бзаджэ. Недаром говорят: Делэ бзаджэ нэхърэ делэ дыдэ - "Круглый дурак предпочтительней умного глупца".

Все же контактов с глупцами не избежать. Поэтому выработался, как отмечалось, определенный стиль взаимодействия с ними, который можно назвать осторожной обходительностью. За внешней вежливостью, свойственной этой манере поведения, желание освободиться от глупца, не давая повода для сближения и контактов.

Замечают, что эта позиция уязвима, что она граничит с попустительством, пользуясь которым неразумные, но ловкие, нечистоплотные люди становятся "хозяевами жизни", а разумные остаются не у дел. Но обычно и к этому относятся философски: не питая иллюзий насчет всеобщей справедливости, но полагаясь на превосходство и победу разума. Считается, что в конце концов жизнь расставит все на свои места. И это тоже элементы традиционного образа мыслей, складывавшегося веками опыта самосохранения и выживания. Адыгская этика несовместима с "философией" неудачника, который во всех своих промахах и бедах винит других.

Глава 6. Мужество - лъыгъэ

Нравственный пафос мужества

Мужество - большая воля и важное моральное качество, ассоциирующееся с силой нравственных позиций и устремлений личности или, как говорил еще Платон, со "стойкостью в исполнении должного" (Платон 1986: 428). Благодаря мужеству человек преодолевает страх, превозмогает боль, усталость, голод, холод, стойко переносит удары судьбы, действует решительно в условиях опасности.

Традиционно все это связывают с чертами настоящего мужчины, воина, рыцаря, и нет, следовательно, ничего удивительного в том, что в основе термина "мужество" лежит слово "мужчина", ср.: лIы - "мужчина", лIыгъэ - "мужество". О мужественном человеке говорят: лIыгъэ хэлъщ - "обладает мужеством". Но можно ограничиться коротким лIы, лIыщ - "мужчина". К экстремальным ситуациям, когда исполнение долга чести сопряжено с риском для жизни, приурочены высказывания: Е улIын, е улIэн - "Мужество или смерть"; ЛIыгъэр ажалым щыщтэркъым - "Мужество не знает страха перед смертью". Словом, это социальная обязанность и ценность высшего порядка, перед которой меркнет ценность самой жизни.

Большой нравственной силой обладает афоризм ЛIэным лIыгъэ хэлъщ - "В смерти заключено мужество". При всех обстоятельствах необходимо принять смерть с честью - без паники, без жалоб, с благодарностью к близким. Недаром говорят: УлIын - зы, улIэн - тIу - "Быть (жить) мужчиной - во-первых, умереть мужчиной - во-вторых". Идеал мужества - достойная жизнь, заканчивающаяся не менее достойной смертью.

С общей направленностью этих рассуждений согласуется идея сложности и многогранности мужества. Помимо храбрости, воинской доблести, в семантическом поле данной категории базисные моральные качества: почтительность, человечность, щедрость, сдержанность, рассудительность, справедливость... Аналогом мужества является благородство - фIы, фIыгъэ и отсюда определения: цIыхуфI - "благородный человек", лIыфI - "благородный муж". Сложилось мнение, что благодаря мужеству наилучшим образом проявляются лучшие человеческие свойства, в том числе доброта и сострадание. Иногда они прямо соотносятся с мужеством. К примеру, в Толковом словаре адыгейского языка человечность определяется как мужество - лIыгъэ и сострадание - гущIэгъу (Хатанов, Керашева 1960: 630). Если человек добродетелен, о нем говорят: лIыгъэ хэлъщ - "обладает мужеством". Так характеризуют и мудрого старца, и скромного, исполнительного юношу, и прекрасную хозяйку, хранительницу домашнего очага.

Парадигма мужества, ее тесная связь с понятиями совести, чести, благородства, как нельзя лучше отображается в суждениях, высвечивающих черты, несовместимые с образом настоящего мужчины, ср.: ЛIым и лIыгъэ лэгъунэм щиIуатэркъым - "Настоящий мужчина не похваляется своими подвигами в гостиных"; ЛIы и псалъэ епцIыжыркъм - "Настоящий мужчина не изменяет своему слову"; ЛIыр итам щIэфыгъуэжыркъым - "Настоящий мужчина не жалеет о дареном"; Езым хуэдэлI зыубыр лIыкъым - "Кто хулит такого же мужчину, как и он, тот не мужчина"; ЛIым лIы ишхыжыркъым - "Истинный мужчина не учиняет расправу над таким же мужчиной, как он сам"; ЛIым зигъэгусэркъым - "Истинный мужчина не обижается".

Таким образом, мужество - сплав собственно волевых и моральных качеств. В сущности, термин "лIыгъэ" охватывает все наиболее важные нравственные ценности, но с заметным акцентом на волевых усилиях и качествах, необходимых для поддержания и развития морали. Происходит, иначе говоря, взаимный обмен значениями: волевые свойства (храбрость решительность, стойкость и т. д.) оказываются в ореоле высокой нравственности и, напротив, общеизвестные нравственные качества (щедрость, человечность, справедливость, деликатность и т. п.) предстают как проявления истинного мужества. Это ведет к взаимному усилению ценностей: воля укрепляется и облагораживается нравственностью, нравственность повышает свою весомость и значимость за счет воли.

Легко представить негативные следствия устранения подобных связей: воля превратилась бы в слепую и неуправляемую силу, а нравственность лишилась необходимой энергии. "Мужество,- подчеркивал в данной связи Дж. Локк, - является стражем и опорой всех других добродетелей, и без него человек навряд ли будет тверд в исполнении своего долга и навряд ли проявит характер истинно достойного человека" (Локк 1988: 511).

С другой стороны, многие весьма решительные и, несомненно, рискованные действия воспринимаются как морально ущербные, если лишены нравственного обоснования и оправдания. Обычно их связывают с отсутствием стыда, совести, сострадания, с недостатком воспитания или ума. В таких, случаях говорят: Ар лIыгъэкъым - "Это не признак мужества", подчеркивая тем самым, что налицо проявление совсем иных, несовместимых с истинным мужеством свойств: жестокости, распущенности, самонадеянности и т. п. Мы сталкиваемся здесь с важной для этической теории и практики проблемой морально релевантных и релевантных аспектов социального действия (См. об этом: Hare 1978). Оценочные суждения типа "Ар лIыгъэкъым" помогают не только ставить, но и решать подобные проблемы - путем "высвечивания" поступков или действий, которые ошибочно, только на основании внешнего сходства, по недомыслию, могут быть отнесены к категории мужественных.