РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ ВО ГЛАВЕ С МЕСТОБЛЮСТИТЕЛЕМ ПАТРИАРШЕГО ПРЕСТОЛА МИТРОПОЛИТОМ ПЕТРОМ

РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ 1925 - 1938

1. РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ ВО ГЛАВЕ С МЕСТОБЛЮСТИТЕЛЕМ ПАТРИАРШЕГО ПРЕСТОЛА МИТРОПОЛИТОМ ПЕТРОМ_ 1

2. ЗАМЕСТИТЕЛИ МЕСТОБЛЮСТИТЕЛЯ НА СТРАЖЕ КАНОНИЧЕСКОГО ПРЕЕМСТВА ПЕРВОСВЯТИТЕЛЬСКОЙ ВЛАСТИ_ 16

3. ОСВОБОЖДЕНИЕ МИТРОПОЛИТА СЕРГИЯ И ИЗДАНИЕ «ДЕКЛАРАЦИИ»_ 47

4. ОТДЕЛЕНИЯ КОНЦА 1920-Х ГОДОВ И ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ ИМ_ 58

5. РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ В ГОДЫ «ВЕЛИКОГО ПЕРЕЛОМА»_ 98

6. ЦЕРКОВЬ В ГОДЫ «БЕЗБОЖНОЙ ПЯТИЛЕТКИ»_ 122

7. ЦЕРКОВНАЯ ЖИЗНЬ НА КАНОНИЧЕСКОЙ ТЕРРИТОРИИ МОСКОВСКОГО ПАТРИАРХАТА ЗА ПРЕДЕЛАМИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА_ 157

8. ЦЕРКОВНАЯ ДИАСПОРА (1920-1937 ГГ.) 191

9. РЕЛИГИОЗНОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ в 20-е и 30-е годы_ 215

БИБЛИОГРАФИЯ_ 221

РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ ВО ГЛАВЕ С МЕСТОБЛЮСТИТЕЛЕМ ПАТРИАРШЕГО ПРЕСТОЛА МИТРОПОЛИТОМ ПЕТРОМ

В самый день погребения Патриарха Тихона, 12 апреля 1925 года, в Донском монастыре состоялось совещание архиереев, съехавшихся на похороны почившего Первосвятителя. На этом совещании было вскрыто и оглашено завещание Святейшего, по которому права и обязанности Патриарха передавались митрополиту Кириллу, в случае же невозможности для него вступить в должность Местоблюстителя — митрополиту Агафангелу и, наконец, митрополиту Петру, если и митрополит Агафангел окажется лишенным возможности вступить в отправление обязанностей Патриаршего Местоблюстителя. Поскольку митрополиты Кирилл и Агафангел находились в ссылке, на совещании решено было во исполнение воли почившего Первосвятителя признать Патриаршим Местоблюстителем митрополита Крутицкого Петра. Составлен был акт о назначении Местоблюстителя Патриаршего Престола:

«Волею Божиею Святейший Патриарх Московский и всея России Тихон в 11 часов 45 минут ночи, на исходе праздника Благовещения Божией Матери, тихо опочил. В заботах о сохранении преемства власти церковной и канонического строя управления Церковью Божией Святейший Патриарх Тихон составил при жизни 25 декабря 1924 года (7 января 1925 года) завещание, которое в присутствии сонма архипастырей и было оглашено... Убедившись в подлинности документа и учитывая.

1) то обстоятельство, что почивший Патриарх при данных условиях не имел иного пути для сохранения в России преемства власти и

2) что ни митрополит Кирилл, ни митрополит Агафангел, не находящиеся теперь в Москве, не могут принять на себя возлагаемых на них вышеприведенным документом обязанностей, мы, архипастыри, признаем, что Высокопреосвященнейший митрополит Петр не может уклониться от данного ему послушания и во исполнение воли почившего Патриарха должен вступить в обязанности Патриаршего Местоблюстителя».

Этот акт был подписан 58 архиереями: на первом месте стоит подпись митрополита Нижегородского Сергия. Затем следуют имена митрополитов Тверского Серафима (Александрова) и Уральского Тихона (Оболенского); архиепископов Тамбовского Зиновия (Дроздова), Ростовского Иосифа (Петровых), Владимирского Николая (Добронравова), Костромского Сильвестра (Братановского) и других архипастырей.

Две последние подписи под актом — Григория (Яцковского), архиепископа Екатеринбургского, и Тихона (Шарапова), епископа Гомельского, — поставлены этими архиереями позже составления акта, ибо они не принимали участия в погребении святого Патриарха Тихона. Следует отметить также отсутствие подписей под актом некоторых иерархов, находившихся в то время в Москве и присутствовавших на погребении Святейшего Патриарха, в том числе митрополита Серафима (Чичагова), бывшего Варшавского, и епископа Кронштадтского Венедикта (Плотникова).

В акт о назначении Патриаршего Местоблюстителя включено было и волеизъявление митрополита Петра: «Всецело покоряясь воле Премудрого и Благого Промысла, без коего, верю, ничто в жизни не совершается, сыновне подчиняясь велению Святейшего Патриарха и согласуясь с пониманием его веления архипастырями Русской Церкви, я, смиренный Петр, митрополит Крутицкий, выразил согласие вступить со дня оглашения завещания почившего Первосвятителя в отправление обязанностей Патриаршего Местоблюстителя. Доводя о сем до сведения архипастырей, пастырей и верных чад Православной Русской Церкви, прошу всех вознести ко Господу молитвы, чтобы Он упокоил со святыми Святейшего нашего отца, а мне даровал силы и мудрость достойно проходить возложенное на меня служение. Божие благословение да будет со всеми нами.

Патриарший Местоблюститель, Петр, митрополит Крутицкий. 12 апреля 1925 года. Москва, Донской монастырь».

76-е Апостольское правило воспрещает епископам назначать себе преемников. Этот запрет распространяется и на Первосвятительскую кафедру Поместной Церкви, но Русская Церковь уже в течение восьми лет жила в небывалых условиях, которые не могли быть вполне предусмотрены в древних церковных законоположениях. Созвать Поместный Собор для избрания нового Патриарха было совершенно невозможно, ибо Православная Церковь едва терпелась властью, по сути пребывала в полулегальном положении, поскольку государство официально в качестве Православной Церкви России признавало обновленческую группировку с ее синодом.

Всероссийский Поместный Собор 1917—1918 гг., проходивший в пору, когда уже начались гонения, предусмотрел возможность ужесточения давления на Церковь и определил, что в случае прекращения деятельности Священного Синода и Высшего Церковного Совета Патриарх сосредоточит в своих руках всю полноту власти, включая и право назначать своего преемника — Местоблюстителя Патриаршего Престола. Уже тогда, на Соборе, Патриарх, исполняя волю Собора, назначил кандидатов в Местоблюстители без оглашения их имен на пленарном заседании Собора.

Сообразуясь с постановлением Поместного Собора, собрание архипастырей с сыновним послушанием исполнило волю почившего Патриарха и признало временным Главой Русской Церкви митрополита Петра. Подписи всех почти находившихся тогда на воле российских архиереев под актом о назначении Патриаршего Местоблюстителя придают этому назначению в некотором роде и характер избрания.

Митрополит Петр в общении с людьми, с подчиненными отличался чрезвычайной вежливостью и мягкостью, но это не мешало ему оказывать твердость и настойчивость в осуществлении своих намерений, в проведении своей линии. В сравнении с епископом Иларионом митрополит Петр проявил меньше уступчивости по отношению к обновленческим проискам. Но Тучков, который терпеть не мог святителя Илариона за его проницательный, ясный ум, за то, что тот за версту видел его замыслы, направленные на разрушение Церкви и умел не дать себя провести, соблазнился мягкостью и обходительностью митрополита Петра, которые казались ему проявлениями слабоволия. Поэтому в первые месяцы возглавления им Русской Церкви Тучков занял выжидательную позицию и не пытался лишить его свободы действий, потому что, как он был уверен, сделать это будет гораздо легче, чем в свое время арестовать Патриарха Тихона.

Пробным камнем на податливость Патриаршего Местоблюстителя должно было стать интервью у него, которое было устроено сотрудниками газеты «Известия» и напечатано в этой газете.

«Среди населения циркулируют слухи, что завещание Патриарха Тихона — не подлинное», — сказал корреспондент. — «Слухи эти, — прокомментировал митрополит Петр, — никакого основания не имеют. Если об этом и говорят, то две-три кликуши с Сухаревки. Что касается верующих, то они в подлинности завещания не сомневаются». На вопрос: «Когда намерены вы осуществить чистку контрреволюционного духовенства и черносотенных приходов, а также созвать комиссию для суда над зарубежными архиереями?» — митрополит Петр ответил: «Для меня как Местоблюстителя Патриаршего Престола воля Патриарха Тихона священна. Но я один не правомочен провести в жизнь эти пункты завещания».

Не отвергая требования о чистке, митрополит Петр предварительным условием ее ставил согласие властей на создание органа Высшего Церковного Управления. После этого интервью для Тучкова вопрос о том, оставаться ли митрополиту Петру в Москве, у кормила церковной власти, или снова отправляться в ссылку — остался открытым.

Но борьба с Церковью и гонения против верующих ужесточились. Одновременно с полицейским преследованием Церкви усиливается кампания по пропаганде безбожия среди народа. В 1925 году под руководством секретаря ЦК ВКП(б) Ярославского организуется «Союз безбожников», позже, в 1929 году, переименованный в «Союз воинствующих безбожников». Через год после своего создания этот «безбожный» союз насчитывал уже 87 тысяч членов.

Удобным подручным орудием союза в борьбе с Церковью служила обновленческая группировка. В начале 1925 года обновленцы располагали 13650 храмами, за ними числилась примерно треть всех приходов. Приходы эти были малочисленны, но с избыточным штатом духовенства. Не было вакансий и на раскольничьих архиерейских кафедрах. Власти разрешили обновленцам обзавестись собственными духовными школами, даже академиями в Москве и Петрограде, и Высшей украинской богословской школой в Киеве. Не возбранялось им и издание собственных журнальчиков и газет.

В дополнение к помощи со стороны гражданских властей, которые были на деле главным источником самого их существования, обновленцы получили также поддержку со стороны, казалось бы, неожиданной — от Вселенского Патриарха. Правда, Патриарх Константинопольский не был всецело на стороне обновленцев, он не порывал евхаристического общения с Русской Православной Церковью, но с обновленческим синодом у Вселенской Патриархии сложились более правильно оформленные сношения, чем с Московской Патриархией. Представитель Константинопольского Патриарха в Москве архимандрит Василий (Димопуло) стал большим другом предводителей раскола. Покровительство властей и внешняя устроенность органов управления у обновленцев в глазах Вселенской Патриархии казались достаточно важными вещами, чтобы ради них стоило отвернуться от гонимой и избиваемой Патриаршей Церкви, верность которой сохранили, однако, десятки миллионов русских православных людей, не пожелавших уйти в обновленческую схизму.

С кончиной Патриарха Тихона у обновленцев возросли надежды на победу над Православием, на то, что теперь, когда, как им казалось, невозможность выбрать нового Патриарха вызовет смятение в рядах православных, им удастся переманить к себе большую часть паствы. Правда, надежды на успех разделяли далеко не все деятели раскола. Профессор Титлинов в статье, напечатанной в обновленческом «Вестнике», вполне трезво и достаточно мрачно оценивал шансы обновленцев на успех: пустые церкви, полунищие священники, окруженные неприязнью народа, не внушали ему особого оптимизма. А причину немощи обновленческого движения он увидел в темноте и суеверии народа. Средоточием упорного церковного мракобесия Титлинов называл Москву, которую он сравнивал с «Иерусалимом фарисеев».

Казанский обновленческий листок напечатал в 1-м номере за 1925 год статью, в которой жаловался властям: «Тьма сгущается... По селам ходят монашки, благословляют верующих потерпеть за веру Христову и учат, что безблагодатные обновленческие священники не имеют права ни крестить, ни отпевать, ни венчать, а кое-где тихоновцы выгоняют обновленцев из храма».

На Православную Церковь, на ее иерархов обновленческие листки доносили в ГПУ: «Тихоновцы меняют вехи; открытая борьба с советской властью для них непосильна, поэтому Патриарх Тихон в «Завещании» юридически признал ее, но вражда к ней осталась; в «Завещании» советская власть названа народной лишь по ее прочности, но не по внутренней ее сущности; связывающих, принципиальных выражений в предсмертном «Завещании» Тихона нет, и, следовательно, назавтра тихоновцам ничто не помешает назвать эту власть не народной». И — в виде рекомендации для ГПУ: «Как принципиальные и ярые гонители человеческой мысли, они (тихоновцы) вредны вообще в культурном отношении». И даже — как предостережение своим хозяевам, если те проявят чрезмерную мягкотелость: «Равнодушно смотреть на всю работу тихоновцев — значит допускать эксплуатацию человека в самой недопустимой форме».

Но более умеренные обновленцы берут курс на объединение с Тихоновской Церковью, надеясь, что тогда они, пользуясь покровительством властей и добиваясь от них устранения одного за другим канонических архиереев и священников под предлогом их контрреволюционности, постепенно смогут подмять под себя всю православную паству. Стремясь к такому «объединению», обновленцы готовы были отмежеваться от своих самых оголтелых деятелей, готовы были даже осудить «Живую церковь», из которой все они вышли, и заверяли православных в том, что они не ищут ни богослужебных, ни канонических нововведений, что реформы их носят самый умеренный характер. 11 апреля по поводу кончины Святейшего Патриарха Тихона обновленческий синод во главе с лжемитрополитом Вениамином выступил с призывом к объединению, которое должно было, по их планам, состояться на «Третьем соборе». Обновленцы намеревались созвать этот собор осенью 1925 года.

Со своеобразным воззванием к митрополиту Петру обратился тогда епископ Антонин (Грановский). Он призвал митрополита Петра «на весь мир воскликнуть»: «Кириллы и Николаи Романовы, и вся зарубежная шатия, я от вас отвернулся давно! Я не только не единомышленник ваш — я ваш враг, а вы мои враги, поскольку вы враги новых условий общественности, созданных революцией... Тогда только станет ясно, — продолжает он, — что митрополит Петр не контрреволюционер! А холодное, вежливое признание советской власти — это скрытая форма контрреволюции». Хотя Антонин, тогда уже порвавший с обновленческим синодом, говорил это все от себя лично, тем не менее из речей его видны были те жесткие условия, которые ставились ревнителями «объединения» своим предполагаемым партнерам.

На призывы обновленцев к переговорам об объединении в православной среде отнеслись по-разному. У некоторых из архипастырей и пастырей, скорбевших о церковных нестроениях, появилась надежда на возможность преодоления раскола. Иные из церковных деятелей готовы были даже пойти весьма далеко навстречу пожеланиям раскольников.

В Петрограде, тогда уже названном Ленинградом, одним из самых ревностных сторонников объединения стал протоиерей Николай Чуков, некогда приговоренный к смертной казни вместе со священномучеником Вениамином, потом помилованный. Протоиерей Николай Чуков возглавлял Богословские курсы, среди преподавателей которых распространены были примиренческие настроения. Обновленцы снисходительно называли сторонников отца Николая «левыми тихоновцами». И вот в мае протоиерей Николай Чуков направил письмо управляющему Петроградской епархией епископу Венедикту (Плотникову). В нем он писал, что «позиция тихоновских архиереев не отвечает ни заветам Евангелия, ни урокам истории, ни требованиям церковной икономии. В этом отношении обновленцы идут далеко впереди нас и ради мира церковного становятся выше человеческого самолюбия». Епископ Венедикт в ответе протоиерею Николаю категорически запретил ему продолжать сношения с раскольниками «во избежание большой церковной беды», и протоиерей Николай Чуков подчинился распоряжению архипастыря.

С призывом к прекращению вражды с обновленцами выступил и пребывавший в ссылке в Туркестане епископ Андрей (Ухтомский), утверждая, что у этих распрей нет достаточного основания. Определенную склонность к примирению с обновленцами обнаружил тогда и митрополит Уральский Тихон (Оболенский). Но московская паства была встревожена позицией митрополита Тихона. Беспокойство вызывали и его в прошлом близкие отношения с председателем обновленческого синода лжемитрополитом Вениамином. Для успокоения паствы митрополит Тихон (Оболенский) на некоторое время удалился из Москвы в свою епархию.

Одним из самых непримиримых противников раскольников и борцов за чистоту Православия был томившийся в далекой северной ссылке митрополит Кирилл. В своих письмах и высказываниях, доходивших до верных чад Церкви, митрополит Кирилл предостерегал паству от примирения с раскольниками: похитителями церковной власти и изменниками Православию. Резкую отповедь примирительным проискам обновленцев давали и другие архиереи. В ответ на приглашение участвовать в обновленческом соборе епископ Яранский Нектарий (Трезвинский), викарий Вятской епархии, выпустил послание к вятской пастве, в котором заклеймил обновленцев как раскольников и врагов Божиих: «Богомерзкого обновленческого движения отрицаюся и анафематствую оное. Богомерзкий разбойничий так называемый собор 1923 года в Москве со всеми его постановлениями анафематствую, со всеми примкнувшими к сему обновленческому соблазну обещаюсь не иметь канонического общения. Православные вятичи! Волк в овечьей шкуре, обновленец архиепископ Иосиф, обратился к верующим... Блюдите, православные, како опасно ходите. Дние лукави суть...» Непримиримую позицию по отношению к раскольникам занял тогда и митрополит Нижегородский Сергий, в прошлом присоединявшийся на короткое время к обновленческому расколу.

Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Петр пришел к выводу о бесплодности переговоров с обновленцами, об опасности примирения с ними, которое могло смутить православных и вызвать новые нестроения и разделения, а значит, и о недопустимости участия в обновленческом соборе. Он твердо встал на ту позицию, что речь может идти не о соединении, а лишь о присоединении к Православной Церкви отпавших от нее в случае их покаяния.

27 июля митрополит Петр в последний раз встретился с обновленческим протоиереем Доронкиным, обсуждал с ним возможность переговоров с обновленческим синодом в частном порядке. А на другой день было обнародовано его первое пространное Послание всероссийской пастве, в котором заключался категорический отказ от воссоединения с раскольниками на условиях раскольников:

«Уже более трех месяцев прошло с тех пор, как Господу угодно было призвать к Себе Кормчего Русской Церкви, благостнейшего Отца нашего, Святейшего Патриарха Тихона. Тяжела для нас эта утрата, особенно в настоящее время, когда корабль церковный приходится вести к тихой пристани среди бушующих волн житейского моря. "

Много врагов у Православной Церкви Христовой. Теперь они усилили свою деятельность против Православия. Католики, вводя наш богослужебный обряд, совращают, особенно в западных, издревле православных обителях, верующий народ в унию и тем самым отвлекают силы Православной Церкви от более неотложной борьбы с неверием.

Так называемые евангелисты или баптисты, а также и другие сектанты всюду, где только возможно, проповедуют свои вероучения и увлекают доверчивые души мнимою святостью своей жизни и обещанием материальной помощи. И бедная, немощная православная душа, не будучи в состоянии познать всю ложность сектантских учений, восторгаясь воодушевлением их проповедников, а нередко соблазняясь и материальными расчетами, пьет яд духовной отравы и гибнет, отпадая от Святой Церкви Православной... Все это происходит в то время, когда широкой волной разливается неверие, проникая во все слои нашего общества.

К глубокому прискорбию, попущением Божиим произошло разделение и внутри самой Православной Церкви. По слову Божию, «они вышли от нас, но не были наши; ибо если бы они были наши, то остались бы с нами» (1 Ин. 2, 19). Мы разумеем так называемых живоцерковников, обновленцев, возрожденцев, самосвятов и т. п. Все они своей самочинной иерархией и самочинным устроением церковной жизни, как в исконной России, так и на Украине и в других местах, отделяются от единого Тела Христова, т.е. от Святой Его Православной Церкви, и тем смущают православный народ. Но непреложны слова Господа: то, что утаено от премудрых и разумных, Господь действительно открыл младенцам (Лк. 10, 21). Наш православный русский народ простым сердцем своим почувствовал внутреннюю неправоту обновленческого движения и всю его опасность. Где только ему возможно, он со справедливым негодованием отвергает это движение и не посещает обновленческих храмов.

В настоящее время так называемые обновленцы все более и более говорят о соединении с нами. По городам и уездам они собирают собрания, приглашают на них православных клириков и мирян для совместного обсуждения вопроса о соединении с нами и для приготовления к созываемому ими осенью текущего года своему новому лжесобору. Но должно твердо помнить, что, по каноническим правилам Вселенской Церкви, все такие самочинно устраиваемые собрания, как и бывшее в 1923 году живоцерковное собрание, незаконны. Поэтому на них присутствовать православным христианам, а тем более выбирать от себя представителей на предстоящее собрание, канонические правила воспрещают. По 20-му правилу Антиохийского Собора, «никому да не будет позволено составляти соборы самим по себе, без тех епископов, коим вверены митрополии». В Святой Божией Церкви законно и канонично только то, что благословлено Богоучрежденною Церковною Властию, преемственно сохраняющейся от времен Апостольских. Все же самочинное, все, что совершалось обновленцами без соизволения в Бозе почившего Святейшего Патриарха, все, что теперь совершается без благословения нашей мерности — Местоблюстителя Патриаршего, действующего в единении со всей Православной законной иерархией, — все это не имеет силы по канонам Святой Церкви (Апостольское правило 34, 39), ибо истинная Церковь едина, и едина пребывающая в ней благодать Всесвятаго Духа; не может быть двух Церквей и двух благодатей. «Едино тело и един дух, якоже и звани бысте во едином уповании звания вашего. Един Господь, едина вера, едино крещение, един Бог и Отец всех» (Еф. 4, 4-6).

Не о соединении с Православной Церковью должны говорить так называемые обновленцы, а должны принести искреннее раскаяние в своих заблуждениях. Главные их заблуждения состоят в том, что, отступив самочинно от законной иерархии и ее главы, Святейшего Патриарха, они пытались обновить Христову Церковь самочинным учением (Живая Церковь, № 1-11), они извратили церковные правила, установленные Вселенскими Соборами (Постановления лжесобора 4 мая 1923 года), они отвергли власть Патриарха, соборне установленную и признанную всеми восточными Православными Патриархами, то есть отвергли то, что признало все Православие и, кроме этого, на своем лжесоборе осудили его. Вопреки правилам святых Апостолов, Вселенских Соборов и Святых Отцов (Апостольское правило 17, 18; VI Вселенского Собора правила 3, 12, 48; Святителя Василия Великого 12) они разрешают епископам быть женатыми и клирикам двоеженцами, то есть нарушают то, что вся Вселенская Православная Церковь признает для себя законом и что может быть изменено только Вселенским Собором. Таким образом, разрывают связь с Церковным Священным Преданием и подпадают под соборное осуждение за нарушение Предания (Догматические определения VII Вселенского Собора). Даже первоначальные деятели обновленческого движения (епископ Антонин и др.) сами сознали всю неканоничность своих заблуждений, о чем открыто и настойчиво заявляют в своих проповедях и воззваниях.

Присоединение к Святой Православной Церкви так называемых обновленцев возможно только при том условии, если каждый из них в отдельности отречется от своих заблуждений и принесет всенародное покаяние в своем отпадении от Церкви. И мы непрестанно молим Господа Бога: да возвратит Он заблудших в лоно Святой Православной Церкви.

Богомудрые и боголюбезные архипастыри, честные пастыри и все возлюбленные православные христиане. В столь тяжелое, переживаемое ныне время церковной жизни, уповая на Божественное, пекущееся о нас, Промышление, будем пребывать в союзе мира и любви между собою, будем едино (Ин. 17, 22-23), помогая друг другу охранять нашу православную веру, являя везде и всюду примеры доброй жизни, любви, кротости, смирения и повиновения существующей гражданской власти, в согласии с заповедями Божиими (Мк. 12, 17; Рим. 13, 1; Деян. 4, 18-19), памятуя, что Церковь Христова ведет верующих только к духовно-нравственному совершенствованию и нет в ней никакого места для политической борьбы, дабы власть видела это, и Дух Божий возглаголал бы через нее благая о Церкви Святой (1 Пет. 11, 12-14).

Будем усердно молить милостивого Бога: да НЕЗЫБЛЕ-МУ сохранит Он в Православии нашу Русскую Церковь.

«Утверди, Господи, Церковь, Юже стяжал еси честною Твоею Кровию» (святого Космы Маюмского ирмос 3-й песни на Сретение Господне».

В сравнении с «Завещанием» Патриарха Тихона Послание митрополита Петра гораздо сдержаннее в изъявлении лояльности властям. Это связано было, конечно, не с тем, что митрополит Петр имел по этому вопросу существенно иные мысли, чем почивший Патриарх, а с тем, что он знал, сколько недоумений породило в церковной среде послание Патриарха, названное его «Завещанием». Не имея авторитета Святейшего Патриарха, митрополит Петр в случае, если бы он издал более компромиссный по отношению к властям документ, мог рассчитывать на еще большую растерянность в пастве. Но безусловная гражданская лояльность выражена была и в обращении митрополита Петра.

Послание Патриаршего Местоблюстителя содействовало прекращению сомнений и колебаний в среде православных. Церковные деятели, священнослужители и простые верующие люди убедились в том, что митрополит Петр твердо стоит на страже Православия, что, исполняя заветы почившего святого Патриарха, он не даст врагам Церкви подменить Православие «кривославием».

В Питере в 1925 году продолжалась успешная борьба с особенно влиятельным именно там обновленческим расколом. Митрополичья кафедра северной столицы вдовствовала уже третий год после умерщвления священномученика Вениамина. Сосланы были викарные архипастыри — Алексий (Симанский), Николай (Ярушевич), Мануил (Лемешевский). Во главе православных церквей стоял тогда епископ Венедикт (Плотников). В управлении церквами епархии ему помогали епископы Григорий (Лебедев), Николай (Клементьев) и Иннокентий (Тихонов).

С негодованием отвергли эти архипастыри призыв к примирению и объединению наименовавшего себя митрополитом Ленинградским нового председателя обновленческого Синода Вениамина, которого даже тезоименитство с убиенным священномучеником не удержало от самочинного усвоения себе столь высокого титула.

Верное служение Церкви питерских викарных архиереев угрожало им каждодневно арестом, ссылкой, тюрьмой. Однажды, после разрешенного властями крестного хода на Охтенском кладбище, в ГПУ были вызваны владыки Венедикт, Николай и Григорий; обед, состоявшийся после крестного хода на квартире епископа Николая, который жил на Охте, квалифицирован был в ГПУ как политическая демонстрация. Епископу Григорию (Лебедеву) на допросе угрожали немедленным арестом и заточением, беспардонно грубили ему, пытались оскорбить и унизить.

В ту пору добрая половина епархиальных архиереев содержалась в лагерях и ссылках, поэтому попечение о православных церквах везде почти брали на себя остававшиеся на свободе викарные епископы. После ареста митрополита Казанского Кирилла епархия его управлялась епископом Иоасафом (Удаловым). В Воронеже во главе епархии стоял епископ Петр (Зверев), переведенный туда в июле 1925 года из Самары в помощь престарелому владыке Владимиру (Шимковичу), который, несмотря на глубокую старость, твердо стоял на страже Православия, давая отпор обновленцам.

Особенно трудно было вести борьбу с обновленчеством на окраинах страны — в Сибири и на Северном Кавказе, в Белоруссии и на Украине. Правда, на Украине обновленцы были значительно умереннее в богослужебных реформах; там они находили опору главным образом в сепаратистских настроениях, в недоверии части украинцев к Москве. В Харькове, ставшем республиканской столицей Украины, из 27 храмов только три остались в ведении Московской Патриархии. В одном храме распоряжались самосвяты-липковцы, а остальные 23 отошли к обновленцам. В Киеве обновленцы захватили Лавру — великую святыню Русской Церкви. Они организовали там Высшую украинскую богословскую школу, имели возможность издавать журнал, называвшийся «Голос православной Украины», а у тихоновцев не было на Украине ни печатного органа, ни духовных школ. Канонические архиереи и священники либо сидели по тюрьмам и томились в ссылках, либо со дня на день ожидали ареста.

Исполненные самых радужных надежд на успех, украинские обновленцы готовились ко Всеукраинскому собору. Уже в апреле синод обращается ко временно управлявшему Харьковской епархией епископу Сумскому Константину (Дьякову) с призывом принять участие в соборе. На квартире епископа Константина состоялись переговоры между ним и делегацией обновленцев во главе с Киевским лжемитрополитом Иннокентием.

Епископ Константин заявил на переговорах, что он может принять приглашение только в том случае, если намеченное совещание будет называться не Собором, а съездом, ибо без благословения Патриаршего Местоблюстителя он не может участвовать в соборе. Для объединения необходимо, чтобы Украинский Синод публично осудил живоцерковников и обновленческий синод в Москве, чтобы он вошел в общение с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром и чтобы с тихоновцев сняты были клеветнические обвинения в контрреволюционности и мнимом одобрении постановлений Карловацкого Собора. Делегация обновленцев отказалась принять эти условия, и епископ Константин на так называемый собор не явился.

А открывался этот лжесобор в Харькове 17 мая. Его председателем был избран лжемитрополит Пимен (Пегов). В заседаниях «собора» участвовало 34 епископа, 88 священников и 86 мирян. По докладу профессора Покровского лжесобор 202 голосами против 6 при 7 воздержавшихся принял решение об автокефалии Украинской церкви. По обстоятельствам времени это решение, ставившее умеренную обновленческую Украинскую церковь в независимые отношения от грубо раскольнического московского обновленческого синода, могло способствовать укреплению здоровых начал среди вовлеченных в раскол украинских священнослужителей и мирян. Одновременно этот собор высказался и за скорейшую украинизацию богослужения, которая стала потом насильственно навязываться приходам.

Принята была особая резолюция о московском «соборе» 1923 года. В ней сказано было, что, поскольку Украинская Церковь автокефальна, она не имеет нужды входить в критику поместных соборов другой Церкви, но из-за тесной связи Украинской церкви с Русской она считает все-таки целесообразным дать оценку некоторым из постановлений этого собора. Оценка была такова: собор 1923 года справедливо осудил церковно-политическую идеологию тихоновщины и признал советскую власть. Приговор собора по делу бывшего Патриарха Тихона справедлив, но, учитывая его раскаяние, надо просить ближайший всероссийский собор о пересмотре этого приговора. Необходимо отложить проведение в жизнь постановлений собора о допустимости брачного епископата и второбрачия священников. Решение о введении нового календаря, в принципе, было правильным, но учитывая настроения верующих, исполнение этого определения следует отложить. Определение обновленческого собора о мощах и монастырях необходимо пересмотреть. Суждения Московского собора о церковных реформах признаны были правильными. Наименования «Живая церковь», «Церковное возрождение» и «Содац», в целом содержавшиеся в деяниях собора, нужно изъять из употребления. Программы этих группировок следует считать частным делом их руководителей и участников. Таким образом, налицо вполне умеренная, половинчатая критика решений разбойничьего сборища.

О тихоновщине доклад на Харьковском «соборе» сделал один из самых оголтелых обновленцев на Украине епископ Изюмский Иосиф (Кречетович). Он пытался запугать умеренных участников собора всякими ужасами, которые будто бы творят тихоновцы против синодалов, как предпочитали называть себя раскольники на Украине. В Киеве, мол, тихоновцы, противники примирения, из-под полы показывают богомольцам просфоры с печатью серпа и молота и говорят: такие просфоры употребляются синодалами. Тихоновские агитаторы показывают верующим молитвенники, сочиненные помешанным отцом Пельцем, и утверждают, что этот молитвослов составлен митрополитом Евдокимом. «Благодаря им, тихоновцам, — запугивал участников «собора» докладчик, — обрекаются тысячи духовных лиц с семьями на голодную смерть, они в зиму изгоняются на стужу и замерзание, внезапно умирают от паралича сердца, терпят издевательства и поношения... раздеваются догола разъяренной толпой с целью отыскать на их телах печать с серпом и молотом».

И все же, видимо, не очень напуганные этими выдуманными зверствами, участники собора решили добиваться примирения с тихоновцами, а для этого убеждать паству, что синодалы совсем не реформаторы, не живцы, не обновленцы, а православные, которые оттихоновцев отличаются только политически — сочувственным отношением к советской власти.

Между тем церковная ситуация на Украине становилась все более сложной. Там обнаружился еще один — так называемый «лубенский» раскол. Священник кладбищенской церкви в Лубнах Феофил Булдовский долго домогался у престарелого Полтавского епископа Григория (Лисовского) архиерейской хиротонии и в конце концов добился своего — был рукоположен во епископа Лубенского, викария Полтавской епархии. В Лубнах у него сложились весьма хорошие отношения с ГПУ. Там он вовсю занимался украинизацией богослужения, тем не менее в течение трех лет он не дерзал учинять раскола. И только в 1925 году самовольно созвал в Лубнах собор из своих сторонников и объявил об отделении от Патриаршей Церкви. Вскоре после этого он возвел себя в сан митрополита. Запрещение, лишение сана, отлучение от Церкви не подействовали на мятежного самостийника. Ближайшим сподвижником Феофила стал архиепископ Иоанникий (Соколовский), занимавший Екатеринославскую кафедру. Православные наименовали этот раскол «самосвятством номер два». Особого распространения раскол Феофила Булдовского не получил: он практически не вышел за пределы Полтавской и Харьковской епархий, но Православной Церкви на Украине, и без того изнемогавшей под гнетом преследований, обескровленной обновленческим и липковским расколами, приходилось тратить силы еще и на борьбу с этой новой схизмой.

После ареста и высылки экзарха Украины митрополита Михаила, архиепископа Василия (Богдашевского), епископов Назария (Блинова) и Димитрия (Вербицкого), Киевская епархия лишена была архиерейского возглавления. Но в 1925 году из балтской тюрьмы был выпущен епископ Ананьевский Парфений (Брянских). В Киев он приехал изъеденный вшами, в рубище. Когда он сидел в одном городском садике, его узнала благочестивая старушка Мариамна Никитична. Она взяла его к себе в подвальную лачугу. Продержав у себя архипастыря месяц, старушка отвела его потом в Киево-Печерскую лавру, захваченную обновленцами, к одному православному послушнику, у которого он скрывался еще месяц. Жить в Киеве святитель не имел права. Потом он нашел епископа Макария (Кармазинова), и вместе они тайно рукоположили во епископы новых архипастырей: Афанасия (Молчановского), Феодора и Сергия (Лубенцова), которые и после тайной архиерейской хиротонии продолжали служить как священники в киевских церквах. Таким образом, Православная Церковь на Украине была обезглавлена: почти всех епархиальных архиереев и большинство викарных лишили возможности управлять своими епархиями: одних отправили в дальние ссылки, других насильственно удерживали в Харькове и Москве.

В Харькове, где позиции обновленцев были более прочными, чем в провинциальных городах Украины, православные приходы ввиду ссылки правящего архиепископа Нафанаила находились под окормлением его викария епископа Сумского Константина (Дьякова). Ведя переговоры с обновленцами, он твердо отстаивал каноническую правду и хранил верность Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Петру.

В Черниговской епархии на страже Православия стоял тоже викарный епископ Дамаскин (Цедрик), занимавший Глуховскую кафедру. Все время он находился в разъездах по епархии, служил и в городских соборах, и в сельских приходских церквах; и везде, проповедуя, призывал хранить верность Богу и Церкви. Служил он всегда в переполненных храмах.

Однажды во время богослужения с ним случился сердечный припадок, святитель едва устоял на ногах, но не прервал Литургии, а на следующий день опять литургисал и говорил проповедь. Скоро его вновь арестовали и через Харьков переправили этапом в Москву, в Бутырскую тюрьму.

Однако до своего ареста он сумел побывать в Полтаве и там вместе с местным правящим архиереем архиепископом Григорием (Лисовским) рукоположить во епископа Прилукского отца Василия (Зеленцова), осужденного ранее на смертную казнь за верность Патриарху Тихону и только что вернувшегося после помилования в Полтаву. При наречении во епископа он произнес надолго запомнившееся всем слушавшим его слово, в котором поклялся в верности Церкви, если понадобится, то и до крови. После хиротонии епископ Василий остался в Полтаве. Служил в Троицкой церкви. В проповедях обличал безбожие, давал уничтожающую отповедь обновленцам, самосвятам и новому расколу Феофила Булдовского, свившему гнездо в Лубнах. Паству владыка призывал не идти ни на какие компромиссы с врагами Христовыми, «не бояться пыток и смерти, ибо страдания за Спасителя — высшая радость и высшее счастье». Долго проповедовать ему не дали. Своим бесстрашием и ревностью епископ Василий обрекал себя на неминуемый арест и тюремные узы. Но ГПУ не решалось арестовывать его в Полтаве, где он пользовался особой любовью народа. Поэтому владыку сперва вызвали в Харьков, и только там в канун Успения Божией Матери арестовали и отправили в Соловецкий концлагерь.

1 октября обновленцы открыли в Москве, в третьем Доме советов, свое очередное сборище, которое они назвали «Третьим поместным собором на территории СССР». В сборище участвовали 106 раскольников, именовавших себя архиереями, более 100 лжеклириков и более 100 мирян. Участвовал в деяниях лжесобора и представитель Константинопольского Патриарха архимандрит Василий (Димопуло). Деяния эти продолжались до 10 октября.

В программе разбойничьего собора стояли следующие темы: о мире в Церкви, о церковном благоустроении, об участии Русской Церкви во Вселенском Соборе, о выборе высшего органа церковного управления.

Что касается мира в Церкви, то после издания Послания Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра предводители раскола утратили надежду на поглощение Православной Церкви и никакого мира поэтому больше не желали. О мире они толковали только ради того, чтобы успокоить совесть тех из своих пасомых, кто примкнул к ним страха ради, а в душе оставался с православными убеждениями. 12 делегатов собора подали заявление, в котором просили направить делегацию к митрополиту Крутицкому Петру с предложением мира. Но предводитель обновленчества А. Введенский уже во вступительном докладе приготовил для своей аудитории столь зловещую провокацию, что вопрос о мире с тихоновцами должен был отпасть в ходе соборных заседаний.

Введенский огласил письмо некоего Н. Соловья на имя обновленческого синода.

«Мое преступление перед священным синодом, — говорилось в этом письме, — заключается в следующем: 12 мая 1924 года, за четыре дня до моего отъезда за границу, я имел двухчасовое совещание с Патриархом Тихоном и Петром Крутицким. Патриарх Тихон дал мне собственноручно написанное письмо следующего содержания:

1) Что я принят и возведен в сан архиепископа. 2) Что Святая Церковь не может благословить великого князя Николая Николаевича, раз есть законный и прямой Наследник Престола, Великий Князь Кирилл.

Распоряжение это он сделал на первом листе моего «Чиновника», который был подклеен к переплету и заклеен другими двумя листами. Листы эти были для этой цели вклеены в «Чиновник» как с передней, так и с задней стороны».

Соловей по предложению лжемитрополита Евдокима был послан в Уругвай, в Монтевидео, с титулом епископа Южной Америки. Кандидатуру его одобрил Тучков. Оказавшись за границей, обновленческий архиерей уже через два месяца выступил с заявлением, которое можно было расценить как выражение раскаяния в грехе раскола и намерения возвратиться в Православную Церковь. А еще через год последовало письмо провокатора обновленческому синоду с клеветой на покойного Патриарха и доносом на митрополита Петра.

Огласив письмо своего достойного собрата, Введенский сострил: «Оказывается, что тихоновский корабль плавает в международных водах; и трудно сказать, где главные капитаны — за рубежом или на Крутицах». Письмо Соловья перепугало умеренных тихоновцев, участвовавших в деяниях обновленческого собора. В результате Введенский смог заявить: «Мира с тихоновцами не будет; верхушка тихоновщины является контрреволюционной опухолью в Церкви. Чтобы спасти Церковь от политики, необходима хирургическая операция. Только тогда может наступить мир в Церкви. С верхушкой тихоновщины обновленчеству не по пути!»

А в резолюции, составленной под диктовку все того же Введенского, о мире в Церкви говорилось так: «Собор констатирует непрекращающуюся связь тихоновщины с монархистами, грозящую Церкви грозными последствиями, и отказывается от мира с верхушкой тихоновщины». И, торопя гражданские власти скорее разрушить Патриаршее Управление, требуя от ГПУ как можно скорее уничтожить митрополита Петра, обновленцы публикуют такую характеристику Первоиерарха Русской Православной Церкви: «заматерелый бюрократ саблеровского издания, который не забыл старых методов церковного управления. Он опирается на людей, органически связанных со старым строем, недовольных революцией: бывших домовладельцев и купцов, думающих еще посчитаться с современной властью».

Что же касается подготовки к Вселенскому Собору, которую столь неблаговременно затеяли в Константинопольском Патриархате, то каноническая Русская Церковь, самая многочисленная из Поместных Православных Церквей, претерпевала жестокие гонения и истекала кровью, так что участвовать в деяниях предполагаемого Вселенского Собора она не могла. Поэтому участвовать в этом Вселенском Соборе собирались обновленцы. Но Господь не судил тогда состояться Собору, хотя обновленцы и включились вовсю в его подготовку, надеясь на этом Соборе заразить обновленчеством Вселенское Православие.

Лжесобор признал автокефалию Украинской Церкви, самочинно провозглашенную украинскими обновленцами. На последнем заседании избран был многочисленный синод из 35 церковных деятелей. Среди них оказались и бывший председатель обновленческого синода лжемитрополит Евдоким и так называемый «митрополит всея Сибири» Петр (Блинов), и глава Украинской обновленческой церкви лжемитрополит Пимен (Пегов). Но в Синод вошли также и лица, архиереями себя не именовавшие, священники и миряне. Внутри этого сонмища выделено было еще и его ядро: президиум синода из председателя и четырех членов: лжемитрополита московского Серафима (Руженцева), Введенского, именовавшего себя «митрополитом-благовестником», протопресвитера Красоткина и профессора Зарина. Председателем синода и его президиума остался лжемитрополит Вениамин (Муратовский), но он был только фигурой для вывески, для прикрытия подлинного главаря обновленчества — Введенского.

Обновленческий лжесобор, задуманный для низвержения Патриаршего Престола, явно торопил ГПУ принимать меры против митрополита Петра. Тем не менее Тучков, зная, на каком зыбком песке строят свои планы обновленцы, не терял надежды использовать в своих интересах и законного Первоиерарха Православной Церкви, чадами которой оставалось тогда еще большинство русских людей.

В начале ноября начались интенсивные переговоры митрополита Петра с Тучковым об урегулировании положения Православной Церкви в Советском государстве. Речь шла на переговорах о легализации Церкви, о регистрации Высшего Церковного Управления и епархиальных управлений, существование которых считалось нелегальным.

В качестве условия легализации Тучков требовал издания новой Декларации с призывом к верующим сотрудничать с советской властью, требовал исключения из числа епархиальных архиереев лиц, неугодных властям. Причем для такого исключения Местоблюститель каждый раз должен был, как этого требовал Тучков, отыскивать церковные мотивировки, не ссылаясь на требование властей. Он требовал также осудить заграничных епископов и в дальнейшем поддерживать тесный контакт с ГПУ в лице Тучкова.

Два последних требования были для митрополита Петра особенно тяжелы. Местоблюститель Патриаршего Престола твердо отстаивал на переговорах независимость Церкви в ее внутренних делах от вмешательства властей. Он заявил Тучкову: «Молчать я могу, но говорить ложь не стану». Тон его в переговорах с Тучковым был прямым и резким. По словам свидетеля, однажды митрополит Петр прервал переговоры словами: «Вы все лжете, ничего не дадите, а только обещаете. А теперь потрудитесь оставить комнату, у нас будет заседание».

Переговоры зашли в тупик. И вот 15 ноября в «Известиях» появляется статья некоего Теляковского с обвинениями и угрозами в адрес Патриаршего Местоблюстителя. В травлю Главы Церкви включается обновленческая печать. «Послание» митрополита Петра расценивается раскольниками как контрреволюционный акт. В признании его Местоблюстителем карловацкой иерархией обновленцы находят доказательство тесных контактов между ним и епископами-беженцами. Митрополита Петра они объявляют ставленником зарубежных монархистов.

Между тем, в действительности, отношение митрополита Петра к архиереям-эмигрантам было столь же критическим, как и отношение к ним Святителя Тихона. Католический аббат Д'Эрбиньи писал о своей беседе на эту тему с близким в ту пору митрополиту Петру епископом Варфоломеем (Ремовым), который пользовался особым доверием Местоблюстителя. «Эти епископы-эмигранты, — сказал владыка Варфоломей иностранному визитеру, — эти митрополиты — истинные виновники несчастья Православия. Когда плоды их старой политики созрели, они продолжали думать только о себе, о своих интересах, о своем тщеславии. Ни слова для спасения Царской фамилии, которую они же сгубили, но состояние честолюбия — для того, чтобы воспользоваться наследием и властью, став сами патриархами. Разочаровавшись избранием набожного Святейшего Патриарха нашего Тихона, они без его благословения оставили свои епархии, уехали за границу, говорили и действовали против его воли, против его повелений, они организовали синод и собирали соборы, несмотря на его запрещение. Патриарх сначала их предупреждал, затем обличал, осуждал, но они ничего не слушали и ничего не поняли. Он умолял их не подвергать неприятности всех православных России, а они думали только о себе, о своих непосредственных успехах, о будущих выгодах...»

И хотя сказано это было с настоятельной просьбой опубликовать все на Западе, хотя в словах этих видно напряженное усилие отмежеваться от эмигрантов и тем оправдаться в глазах гражданских властей, — все-таки едва ли подлинное отношение епископа Варфоломея и, вероятно, единомышленного с ним Местоблюстителя Патриаршего Престола к карловацким епископам было противоположным тому, что было сказано в интервью.

Митрополит Петр помогал многим заключенным и сосланным. Он посылал деньги митрополиту Казанскому Кириллу (Смирнову), архиепископу Никандру (Феноменову), своему предшественнику по Крутицкой кафедре, томившемуся в ссылке в Туркестане, секретарю Патриарха Тихона Петру Гурьеву и другим изгнанникам. Он дал благословение приходским причтам жертвовать в пользу заключенных священнослужителей. Эта сторона в деятельности митрополита Петра вызывала крайнее недовольство гонителей Церкви.

В ГПУ был выработан план устранения его от должности Местоблюстителя и провоцирования нового раскола в Церкви: в основе плана лежала игра на честолюбии группы архиереев во главе с епископом Можайским Борисом (Рукиным). Представители ГПУ в беседах с епископом Борисом предлагали ему образовать инициативную группу и подать от ее имени ходатайство во ВЦИК о легализации Высшего Церковного Управления, одновременно издав обращение к пастве, в котором будет подчеркнуто сочувственное отношение Церкви к политике Советского правительства. После чего, уверяли епископа Бориса, Высшее Церковное Управление, епархиальные управления и православные общины будут легализованы. Епископ Борис согласился с предложением, но заявил, что один он ничего сделать не сможет, и направил представителя ГПУ к Патриаршему Местоблюстителю, рекомендуя митрополиту Петру принять предложение ГПУ. Но Местоблюститель отверг сделку; несмотря на это, епископ Борис не прекратил своих переговоров в ГПУ, одновременно требуя у митрополита Петра созыва Архиерейского Собора, на котором планировал отстранить Предстоятеля Церкви от местоблюстительства.

Епископа Бориса поддерживали напуганные печатной кампанией против митрополита Петра некоторые из пребывавших тогда в Москве архиереев, в частности архиепископ Екатеринбургский Григорий (Яцковский) и епископ Каменецкий Иннокентий (Бусыгин). В беседе с Первоиерархом они выразили ему свою тревогу за судьбу Церкви. Они настойчиво советовали митрополиту Петру собрать совещание епископов, находившихся в Москве, чтобы обсудить состояние церковных дел. Особенно необходимым они считали, чтобы митрополит Петр во что бы то ни стало оправдался в обвинениях, которые возводили на него газеты, и тем самым уберег себя и Русскую Церковь от нового удара.

Митрополит Петр обещал подумать по поводу сделанных ему предложений. Но в самом тоне, с которым обратились к нему эти архиереи, он обнаружил и критику своей линии, и некое недоверие к нему как к Главе Церкви и потому вынужден был заявить, что за судьбу Русской Церкви отвечает он как временный преемник почившего Патриарха. На настойчивые домогательства епископа Бориса митрополит Петр отвечал: «Власти несомненно не допустят никакого свободного собрания православных архиереев, не говоря уже о Поместном Соборе».

Между тем представители ГПУ в переговорах с Местоблюстителем так формулировали свои условия, при выполнении которых они обещали нормализовать юридическое положение Церкви: 1) издание декларации, призывающей верующих к лояльному отношению к советской власти; 2) устранение неугодных власти архиереев; 3) осуждение заграничных епископов и 4) регулярный контакт с правительством в лице представителя ГПУ

Митрополит Петр решил составить декларацию, адресованную Советскому правительству, в которой он собирался показать, какими он видит отношения Церкви с государством в сложившихся обстоятельствах. По черновому проекту Местоблюстителя текст декларации написал епископ Иоасаф (Удалов). Документ не был передан властям, поскольку митрополит Петр счел недостойным для Предстоятеля Церкви передавать его через представителя ГПУ, а хотел для этого встретиться непосредственно с главой правительства.

Проект декларации, адресованной в Совет народных комиссаров СССР, заканчивался такими словами: «Возглавляя в настоящее время после почившего Патриарха Тихона Православную Церковь на территории всего Союза и свидетельствуя снова о политической лояльности со стороны Православной Церкви и ее иерархии, я обращаюсь в Совнарком с просьбой во имя объявленного лозунга о революционной законности сделать категорические распоряжения ко всем исполнительным органам Союза о прекращении административного давления на Православную Церковь и о точном выполнении ими изданных центральными органами власти узаконений, регулирующих религиозную жизнь населения и обеспечивающих всем верующим полную свободу религиозного самоопределения и самоуправления. В целях практического осуществления этого принципа я прошу, не откладывая далее, зарегистрировать повсеместно на территории СССР староцерковные православные общества со всеми вытекающими из этого акта правовыми последствиями и проживающих в Москве архиереев возвратить на места. Вместе с этим беру на себя смелость возбудить ходатайство перед Совнаркомом о смягчении участи административно наказанных духовных лиц. Одни из них — и притом некоторые в преклонном возрасте — не один год томятся в глухих безлюдных местах Печоры и Нарыма со своими застарелыми недугами без всякой медицинской помощи кругом, другие на суровом Соловецком острове исполняют физическую принудительную работу, к которой большинство из них совершенно не приспособлено. Есть лица, амнистированные ЦИКом СССР и после этого вот уже 2 года томящиеся в безводных степях Туркестана, есть лица, отбывшие свой срок ссылки, но все еще не получившие разрешения возвратиться на места служения

Я решаюсь также просить и о более гуманном отношении к духовным лицам, находящимся в тюрьмах и отправляемым в ссылку. Духовенство в подавляющем большинстве изолируется по подозрению в политической неблагонадежности, а потому по справедливости к ним должен был применяться тот же несколько облегченный режим, каковой везде и всюду применяется к политическим заключенным. Между тем в настоящее время наше духовенство содержится вместе с заключенными уголовными преступниками и иногда, регистрируемые как бандиты, вместе с ними в общих партиях отправляются в ссылку.

Выражая в настоящем ходатайстве общие горячие пожелания всей моей многомиллионной паствы, как признанный ее высший духовный руководитель, я имею надежду, что желания нашего православного населения не будут оставлены без внимания высшим правительственным органом всей нашей страны, так как предоставить наиболее многочисленной Православной Церкви права легального свободного существования, какими пользуются другие религиозные объединения, — это значит совершить по отношению к большинству народа только акт справедливости, который со всею признательностью будет принят и глубоко оценен православно-верующим народом».

Этот документ попал в руки властей только после изъятия его при обыске у Местоблюстителя, но умонастроение митрополита Петра было и без того хорошо известно властям. Они вполне понимали, что им не удастся сделать из него послушное орудие в исполнении своих разрушительных для Церкви замыслов. 11 ноября 1925 года Комиссия по проведению декрета об отделении Церкви от государства при ЦК ВКП (б) постановила: «поручить т. Тучкову ускорить проведение наметившегося раскола среди тихоновцев... В целях поддержки группы, стоящей в оппозиции к Петру... поместить в «Известиях» ряд статей, компрометирующих Петра, воспользовавшись для этого материалами недавно закончившегося обновленческого собора. Просмотр статей поручить тт. Стеклову П. И., Красикову П. А. и Тучкову. Им же поручить просмотреть готовящиеся оппозиционной группой декларации против Петра. Одновременно с опубликованием статей поручить ОГПУ начать против Петра следствие».

В конце ноября проведены были массовые аресты священнослужителей, близких митрополиту Петру. Среди арестованных в ноябре и декабре 1925 года были епископы Амвросий (Полянский), Тихон (Шарапов), Николай (Добронравов), Гурий (Степанов), Иоасаф (Удалов), Пахомий (Кедров), Дамаскин (Цедрик), а также бывшие обер-прокуроры Святейшего Синода Владимир Саблер и Александр Самарин.

Местоблюститель видел, что неминуем и близок его арест. Предвидя самые худшие для себя последствия, он 5 и 6 декабря 1925 года составил два документа. В первом из них он писал:

«В случае Нашей кончины Наши права и обязанности как Патриаршего Местоблюстителя до законного выбора нового Патриарха, представляем временно, согласно воле в Бозе почившего Святейшего Патриарха Тихона, Высокопреосвященнейшим митрополитам Казанскому Кириллу и Ярославскому Агафангелу. В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам тому и другому митрополиту вступить в отправление означенных прав и обязанностей, таковые передать Высокопреосвященнейшему митрополиту Новгородскому Арсению. Если же и сему митрополиту не представится возможным осуществить это, то права и обязанности Патриаршего Местоблюстителя переходят к Высокопреосвященнейшему митрополиту Нижегородскому Сергию.

Патриарший Местоблюститель, митрополит Крутицкий смиренный Петр».

Иными словами, своими преемниками митрополит Петр в этом документе назвал тех архипастырей, имена которых значились в завещании Патриарха Тихона, а также одного из трех кандидатов на Патриарший Престол по избранию Поместного Собора 1917—1918 годов — первый кандидат митрополит Антоний находился в эмиграции, и архиерея, который пользовался особенно высоким авторитетом в Церкви и которому вполне доверял Местоблюститель, — митрополита Сергия.

На следующий день, 6 декабря, митрополит Петр составил распоряжение о временных заместителях Местоблюстителя на случай своего ареста: «В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам отправлять мне обязанности Патриаршего Местоблюстителя временно поручаю исполнение таковых обязанностей Высокопреосвященнейшему Сергию (Страгородскому), митрополиту Нижегородскому. Если же сему митрополиту не представится возможности осуществить это, то во временное исполнение обязанностей Патриаршего Местоблюстителя вступит Высокопреосвященнейший Михаил (Ермаков), экзарх Украины, или Высокопреосвященнейший Иосиф (Петровых), архиепископ Ростовский, если митрополит Михаил (Ермаков) лишен будет возможности выполнять это мое распоряжение.

Возношение за богослужениями моего имени как Патриаршего Местоблюстителя остается обязательным. Временное управление Московской епархией поручаю совету преосвященных Московских викариев, а именно: под председательством епископа Дмитровского Серафима (Звездинского) епископу Серпуховскому Алексию (Готовцеву), епископу Клинскому Гавриилу (Красновскому) и епископу Бронницкому Иоанну (Васильевскому).

Патриарший Местоблюститель, митрополит Крутицкий смиренный Петр (Полянский)».

Конечно, единоличное распоряжение Патриаршим Престолом, назначение по завещанию — дело в церковной истории в прежние времена небывалое и никакими канонами не предусмотренное. Но в тех неслыханных, фантастических условиях, в которых жила тогда Русская Церковь, при совершенной невозможности созвать представительный Собор, Местоблюстительство и заместительство по завещанию оставались единственным средством для сохранения Патриаршего Престола и Высшей Церковной власти. И большая часть епископата, духовенства и верующих понимала это и признавала Первоиерархом или его Заместителем того, на кого этот тяжкий жребий падал по воле Первоиерарха.

10 декабря 1925 года, после длительного обыска на дому, митрополит Петр был арестован и помещен в тюрьму ГПУ на Лубянке. Оттуда его через три недели перевели в Бутырскую тюрьму, посадили в камеру, где кроме него находилось 30 человек: в основном воры, бандиты, убийцы. И престарелый святитель томился в ней в смраде, в грязи, каждую минуту слушая кощунственные выкрики, ругань, злорадные оскорбления. Потом узника снова перевели в тюрьму на Лубянке, в одиночную камеру.

В эти же дни массовые аресты среди духовенства прокатились и по Питеру. Схватили Управляющего епархией епископа Венедикта (Плотникова), вместе с ним — епископов Сестрорецкого Николая (Клементьева), Шлиссельбургского Григория (Лебедева) и Ладожского Иннокентия (Тихонова), многих священников и мирян.

Арестом Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра и целого сонма архипастырей и пастырей по Православной Церкви наносился жестокий удар. Врагам Христовым казалось тогда, что, лишившись своего Верховного архипастыря, Церковь будет расколота и добита.