И макиавеллиевский, и купеческий ум разделяют веру в необходимость для власти процедуры сегментации — в силу дихотомии

Власти и морали, а также денег и морали

Й

<£!! Как утверждает Тейяр де Шарден в книге «Феномен человека», всякое новое изобретение представляет собой интериоризацию структуры более ранней технологии, что

тем самым ведет к их постепенному накоплению. В нашем исследовании мы рассмотрим интериоризацию печатной технологии и ее влияние на формирование человека нового типа. О нашем времени, когда мы окружены множеством технологий, которые предстоит интериоризировать, Тейяр говорит следующее: «...во-первых, способность изобретать, так быстро усилившаяся в наши дни благодаря рационали­зированной взаимоподдержке всех исследовательских сил, так что уже теперь стало возможным говорить... о челове­ческом скачке эволюции»¹⁷⁰.

Но это означает, что прикладное знание не признает тайн. Оно заключается в сегментации любого процесса, лю­бой ситуации или любого человеческого существа. В этом суть макиавеллевской техники осуществления власти, на которую, как мы помним, нападали Бен Джонсон и Шекс­пир. Сначала мы пытаемся понять, как человек «работает», или, иными словами, мы смотрим на него как на машину. Затем мы определяем его главную страсть, т.е. горючее ма­шины. И вот он наш. Уиндхэм Льюис очень точно описал эти макиавеллевские техники, нашедшие свое выражение в елизаветинском театре, в своей книге «Лев и лиса», из которой выше мы уже приводили описание голливудского аспекта итальянской архитектуры.

Но не только люди редуцируются до уровня вещей по­средством методов сегментации и каталогизации, связан­ных с новой печатной культурой. Уолтер Онг в работе «Ме­тод Рамуса и коммерческий ум» (р.167) пишет:

В силу методов массового производства, нашедших себе применение в книгоиздательстве, стало возмож­ным и даже неизбежным мыслить книги не столько как форму репрезентации слов, предназначенных для ком­муникации, сколько как вещи. Все более и более стал утверждаться взгляд на книги как на продукты ремесла и предметы торговли. Таким образом, произошло ове­ществление слова, живой человеческой речи. Этот про­цесс начался даже до появления книгопечатания, в средневековой терминистской логике, и в другом месте я уже подробно рассматривал психологическую взаимо­связь между терминистской логикой, топической логи-

Тейяр де Шарден П. Феномен человека. — М., 1987. — С.233.

кой, которая пришла ей на смену в эпоху гуманистов, и развитием форм коммуникации, способствовавших по­явлению книгопечатания. Во времена юности Рамуса терминистская логика была представлена в Париже многими именами, такими как Хуан де Селая, Джон Дуллерт, Джон Мейджер, и даже в более поздний пери­од последователем самого Рамуса Жаном Кантеном. Од­нако традиция терминистской логики способствовала овеществлению слова в интеллектуальных целях. Им­пульс к овеществлению исходил от академии. Если же посмотреть на развитие книгопечатания с точки зрения горожанина, то мы увидим иную тенденцию к овещест­влению, которая согласуется с первой. Если логики стремились гипостазировать языковое выражение для того, чтобы подвергнуть его формальному анализу, то торговые люди делали то же самое для того, чтобы изв­лечь из него прибыль...

Нет ничего удивительного в том, что рамистские визуа­льные методы каталогизации и классификации, как заме­чает Онг (р.167, 168), «не могут не вызывать ассоциацию с печатным процессом, поскольку они позволяют упорядочи­вать предмет посредством представления о том, что он со­стоит из частей, зафиксированных в пространстве, так же, как слова заключены в печатную форму». Печатный текст как впечатляющий образец визуальности, последователь­ности, унифицированности и линейности не замедлил ска­заться на чувственной организации человека уже в шест­надцатом веке. Но прежде чем обратиться к его более дра­матическим проявлениям, необходимо отметить, как это сделал Онг, что одержимость «методом» в эпоху Возрож­дения находит свой архетип в «процессе типографского на­бора. Сочинение протяженного дискурса всегда представ­ляет собой построение текста путем упорядочивания уже имеющихся частей в пространственной форме» (р.168). Очевидно, что Рамус опирался в своем необычном пред­приятии на новые формы чувственной организации опыта, возникающие при соприкосновении с книгопечатанием. Но­вый «человек печатной культуры», выступивший на аван­сцену вместе с книгопечатанием, займет наше внимание в полной мере несколько позже в связи с вопросами индиви­дуализма и национализма. Здесь же попробуем рассмот-

реть то, каким образом книгопечатание структурировало идею прикладного знания посредством разделения, что всегда вело к усилению визуализации. По словам Онга (р.168): «Усложнение визуальной репрезентации, разуме­ется, не ограничивается трудами Рамуса, но составляет часть эволюции книгопечатания, где отчетливо видна тен­денция к высвобождению слова из первоначальной ассоци­ированности со звуком и постепенного превращения его в пространственную "вещь"».

Онг высказывает чрезвычайно ценное замечание (р.169) о том, что причина неприязненного отношения Рамуса к Аристотелю заключалась в несовместимости последнего с печатной культурой:

Диаграммы в рукописи представляют собой гораздо более трудоемкую операцию, чем простой текст, ибо при рукописном копировании контроль за расположе­нием материала на странице чрезвычайно затруднен. При печатании же типографским способом это происхо­дит автоматически... Если Рамус действительно отстаи­вал свой знаменитый антиаристотелевский тезис «Qua-ecumque ab Aristotele dicta essent commentitia esse»¹⁷¹,.. то он, очевидно, имел в виду не то, что Аристотель был не прав (распространенное толкование этого тезиса), но скорее то, что материал у Аристотеля был недостаточно организован "методически"».

Иными словами, он не вписывался в эпоху Гутенберга.

Организация учебного процесса с помощью диаграмм и разделений Рамуса была первым важным шагом, прибли­зившим образование к практическому уму купца. Прибег­нем последний раз к помощи Уолтера Онга, перед тем как вновь обратиться к книге профессора Нефа:

Но был еще один аспект метода Рамуса, сделавший его наиболее привлекательным для буржуазного сосло­вия. Он удивительно напоминал ведение конторского учета. Ведь купец не только занимаемся торговлей, но и ведет записи о товарах, что означает их каталогизацию на страницах бухгалтерской книги. Здесь самые раз­личные продукты — шерсть, воск, ладан, уголь, металл

¹⁷¹ Все, сказанное Аристотелем, является вымышленным (лат.). — Прши. пер.

и драгоценности, — которые не имеют между собой ни­чего общего, кроме коммерческой ценности, перемеши­ваются друг с другом на одной и той же почве. И вовсе нет нужды знать толк во всех этих товарах для того, чтобы разобраться в бухгалтерской книге купца. Доста­точно лишь знать принципы бухгалтерского учета.