Общая физико-географическая характеристика

Западная Сибирь по своим физико-географическим особенностям — территория во многом уникальная. Она почти целиком лежит на практиче­ски идеальной равнине с классическим широтным расположением при­родных поясов. Здесь представлены все ландшафтно-растительные зоны, характерные для умеренных и северных широт, — степь, лесостепь, тайга, лесотундра, тундра, и полярная пустыня (рис. 9). В пределах Западно-Сибирской равнины находится самый большой в Евразии Обь-Иртышский бассейн, площадью около 3 млн. кв. км.

Западная Сибирь — самый заболоченный регион земного шара. Болота занимают более половины ее площади. Здесь сосредоточено до 60% обще­союзных запасов торфа и около 30% мировых. В таежной части между­речья Оби и Иртыша расположена самая большая в мире система знамени­тых Васюганских болот. Длина ее с юго-востока на северо-запад достигает 800 км при ширине до 300 -350 км '. Из-за большой доли болотного пита­ния воды Обь-Иртышского бассейна в таежной и тундровой зонах имеют самое большое в мире содержание железа ². Окислительные процессы («ржавление воды») вызывают зимой в водоемах острый недостаток кис­лорода, что приводит к катастрофическим заморам рыбы.

В Западной Сибири насчитывается более 800 тыс. озер, в том числе в тундровой зоне 96 533, в лесотундре и таежно-болотной полосе — 691 509 ³. Еще несколько десятков тысяч озер находится в степной и лесо­степной зонах, а также на Алтае и в Кузнецком Алатау. Они обычно неве­лики и не глубже (речь идет о равнинных озерах) 2—3 м. Самое большое озеро Западной Сибири — Чаны — находится в Барабинской лесостепи. Площадь его колеблется от 2 тыс. до 3,6 тыс. кв. км, наибольшая глу­бина 7 — 12 м.

Климат Западной Сибири — континентальный и довольно суровый; он определяется четырьмя основными географическими особенностями этой территории. Первая из них — положение преимущественно в умеренных широтах, обусловливающее ограниченное количество солнечного тепла и отсюда сравнительную суровость климата. Вторая особенность — уда­ленность, особенно южной части региона, от океанов, что является основ­ной причиной континентальности климата. Третья особенность — рав­нинная территория, открытая как для холодного арктического воздуха с севера, так и теплых ветров из Казахстана и Средней Азии. И, наконец, четвертая особенность - заградительные горные барьеры на периферии: на западе — Урал, препятствующий поступлению влажных атлантических воздушных масс; на юге — Алтай и Саяны, а за ними — мощнейшие си-

стемы Памира и Тянь-Шаня, отгородившие Западную Сибирь от сухих масс центральноазиатского воздуха ⁴.

По направлению с юга на север, от степной зоны к тундровой, наряду с закономерным понижением зимних и летних температур и сокращением вегетационного периода наблюдается постепенное увеличение влажности; однако на севере тайги и е тундровой зоне влажность вновь снижается. Так, сумма годовых осадков в степи составляет 200—300 мм, в лесостепи — 300—400 мм, в тайге — 400—500 мм. в тундре — 300—200 мм (как в степ­ной зоне).

Как это ни парадоксально на первый взгляд, степь и лесостепь в эколо­гическом отношении во многом сопоставимы с тундрой и лесотундрой. Так, для степи и тундры одинаково характерны открытые безлесные простран­ства, сравнительно сухой климат, гололеды, мигрирующие стада копытных, быстрая смена благоприятных и неблагоприятных погодных условий. Любопытно, что первые русские путешественники, описывая природные особенности тундры, часто называли ее не тундрой, а степью⁵. Эколо­гическая сопоставимость степи и тундры очень важна для понимания сходства древних хозяйственных традиций степных и тундровых групп населения: в древности у тех и других основную роль в хозяйстве играла подвижная охота на диких копытных, позже население степей переходит к кочевому скотоводству, я население тундры — к кочевому оленеводству.

Западносибирская лесостепь весьма существенно отличается от восточноевропейской. Для первой характерны большая континентальность климата, гривной рельеф, березовые роиш (колки), значительная заболо­ченность, сравнительно большое количество озер, обширные участки засоленных почв; для второй - менее континентальный климат, балочно-долинный рельеф, дубравы, малое число озер, слабая заболоченность. В целом западносибирская лесостепь более засушлива, чем восточноевропейская. Засухи повторяются здесь через каждые два-три года, а сильные засухи, приводящие к гибели сельскохозяйственных культур, — примерно раз в 10 лет ⁶.

Одной из особенностей степной и лесостепной зон Западной Сибири являются повторяющиеся усыхания и возобновления местных озер. Так, в окрестностях с. Кривинского (Курганский округ Тобольской губ.) до 1854 г. было лишь шесть озер; после 1854 г. их стало 30. Похожая картина наблюдалась и в других местах юга Западной Сибири. В Чистоозерной и Локтинской волостях озер не было вообще, а после 1854 г. в одной только Локтннской волости их образовалось около 50 ⁷. Высокая вода держалась несколько лет — примерно до 1860 г., затем началось усыхание. В 1883— 1886 гг. произошло новое обводнение озер. Аналогичные явления имели место в Казахстане. «Некоторые из озер Киргизской (т. е. Казахстан­ской. — М. К-) степи, — отмечал И. И, Завалишин, — замечательны осо­бым физическим явлением. Они — то исчезают, то наполняются вновь. Иной год они глубоки и обильны рыбой, а потом исчезают и на днище явля­ются великолепные покосы с высокою сочною травою, ставятся зароды сена. Старожилы из прилинейных казаков правого фланга Сибирской линии говорят, что подобные явления сменяются одни другими через каж­дые двадцать лет. К тому же разряду диковинных приливов и отливов озер относится и обширное оз. Убугань, близ которого было Кишмурунское укрепление.Впрочем, мы сами были свидетелями в 1854 г. в Курганском округе (Тобольской губ.), прилегающей к Киргизской степи, что многие озера, на которых исстари косили сено (ибо они много лет еже обратились в сухие котловины), вдруг наполнились весной водами, да так, что и рыба появилась в них, и озерами они потом остались» ⁸ . Всего для зауральско0казахстанских степей в прошлом столетии отмечено три мощных обводнения озер- в 1829, 1854 и в 1883 гг⁹.

Рис. 9 Природные зоны СССР (составил Ф.Н.Мильков: Природные зоны СССР. М., 1977, с. 22-23)

1- ледяная зона; 2- тундра; 3- лесотундра; 4- тайга; 5- смешанные леса Русской равнины; 6- смешанные леса Дальнего Востока; 7- лесостепь; 8- степная зона; 9- полупустыня; 10- пустыни умеренного пояса; 11- субтропические пустыни; 12- средиземноморская зона; 13- горные страны; 14- границы природных зон; 15 – границы провинций

28 -29

Местное население не склонно связывать периодические подъемы уровня озер, или «смоки», как их называют чалдоны, с увеличением коли­чества осадков. В Тюкалинском округе Тюменской губ. наивысший уровень озер наблюдался в 1888—1889 гг., хотя 1889 г. был очень засушливым, и, напротив, в 1895 г. вода в озерах сильно убыла несмотря на дождливое лето ¹⁰. Наполнение степных и лесостепных озер сибирские старожилы свя­зывают с выходом на поверхность грунтовой (или, как они говорят, «земля­ной») воды ¹¹ .

Эти чередующиеся с усыханиями мощные озерные «приливы» не имеют строгой периодичности. Однако промежутки между ними не бывают, ви­димо, меньше 25 и более 35—40 лет; в среднем эта цикличность (за цикл берется сумма лет, приходящаяся на «прилив» и «отлив») составляет около 35 лет. Скорее всего, эта неправильность объясняется нестандарт­ным характером наложения друг на друга нескольких разных по перио­дичности приливообразующих сил, а также гидрографическими особен­ностями конкретных районов — например, неодинаковой глубиной зале­гания грунтовых вод, их разным количеством, скоростным режимом и т. д. Так, некоторую несинхронность в колебаниях уровня кулундинских озер Б. Бережков объяснял в свое время разной скоростью передвижения грун­товых вод. Поэтому, считал он, «может случиться, что засушливый год отразится на уровне озер только через несколько лет» ¹².

Возможно, некоторая несинхронность могла происходить и за счет тектонических особенностей разных районов аридного пояса. Так, обвод­нение озер, тяготеющих к верховьям Убагана в пограничье Тургайской сто­ловой страны и Казахского мелкосопочника, имело место, если верить опросным данным А. К. Гейнса, в 1849 г., т. е. на пять лет раньше, чем в Курганском округе Тобольской губ. Внешний эффект озерного «прилива» здесь также был несколько иным. Вот как описывает А. К. Гейне это собы­тие в местности между речками Тюнтюгур и Кайбагар: «С треском и гро­мом, подобным пушечному, открылись между этими двумя реками ключи отличной воды, бившей очень высоко. Вода начала наполнять пространство между реками так скоро, что некоторые киргизы, бывшие еще на своих зи­мовках, не успели убрать своих вещей и угнать овец. В самое короткое время образовалось обширное озеро верст в 70 между Тюнтюгуром и Кай-багаром... Киргизы называют это озеро Тюнтюгур-Кайбагар. На нынешнем дне его были превосходные покосные луга. Странно, что в короткое время по образовании озера там появилось много рыбы. Киргизы окрестных мест занимаются рыболовством в обширных размерах» ¹³.

Разнообразие природных условий Западной Сибири, выразившееся в наличии нескольких растительных и климатических зон, определило различия в хозяйственном укладе населения, направляя его произ­водственные возможности в сторону охоты, рыболовства, пастушества или земледелия, ускоряя либо замедляя освоение металлообработки, способ­ствуя или препятствуя увеличению плотности населения и т. д. Однако, говоря о важной роли природной среды, следует иметь в виду, что особен­ности ландшафта, направление речных путей, наличие или отсутствие удоб­ных для эксплуатации каменных и рудных месторождений и другие естест-венногеографические факторы в разных своих сочетаниях, в разные исто-

рико-археологические эпохи и при разных социально-экономических обсто­ятельствах проявлялись по-разному.

«Внешние природные условия, —писал К. Маркс, — экономически рас­падаются на два больших класса: естественное богатство средствами жизни, следовательно плодородие почвы, обилие рыбы в водах и т. п., и естественное богатство средствами труда, каковы: действующие водо­пады, судоходные реки, лес, металлы, уголь и т. д. На начальных ступенях культуры имеет решающее значение первый род, на более высоких ступе­нях — второй род естественного богатства» ¹⁴.

В эпоху камня Восточная Сибирь, обладавшая богатейшими источни­ками каменного сырья, имела по сравнению с Западной Сибирью лучшие возможности для развития каменной индустрии. Так, неолит Прибайкалья демонстрирует нам разнообразие каменных орудий, высокое мастерство в обработке разных пород камня, в том числе яшмы, халцедона и нефрита. Западная Сибирь, наоборот, испытывала недостаток в каменном сырье, и каменные орудия изготовлялись здесь в основном из сланцевых пород и речного галечника. Они сделаны преимущественно на отщепах, немногочи­сленны и отличаются довольно небрежной обработкой.

Но бедность Западной Сибири камнем и, напротив, обилие в Восточ­ной Сибири, в частности Ангаро-Байкалье, доступных и разнообразных источников каменного сырья определили б дальнейшем разную степень стимуляции технического прогресса. В Западной Сибири острая и по­стоянная нехватка каменного сырья вызвала по мере развития производи­тельных сил необходимость поставить хозяйство на более прочную техни­ческую основу. Используя опыт южных соседей, население юго-восточ­ной части Обь-Иртышья осваивает местные месторождения самородной меди и оловянного камня и создает собственную бронзовую металлургию, о богатстве и своеобразии которой говорят такие блестящие памятники, как Самусьское IV поселение в низовьях Томи и Ростовкинский могильник близ Омска.

Население Восточной Сибири, не испытавшее сырьевого кризиса, продолжало использовать традиционные источники сырья, а это не способ­ствовало активным поискам новых производственно-технических возмож­ностей. А. П. Окладников, обращая внимание на отсутствие металличе­ских топоров в Прибайкалье в эпоху бронзы, справедливо соглашается с В. А. Городцовым, что «жители Прибайкалья могли долгое время об­ходиться без металлических топоров потому, что они в избытке имели для -этих целей саянский нефрит, орудия из которого почти не уступали по проч­ности изделиям если не из бронзы, то во всяком случае из чистой меди» ¹⁵.

Исследуя причины, ускорившие социально-экономическое развитие Западной Сибири, следует учитывать еще одно обстоятельство, которое раньше, в каменном веке, не было столь значимым, а именно удобное рас­положение речных путей. Основные реки обского бассейна (Тобол, Ишим, Иртыш, сама Обь) текут в относительно спокойных равнинных условиях, с юга на север, из степной и лесостепной зон в таежную, что начиная с эпохи металла способствовало усилению экономических и культурных связей За­падной Сибири с южным скотоводческо-земледельческим миром.

Географическое положение Восточной Сибири было менее выгодным. Бассейн Лены почти целиком лежит в пределах горно-таежного ланд-

шафта, вследствие чего контакты, осуществляемые там по речным путям, были затруднены и не выходили обычно за пределы таежной зоны. Замк­нутое общение в родственной охотничьей среде способствовало консерва­ции культурных традиций и производственных навыков и привело начиная с эпохи металла к заметному экономическому отставанию населения Вос­точной Сибири от носителей таежных западносибирских культур.

Приведенные примеры иллюстрируют неодинаковую роль одного и того же природного окружения в разные исторические эпохи. В равной мере нельзя без оговорок отдавать предпочтение степному ландшафту перед таежным только на том основании, что степь по сравнению с тайгой имела лучшие возможности перехода к производящему хозяйству. В каменном веке, до появления скотоводства и земледелия, степь была малоудобной для жизни территорией. Крайне редкая и нестабильная гидрографическая сеть, колебания объема пищевых ресурсов в связи с частыми засухами летом, буранами и гололедами зимой не давали возможности наладить сколько-нибудь надежные охотничьи и рыболовческие промыслы. В камен­ном веке степь была заселена слабо; здесь в то время обитали, видимо, редкие и немногочисленные охотничьи группы, часто передвигавшиеся с ме­ста на место вслед за стадами копытных животных. Более или менее проч­ная оседлость могла иметь место лишь в периоды обводнения озер и повы­шения их проточности, когда создавались благоприятные условия для ры­боловства.

В оценке особенностей экономического развития населения разных рай­онов Западной Сибири в ту или иную историческую эпоху следует учиты­вать также возможную нестабильность географической среды в связи с пе­риодическими изменениями климата.

Вопросы палеоклиматолргии

Сейчас отечественные и зарубежные специалисты в своих палеоклимати-ческих построениях исходят из цикличности изменения климата на нашей планете. Если попытаться классифицировать выявленные климатические ритмы по происхождению и длительности, то получится примерно такая градация.

Первый порядок. Долгопериодичные изменения климата, совпадающие с геологическими и палеонтологическими эпохами. Длительность этих цик­лов — 40—60 млн. лет. В процессе вращения солнечной системы вокруг центра Галактики Солнце, а вместе с ним и наша Земля, проходят участки мирового пространства, по-разному насыщенные космической материей. Прохождение солнечной системы сквозь поглощающие галактические ту­манности могло вызывать периодические ослабления солнечной радиации, что влияло на климат и условия жизни на Земле. Различная насыщенность космической материей отдельных областей Галактики, через которые пе­риодически проходит солнечная система, являлась дополнительным факто­ром гравитационного воздействия, по-разному возбуждающего земную кору, что способствовало смене геологических, а вслед за этим и палеонто­логических эпох. Авторы этой гипотезы — советские геологи В. И. Синицын, Г. П. Тамразян и др.¹⁶ В последние годы некоторые ученые предпо-

ложили существование галактических ритмов в 500—600 тыс, и в 200 млн. лет

Второй порядок. Климатические периоды, связанные с изменением эле­ментов земной орбиты. Эти ритмы были открыты в свое время известным математиком, астрономом и палеоклиматологом М. Миланковичем. Он вычислил математически'наиболее и наименее благоприятные периоды по­ступления солнечного тепла на Землю в зависимости от наклона ее оси, изменения плоскости орбиты и степени ее вытянутости. Удалось опреде­лить, что периодичность этих изменений равна 92 тыс., 40 тыс. и 21 тыс. лет. По подсчетам М. Миланковича за последние 600 тыс. лет основные эле­менты земной орбиты несколько раз сочетались таким образом, что их кли­матические последствия то складывались, то погашали друг друга, что выразилось в смене на нашей планете ледниковых и послеледниковых эпох ¹⁸. По мнению Е. В. Максимова наиболее выраженным и наиболее значимым для смены ледниковых эпох является ритм в 40 тыс. лет, который по уточненным данным равен 40 700 годам ¹⁹.

Третий порядок. Климатические ритмы, вызванные периодическими воздействиями на Землю суммированной приливообразующей силы Луны, Солнца и планет солнечной системы. При объяснении этих ритмов при­нято обращаться к теории О. Петтерсона ²⁰. Она исходит из законов небес­ной механики и решена в виде математической задачи. Сущность ее заклю­чается в том, что в процессе вращения Луны вокруг Земли плоскость лун­ной орбиты постепенно меняется, и через каждые 1700 лет Земля, Луна и Солнце совмещаются на одной прямой, причем это совмещение при сравнительно небольшом диапазоне отклонения сохраняется достаточно длительное время. В результате происходит суммирование приливообразу­ющей силы Луны и Солнца с возрастанием ее приблизительно на 12% (по сравнению с наиболее низким показателем). Это вызывает существенные возмущения земной гидросферы и атмосферы и приводит к повышению об­щей увлажненности климата.

В 50-е годы известный советский палеоклиматолог А. В. Шнитников, обобщив огромнейший палеоклиматический материал, показал, что он на­ходится в соответствии с циклами изменения приливообразующей силы по теории О. Петтерсона. Опираясь на гляциологические, палинологические, исторические и другие данные, А. В. Шнитников внес некоторые весьма существенные коррективы в традиционную палеоклиматическую схему Блитта—Сернандера. Он разделил послеледниковое время на 1850-летние климатические периоды, совпадающие с повторяющимися максимумами приливообразующей силы Луны и Солнца. Каждый из этих ритмов состоит, по А. В. Шнитникову, из двух основных фаз — влажной (продолжитель­ность 300—500 лет) и сухой (длительность около 600—800 лет), между которыми лежит переходная фаза, продолжающаяся около 700—800 лет ² .

В послеледниковый период, в голоцене, особенно выражение прослежи­ваются как раз эти 1850-летние климатические циклы. Сами по себе они, ко­нечно, не могут порождать ледниковые эпохи, но способны усиливать или ослаблять их эффект — на уровне интерстадиалов и интергляциалов. Кроме того, они влияли на ландшафтные изменения, особенно существенно в пограничье природных зон. Применительно к исследуемому в настоящей

работе времени нас в первую очередь будут интересовать именно эти 1850-летние климатические ритмы.

Второстепенные максимумы приливообразующей силы Луны и Солнца повторяются через 84—93 года, а третьестепенные, очень слабо выражен­ные, — через 9 лет.

Нельзя представлять дело таким образом, что каждый последующий 1850-летний климатический цикл является копией предыдущего. Дело в том, что на них по-разному накладываются климатические ритмы других порядков и другой продолжительности. Эти взаимонакладывающиеся и не­стандартно вписывающиеся друг в друга ритмы приводили к тому, что кли­матический эффект 1850-летних климатических циклов (и их отдельных фаз) мог усиливаться или ослабляться.

Следует учитывать, например, что на 1850-летний климатический цикл накладываются ритмы, связанные с максимумами приливообразующей силы планет Солнечной системы — Марса, Венеры, Сатурна, Урана и Неп­туна, периодичность которых составляет 1680, 168, 84, 24, 12 лет. Так, ритмы в 168 лет и 84 года хорошо сопоставляются с зафиксированными исторически рекордными наводнениями Нила ²². Не исключено, что малые 9-летние ритмы приливообразующей силы Луны и Солнца и 12-летние ритмы приливообразующей силы планет Солнечной системы тоже оказы­вают влияние на изменение уровня воды в реках и озерах. Во всяком слу­чае, наводнения в таежном Приобье и связанные с ними ухудшения усло­вий рыболовства у приобских остяков, по сообщениям путешественников XVIII—XIX вв., повторялись регулярно, со средней периодичностью в 10 лет ²³. Нам представляется, что упоминаемые в предыдущем разделе настоящей главы обводнения степных и лесостепных западносибирских озер («смоки»), повторяющиеся в среднем через 35 лет, судя по их внеш­ним проявлениям, тоже связаны с какими-то внутренними вековыми изме­нениями приливообразующей силы. Накапливающиеся сейчас данные как будто не противоречат этому предположению ²⁴. Имеют место и более мел­кие «пульсы» приливообразования, которые улавливаются, однако, лишь на фоне ландшафтно-климатической и гидрологической специфики отдель­ных районов. Так, в колебаниях уровня оз. Зайсан в верховьях Иртыша прослеживались 6—8-летние периоды ²⁵, а большие разливы рек в Туруханском крае повторялись, по свидетельству старожилов, через каждые 3—4 года.

Таким образом, на интересующие нас 1850-летние циклы влияет, во-первых, то, что они происходят на фоне более длительных климатических периодов, а вс-вторых, то, что они, в свою очередь, служат фоном для более мелких климатических ритмов разного происхождения и разной про­должительности. Это могло не только усиливать, ослаблять и затушевы­вать проявления 1850-летних климатических циклов, но также несколько удлинять и укорачивать их, в том числе и их фазы, — т. е. периодичность в 1850 лет следует понимать, видимо, достаточно усредненно.

В III—I тысячелетиях до н. э. произошли, согласно построению А, В. Шнитникова, три весьма значительных колебания климата: период повышенной увлажненности (вторая половина III и начало II тысячелетия до н. э.— переходное время от неолита к бронзовому веку по археологи­ческой классификации), период пониженной увлажненности (II тысяче-

летие до н.э. — бронзовый век), вновь период повышенной увлажнен­ности (середина и конец I тысячелетия до н. э. — эпоха раннего железа) ²⁷.

В последние десятилетия схема Петтерсона—Шнитникова была под­тверждена многочисленными новыми данными, полученными учеными разных специальностей — лимнологами, палинологами, гляциологами, геологами, почвоведами, гидрологами и др.²⁸ Так, недавние гидрологиче­ские исследования на Аральском море выявили следующую последова­тельность колебаний его уровня. В III тысячелетии до н. э. имела место трансгрессия Ареала, вследствие чего уровень моря достиг абсолютной отметки 56—57 м; резко сократилась его соленость. Во II тысячелетии до н. э. Арал переживал регрессивную стадию, в результате которой уровень его понизился до 20—21,5 м, а соленость возросла в три с лишним раза. Затем вновь наступила трансгрессия, датируемая (в том числе и по радио­карбону) около VII —IV вв. до н. э.; уровень моря достиг абсолютной от­метки 54,5 м, т. е. был на 1,5 м выше, чем в середине прошлого столетия ²⁹. Применительно к территории Западной Сибири эта палеоклиматическая схема хорошо подтверждается археологическими данными, на чем мы остановимся несколько позже.

Изложенные выше теории и гипотезы сейчас практически не имеют про­тивников, но еще совсем недавно некоторые из них горячо и непримиримо оспаривались. Среди наиболее категорических оппонентов следует особо выделить И. Г. Пидопличко и П. С. Макеева. Эти ученые отвергают воз­можность каких-либо климатических изменений на нашей планете за последние несколько сот тысяч лет, отрицая даже существование в прош­лом ледниковых эпох. Они не допускают мысли, что на климатическую историю земли могли и могут влиять космические факторы. Так, прекрас­ную и одно время незаслуженно забытую книгу А. Л. Чижевского ³⁰, рас-смотревщего зависимости между 11-летними солнечными ритмами и изме­нениями погоды, интенсивностью роста деревьев, временем зацветания растений, пышностью цветения, размножением и миграцией насекомых, временем прилета птиц, изменением самочувствия людей, страдающих сердечными заболеваниями, и т. д. — работу, вошедшую в золотой фонд отечественной и мировой науки, И. Г. Пидопличко и П. С. Макеев «опро­вергли» буквально несколькими фразами, в которых постулируется нена­учность поиска причин земных явлений в космосе³¹, поскольку такое направление причинно-следственных связей непонятно «широким мас-

сам» ³² .

Нет необходимости говорить, что призывы И. Г. Пидопличко и П. С. Ма­кеева упростить науку до уровня, понятного «широким массам», демагоги­ческие намеки на то, что те, кто принимают во внимание космические фак­торы в объяснении ритмов природы, — антимарксисты и пр., свидетель­ствуют об элементарной недобросовестности и отдают откровенной спекуцией. Это — доказательства такого же рода, как те, при помощи которых были «опровергнуты» в свое время кибернетика и генетика, что нанесло огромный ущерб нашей советской науке. Нетрудно видеть, что отрицание ритмичности природных явлений влечет за собой признание хаотичности ибеспорядочности развития природы, отсутствия в ней каких-либо законо­мерностей, что в корне противоречит основным положениям марксистской философии.

Последовательность и датировка ритмов увлажненности в III—I ты­сячелетиях до н. э., изложенная в работах А. В. Шнитникова, подтвержда­ется археологически. В целом топографическая приуроченность древних поселений в лесостепном Зауралье и на юге Западно-Сибирской равнины зависела: в конце неолита — от высокого уровня воды в реках и озерах ³³, в бронзовом веке — от низкого ³⁴, в начале железного века — вновь от вы­сокого ³⁵.

В степной и лесостепной зонах исследуемой территории, параллельно с изменением топографии поселений, прослеживаются определенные демо­графические трансформации, тоже связанные, на наш взгляд, с колеба­ниями увлажненности климата. В период, предшествующий эпохе бронзы, население южной части Западно-Сибирской равнины могло жить в откры­тых степях, вдали от больших рек — у озер, мелких степных речек и даже в местах, не имеющих сейчас источников воды (на так называемых родни­ковых стоянках). Во II тысячелетии до н. э. (бронзовый век), наоборот, открытые степи почти полностью обезлюдели и степняки сосредоточились в основном у широких речных пойм, видимо игравших в то время роль свое­образных степных «оазисов». В середине и второй половине I тысячелетия до н. э. (эпоха раннего железа) вновь появилась возможность для освоения открытых степей, но теперь уже не охотничье-рыболовческими группами, как в неолите, а кочевыми скотоводами.

Таким образом, комплекс различных взаимоподтверждающих данных с очевидностью свидетельствует о колебаниях климата на Западно-Сибир­ской равнине во второй половине голоцена. Однако при всей бесспорности климатических изменений в интересующее нас время остается спорным во­прос— отражались ли они на ландшафтном облике Западной Сибири, в частности на подвижности границы между лесом и степью.