Предпосылки перехода к производящему хозяйству

Специалисты по экологии считают, что до тех пор, пока достигнутая сте­пень приспособленности к условиям среды остается удовлетворительной, сообщество стремится быть консервативным. Эта закономерность дей­ствительна и в отношении человеческого общества, особенно на ранних стадиях его развития. Л. Р. Бинфорд приводит ряд интересных свиде­тельств в пользу того, что первобытным людям не было свойственно стрем­ление к улучшению хозяйства и орудий труда до тех пор, пока их не вынуж­дали к этому изменения окружающей среды¹. Поэтому вряд ли случайно, что все крупнейшие экономические открытия древности — смена палеолита мезолитом, переход от рыболовства и охоты к пастушеско-земледельче-скому хозяйству, а затем к кочевому скотоводству на юге Западно-Сибир­ской равнины произошли в периоды существенных ландшафтно-климати-ческих изменений.

Переход от палеолита к мезолиту был стимулирован отступанием лед­ника и вымиранием мамонтовой фауны, т. е. произошел в условиях ради­кального изменения природной среды, что привело к возникновению кри­зисной ситуации, которая была разрешена путем глубоких перемен в хозяй­стве, быте и социальной жизни. Более спорен вопрос об условиях становле­ния на юге Западной Сибири производящих форм экономики.

Конец той или иной хозяйственной традиции и приход ей на смену но­вых форм экономики принято объяснять развитием производительных сил. При этом, однако, не всегда учитывается, что развитие производительных сил — не самодавлеющее явление; оно осуществляется посредством трудо­вой деятельности в условиях теснейшего взаимодействия между человеком и природой на определенном естественногеографическом фоне. К. Маркс определил труд как «процесс, совершающийся между человеком и приро­дой, процесс, в котором человек своей собственной деятельностью опосред­ствует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и приро­дой» ². Из этого следует, что с изменением природной среды должен изме­ниться и характер трудовой деятельности, что не может не отразиться на содержании производительных сил.

Подвижный охотничье-собирательский образ жизни населения запад­носибирских степей в каменном веке строго лимитировал рост численности людей. Данные по Австралии показывают, что во время частых переходов охотничье-собирательских групп мать дополнительно к своему обычному женскому скарбу могла нести на руках не более одного ребенка. Это ста­вило непреодолимый барьер на пути к многодетству, вынуждая к трехлетнему (по крайней мере) промежутку в рождении детей, предназначенных для выживания³. Можно назвать и другие акты, предпринимаемые в не­развитых обществах для ограничения численности населения: отсрочка браков, ритуальное убийство стариков, предание смерти одного из близне­цов и т. д. Перечисленные меры были вызваны необходимостью приводить в соответствие количество людей, обитающих в данной местности, с объ­емом естественных пищевых ресурсов. Все это наряду с имеющимися архе­ологическими данными позволяет предполагать, что в условиях засуш­ливого климата степей при преимущественно охотничье-рыболовческой ориентации хозяйства здесь обитали редкие и немногочисленные группы, часто менявшие места своего пребывания. Видимо, при смене сухих клима­тических фаз влажными, когда улучшались возможности для рыболов­ства, население степной зоны становилось более оседлым. Во всяком слу­чае, тенденция к оседлому образу жизни в полной мере проявилась здесь накануне бронзового века.

В позднем неолите степные и лесостепные поселения располагались обычно на озерах либо при устье мелких речек и куреек, удобных для рыбо-ловческих промыслов. Особой популярностью при выборе мест для посе­лений пользовались проточные озера, более богатые рыбой и менее подвер-¹ женные зимним заморам. Рыболовство и связанная с ним оседлость должны были благоприятствовать развитию производящих занятий — зе­мледелия и пастушества. Если попытаться объяснить эту зависимость просто и коротко, то суть ее заключается в следующем: прежде, во время частых скитаний за стадами копытных, человек не мог надолго остано­виться, чтобы придумать (перенять?), проверить и утвердить какой-либо радикально новый тип хозяйства.

Рыболовство по объему добываемого продукта, технической оснащен­ности и ряду других признаков более других присваивающих промыслов

- приближается к производящему хозяйству, особенно к земледелию, на чем мы подробнее остановимся в одной из последующих глав. Здесь отметим лишь один любопытный этнографический факт: в прошлом столетии отдельные казахские группы, потеряв скот, оседали на зимниках, где сна­чала пробавлялись рыболовством, а затем переходили к земледелию; че­рез несколько лет, обзаведясь скотом, они нередко забрасывали земле­дельческие занятия и вновь возвращались к кочевому скотоводству. Эта хозяйственная микростратиграфия, возможно, отражает в миниатюре закономерную последовательность крупных эпохальных вех в истории про­изводящей экономики аридного пояса на исследуемой территории: нео­лит — переход от подвижной охоты на степных копытных, возможно со­четаемой с примитивным скотоводством, к рыболовческо-охотничьим заня­тиям (с элементами пастушества и земледелия); начало бронзового века — переход к пастушеско-земледельческому хозяйству; рубеж бронзового и железного веков— переход к кочевому скотоводству.

Очевидно, Л. Бинфорд прав, считая, что поиски археологами мест, наи­более удобных для появления производящего хозяйства, должны быть направлены в те районы, где. археологически фиксируется крупный сдвиг в плотности населения и где имеются условия для оседлости. Поэтому он предполагает, что такие очаги должны возникать по соседству с ме-

стами, занятыми относительно оседлыми рыболовами ⁴. Мы не можем со­гласиться с бытующим мнением, что оседлость в западносибирских степях была обусловлена переходом местного населения к пастушеству и земле­делию. Думается, что здесь звенья причинно-следственной связи постав­лены в обратном порядке. Наоборот, оседлость, возросшая в связи с повы­шением роли рыболовства на поздних этапах неолита, создала предпо­сылки для усвоения, развития и закрепления навыков пастушества и земле­делия.

Говоря о ранних этапах пастушеско-земледельческого хозяйства на юге Западно-Сибирской равнины, следует иметь в виду, что между зарожде­нием элементов производящей экономики и становлением или утвержде­нием производящего хозяйства могут лежать тысячи лет поисков, находок и потерь. Известно, например, что австралийские аборигены, жившие на стадии каменного века, не только умели ухаживать за дикими растениями, но и пытались пересаживать их. Они не знали скотоводства, но умели улуч­шать пастбища для диких травоядных животных, выжигая старую траву и лесные участки. Не исключено, что нечто подобное и столь же рано, т. е. еще в каменном веке, могло иметь место в западносибирских степях и лесо-степях. Однако зафиксировать первые признаки зарождения элементов производящей экономики, а следовательно и датировать их, археологиче­ски пока невозможно; с большей уверенностью можно говорить о времени и условиях становления пастушеско-земледельческого хозяйства.

Закрепление навыков пастушеских и земледельческих занятий на юге исследуемой территории следует относить, скорее всего, к III тысячелетию до и. э. В это время на памятниках Южного Урала и Южной Сибири уже достаточно характерны кости домашних животных — лошади, коровы, овцы (поселения суртандинской культуры на Южном Урале, афанасьев­ские могилы на Алтае и в Хакасско-Минусинской котловине) ⁵. В поздке-неолитическом комплексе стоянки Усть-Нарым в Восточном Казахстане найдены каменные вкладыши для серпов⁶.

Специалисты считают, что поздненеолитический период на юге Запад­но-Сибирской равнины (IV тысячелетие до н. э.) отличался влажным кли­матом, энеолит же (в основном III тысячелетие до н. э.) совпал с пограничьем атлантического и суббореального периодов, т. е. оформился в усло­виях начавшегося перехода от влажного климата к сухому. Возрастание засушливости побуждало степняков, совершенствуя традиционные при­сваивающие промыслы, целенаправленно апробировать другие виды хо­зяйственной деятельности. Энеолит в южносибирских и казахстанских степях был временем великого экономического эксперимента, приведшего здесь к возникновению многоотраслевого хозяйства, динамично сочетав­шего исконные присваивающие промыслы (охоту, рыболовство, собира­тельство) с производящими занятиями (пастушеством и земледелием). В сложившейся в то время на севере аридного пояса ландшафтно-клима-тичсской ситуации такая многоотраслевая экономика оказалась весьма рациональной, что привело ко многим положительным производственным, социальным и демографическим изменениям. В разных местах Северного Казахстана возникают гигантские стационарные поселки (зимники?) бо-тайского типа — Ботай, Рощино, Баландино и др., — площадью до 10— 20 га, с сотнями жилнщ, с обильными костными остатками, принадлежа-

щими почти исключительно лошади. Сейчас эти памятники активно ис­следуются североказахстанскими археологами под руководством В. Ф. Зайберта.

В отличие от лредтаежной и южнотаежной зон Западной Сибири, где многоотраслевое хозяйство существует с древних времен до этнографи­ческой современности, в степной зоне и на юге лесостепной эта форма эко­номики оказалась историческим эпизодом, оправдавшим себя лишь для энеолита, т. е. для переходного времени от атлантика к суббореалу.

Усиливающееся усыхание климата ухудшало возможности для охоты и рыболовства, что заставляло степное население сокращать присваива­ющие промыслы и все более совершенствовать скотоводческо-земледель-ческие навыки. Затем степняки стали покидать мелеющие речки и пере­сыхающие озера и уходить на большие реки. Скорее всего, первоначально . эти переселения диктовались стремлением сохранить сложившийся в энео­лите многоотраслевой характер экономики. С усыханием климата степные копытные должны были в основной своей массе перекочевать ближе к боль­шим рекам, где появились обширные пойменные пастбища и удобные водопои. Вслед за ними туда начали переселяться и люди, тем более что круп­ные реки, освобождая поймы, оставляли там много временных озер, что позволяло мигрантам, во всяком случае на первых порах, заниматься, кроме охоты, привычным рыболовческим промыслом. Сосредоточение вокруг пойм при продолжающемся усыхании климата привело в дальней­шем к перенаселенности и к необходимости поиска более надежных форм хозяйственной деятельности. В сложившейся ландшафтно-климатической ситуации люди, видимо, обратили внимание на то, что наступившее суровое время лучше переживают те, кто больше надеется не на охоту и рыболов­ство, а на разведение копытных и выращивание злаковых. В процессе даль­нейшего освоения пойменных угодий были окончательно отработаны две наиболее перспективные н новых ландпгафтно-климатических условиях манеры хозяйственной адаптации — пастушество и земледелие, обычно выступавшие в эпоху бронзы в виде комплексного пастушеско-земле-дельческого хозяйства. Утверждение этой новой формы экономики прои­зошло около первой трети II тысячелетия до н. э., т. е. уже в бронзовом веке.

П. М. Головачев, говоря о зимнем содержании скота и земледелии у качинцев и сагайиев Абаканских степей, обратил внимание на невозмож­ность этих занятий вдали от речных пойм. Он, в частности, писал: «Вслед­ствие летнего зноя и постоянных ветров, выдувающих мелкозем и не позво­ляющих влаге разрыхлять землю, питательный для хлебных злаков слой почвы очень неглубок, так что пашни и сенокосные луга располагаются вблизи речек, где почва наносная, но зато растения, сменяющие друг друга с мая до поздней осени и в засохшем виде остающиеся на зиму, позволяют местному неприхотливому скоту круглый год пастись на подножном корму» ⁷. Примечательно, что нерусское население Хакасско-Минусинской котловины, начав переходить под влиянием русских от кочевого скотовод­ства к оседлости, обычно селилось в местах, где жили носители древних пастушеско-земледсльческих культур, причем, как отмечали еще путешест­венники прошлого столетия, пользовалось «часто чудскими бороздами (древними оросительными каналами. —М. К.), оставленными первобыт-

ными насельниками степей и простиравшимися иногда на большие рас­стояния» ⁸.

Мысль о том, что переход к производящей экономике был стимулирован усыханием климата, высказывал в свое время — правда, применительно к Передней Азии — Г. Чайлд. По его мнению, усиленная концентрация населения в немногих удобных местах по берегам рек и маловодных ручьев повлекла за собой интенсивный поиск средств питания и привела к станов­лению скотоводства и земледелия ^э. Точка зрения Г. Чайлда об аридиза-ции климата как побудительной силе перехода к производящему хозяй­ству в начале голоцена считается спорной, так как ряд палеоклиматологов утверждает, что для этого периода признаки усыхания Передней Азии не прослежены. Открытия последних лет показывают, тем не менее, что рубеж плейстоцена и голоцена в Передней Азии был отмечен заметными ланд-шафтно-климатическими изменениями, которые ухудшили условия для традиционных отраслей хозяйства — в частности, для охоты и собиратель­ства ¹⁰.

Независимо от того, как решится спор о ландшафтно-климатической обстановке в том или ином конкретном районе в период перехода к произ­водящей экономике, гипотезу Г. Чайлда нельзя сбрасывать со счета; она очень логична в своем построении и чрезвычайно интересна с экологиче­ской точки зрения. Во всяком случае, тезис Г. Чайлда об усыхании климата как стимуле и одном из условий победы производящего хозяйства спра­ведлив применительно к Западной Сибири, хотя этот переход произошел там на несколько тысячелетий позже и не был копией переднеазиатского варианта.

Было бы ошибкой считать, что единственным условием перехода степ­ного и лесостепного обь-иртышского населения к пастушееко-земледель-ческому хозяйству было усыхание степей. Изменения климата случались и в предшествующие эпохи, однако они не привели к победе производящей экономики, хотя оказали влияние на хозяйство и быт степного населения, способствуя то большей его подвижности (за счет возрастания роли охоты на степных копытных), то большей оседлости (главным образом вследст­вие увеличения значения рыболовства). При подвижной охоте должна была повышаться способность к внедрению в хозяйство элементов подвиж­ного скотоводства, а оседло-рыболовческий быт мог благоприятствовать возникновению либо заимствованию земледельческих навыков¹¹. При всем этом производящая экономика на юге Западно-Сибирской равнины не могла утвердиться до начала бронзового века, пока здесь не сложились в полной мере все ее предпосылки.

Победа пастушеско-земледельческого хозяйства в западносибирских и казахстанских степях была обеспечена по крайней мере тремя совместно действовавшими факторами. Первый из них — развитие производитель­ных сил (не случайно переход к производящей экономике на этой террито­рии шел в общем параллельно с развитием медной, а затем бронзовой металлургии); второй фактор — подходящие экологические условия степ­ной и лесостепной зон для разведения копытных и выращивания злаковых; третий фактор — кризисная ситуация, вызванная прогрессирующей засушливостью климата, катастрофическим сокращением охотничье-рыбо-ловческих угодий и обострением проблемы перенаселенности.

Эпоха бронзы.