Томас Мор предлагает проект моста через бурную реку схоластической философии

<О£

§3 Поскольку мы дошли до границы между рукописным

миром и миром книгопечатания, уместным будет сравнить ряд важнейших черт этих двух культур. Наблюдения за эпохой рукописного письма помогут нам глубже разобрать­ся в эпохе Гутенберга. Для начала обратимся к известному месту из книги Томаса Мора «Утопия»:

Он сказал: «Это то самое, что я говорил: у государей нет места для философии». — «Конечно, — говорю я, — это правильно; не для той схоластической философии, которая полагает, что все, что угодно, подходит, где угодно. Но есть и другая философия, более пригодная для гражданина; она знает свое поприще и, принорав­ливаясь к нему, искусно и пристойно ведет свои роли в той пьесе, которая у нее в руках¹²⁶.

Мор, который писал эти слова в 1516 г., хорошо пони-

¹²⁶ Мор Т. Утопия. — М, 1978. — С.158, 159.

мал, что средневековый схоластический диалог, носивший устный и разговорный характер, был совершенно неприго­ден для решения новых проблем крупных централизован­ных государств. На смену ему должен прийти новый способ обработки информации — «искусный и пристойный». Ибо схоластическому методу была присуща симультанность и мозаичность, он был нацелен одновременно на множество аспектов и уровней значения. В новую эпоху линейности он стал бесполезным. Недавно вышедшая книга отца Онга «Рамус: метод и упадок диалога» всецело посвящена дово­льно темной проблеме, получившей теперь блестящее разъяснение. Его исследование трансформации поздней схоластики в визуальный «метод» в дальнейшем окажет нам немалую помощь в понимании конфигурации событий галактики Гутенберга. Во второй книге «Утопии» Мор так­же демонстрирует ясное понимание процесса гомогениза­ции, переживаемого поздней схоластикой в его время. Он с удовлетворением отмечает старомодность утопийцев: «Впрочем, насколько они во всем почти равны жившим в старину, настолько далеко они не могут сравниться с изоб­ретениями новых диалектиков. Ибо они не изобрели ни од-ного-единственного, проницательнейшим образом проду­манного правила об ограничениях, расширениях и подста­новках, которые повсюду здесь учат дети в "Малой логи­ке"»¹²⁷.

Укажем еще на два обширных исследования, посвящен­ных переходу от рукописной культуры к печатной: «Появ­ление книги» Февра и Мартена и «Книга пятнадцатого ве­ка» Курта Булера. Эти три исследования (вместе с «Раму-сом» Онга) позволяют совершенно по-новому осмыслить события, сформировавшие галактику Гутенберга. Как не­трудно догадаться, потребовалось немалое время для того, чтобы печатная книга стала восприниматься как нечто бо­льшее, чем просто машинописный текст, т.е. более удобный и доступный вид рукописи. Такого рода переходное созна­ние запечатлелось в таких словах и фразах нашего време­ни, как «horseless carriage» («безлошадная карета»), «wire­less» (радио; доел.: «беспроволочная (связь)»), «moving-pic­tures» (кино; доел.: «движущиеся картинки»). Слова «теле-

¹²⁷ Мор Т. Утопия. — М., 1978. — С.209.

[граф» и «телевидение», похоже, возникли иным способом, |;чем слова, связанные с такими механическими формами, [как книгопечатание (типография) и кино (движущиеся f картинки). Однако человеку шестнадцатого века было так ясе нелегко объяснить смысл гутенберговского изобрете­ния, как в наше время — принципиальное различие между телевидением и кинофильмом. Сегодня принято считать, .что мозаический телеобраз имеет много общего с изобрази­тельным пространством фотографии. В действительности уке между ними нет ничего общего. Как ничего общего не [было между печатной книгой и рукописью. Тем не менее и ^производитель, и потребитель печатного текста рассматри-|вали его как прямое продолжение рукописного. Подобным рке образом в девятнадцатом столетии появление телегра-|фа полностью революционизировало газету. Механическая f печатная страница скрестилась с новой органической фор-|мой, которая изменила макет, а заодно политику и обще-|ство.

Сегодня с приходом автоматики, т.е. применением элек-;тромагнитной формы в организации производства, мы про->должаем относиться к новому органическому производству так, словно имеем дело с тем же механическим массовым производством. В 1500 г. еще никто не знал, как изучать рынок и распространять массово производимую книгу. Ее |продвижение на рынок осуществлялось по старым каналам аспространения манускриптов. А всякий манускрипт как ручное изделие продавался так же, как в наше время про-ыот произведения «старых мастеров». Иными словами, рынок манускриптов — это в основном рынок second-hand.