ВЗРЫВ В ЛЕОНТЬЕВСКОМ ПЕРЕУЛКЕ. 12 часть

МЯТЕЖ ЛЕВЫХ ЭСЕРОВ.

(По материалам Красной Книги ВЧК).

6 июля 1918 г. Москва была потрясена новым взрывом стрельбы из пушек и пулеметов. В этот день был съезд советов, и в Большом Театре шли перма­нентные заседания, шли споры о крестьянской поли­тике между большевистским правительством и «оп­позицией», в которую ударились левые эсеры. Не­ожиданно этот спор был вынесен на улицу, и первым толчком к нему прозвучали взрывы бомбы и револь­верные выстрелы, раздавшиеся в Денежном пере­улке в здании германского посольства. В этот день левый эсер Яков Блюмкин застрелил германского посла графа Мирбаха.

Блюмкин вместе с своим приятелем Андреевым явились в германское посольство с мандатом от Все­российской Чрезвычайной Комиссии. Оба они слу­жили в Чеке. Андреев был фотографом. Блюмкин был приглашен по рекомендации левых эсеров для организации контрразведки по шпионажу, - как показал впоследствии Феликс Дзержинский. Специ­альностью Блюмкина в ВЧК, как видно из показаний другого видного чекиста Лациса, было заведование отделением «по наблюдению и охране посольства и

за возможной преступной деятельностью посоль­ства». Им было нетрудно получить доступ в герман­ское посольство, - тем более, что товарищем пред­седателя ВЧК состоял левый эсер Александрович, у которого хранилась большая печать ВЧК.

Основания, давшие формальный повод предста­вителям ВЧК явиться в германское посольство и до­биваться аудиенции у самого посла, представляются весьма неясными. Более того, они покрыты мраком таинственности. В это время в тюрьме ВЧК сидел некий граф Роберт Мирбах. По какому делу сидел он в. тюрьме, так и осталось неизвестным. Лацис по­казал впоследствии, что «дело Мирбаха возникло в связи с самоубийством Ландстрем», - но о Ландстрем нигде более нет ни полслова. Зато в Красной Книге ВЧК красуется фотографический снимок весь­ма колоритного заявления, в котором значится сле­дующее: «Добровольно по своему желанию обязу­юсь доставить Чеке секретные сведения о Германии и германском посольстве в России». За этим заяв­лением следует подпись на немецком языке графа Роберта Мирбаха, при чем эта подпись неграмотна и не им сделана...

Что преследовала ВЧК, затевая дело этого Мир­баха, - конечно, неясно. Быть может, она имела в виду скомпрометировать самого посла при помо­щи своего секретного сотрудника, - оказавшегося родственником или в лучшем случае его однофа­мильцем? Ясно одно, что дело этого графа, сидев­шего в Чеке, шло по ведомству Блюмкина, относи­лось непосредственно к шпионажу вокруг герман­ского посольства и давало полную возможность Блюмкину с его товарищем явиться к послу графу Мирбаху с советским мандатом, проникнуть в его апартаменты и совершить задуманный террори­стический акт 6 июля.

Было 3 часа дня, когда в посольство в Денежном переулке явились посланцы правительства и Чеки. Их встретили и приняли советники посольства лейтенант

Леонгардт Мюллер и д-р Рицлер, — но представи­тели ВЧК настаивали на выходе посла. Когда граф Мирбах вышел к ним, между ними произошел сле­дующий короткий разговор:

Блюмкин: Мы явились по делу венгерского офи­цера графа Роберта Мирбаха и полагаем, что для г. посла дело представляет интерес.

Мирбах: Ничего общего я не имею с этим офи­цером, и дело мне чуждо. В чем суть дела?

Блюмкин: Через день это дело будет поставлено на рассмотрение трибунала.

Андреев: По-видимому, г. послу угодно знать меры, которые будут приняты? (Следствие устано­вило, что эти слова являлись условным знаком).

Блюмкин: Это я вам сейчас покажу...

С этими словами Блюмкин выхватил из портфеля револьвер, выстрелил в графа Мирбаха, затем в Рицлера и Мюллера, - но промахнулся. Граф Мирбах выбежал в соседнюю комнату, но получил пулю в за­тылок и упал. В это время раздался взрыв бомбы, окутавший все помещение дымом. Блюмкин и Ан­дреев выскочили в окно, сели в ожидавший их с за­веденным мотором автомобиль и ускакали.

Убийство Мирбаха должно было явиться толчком к восстанию левых эсеров, к разрыву их с больше­вистским правительством. 24 июня, как показала руководительница партии левых эсеров, Мария Спи­ридонова, - Центр. Комитет решил совершить тер­рористический акт против германских империали­стов. Совершение акта возложено было на тройку, - фактически же она одна все организовала, при­урочив самый акт к моменту съезда советов... Одно­временно с убийством Мирбаха и начался мятеж ле­вых эсеров в Москве, захвативший большевистские власти тем более врасплох, — что сегодняшние мя-

тежники все время находились в самых глубоких норах всего правительственного механизма и что ими были весьма широко использованы занимаемые ими в правительстве позиции. Так, кроме Александ­ровича и Блюмкина, среди деятелей ВЧК были Гри­горий Закс и Емельянов - от левых эсеров. Основ­ное ядро вооруженных сил ВЧК составлял тогда от­ряд Попова, - также левого эсера, - набравшего своих людей преимущественно из демобилизованных солдат и матросов-черноморцев и сделавшего спе­циальностью своего отряда чрезвычайно важную тогда функцию разоружения банд. Но кроме ВЧК, левые эсеры занимали весьма прочные позиции и в военном аппарате власти. Так, при Московском Об­ластном Военном Комиссариате состоял «штаб отря­да особого назначения Дружины Всероссийской Бо­евой Организации Партии Левых Эсеров». Воору­жение и штаты этого левоэсеровского военного штаба были утверждены правительством в лице ко­мандующего московским округом большевика Муралова. Словом, для подготовки и проведения восста­ния было все налицо.

Каковы же были политические идеи, явившиеся обоснованием восстания левых эсеров? Общеизвест­но, что разногласия между большевиками и левыми эсерами шли в двух направлениях: в вопросах лик­видации войны и в крестьянском вопросе. Левые эсеры к лету 1918 года резко высказывались против большевистской тенденции вносить гражданскую войну в деревню, против ставки на комитеты бедно­ты. Но в центре их внимания стоял вопрос о «пе­редышке», - объявленной Лениным, - о Брест-Ли­товском мире, заключенном 3 марта и ратифициро­ванном съездом советов 16 марта. Как известно, большевики тогда, просчитавшись в наступлении ми­ровой революции, решились на Брест-Литовск, - для того, чтобы выиграть время и при помощи так­тики лавирования получить отсрочку у истории. Против этой теории и тактики компромисса и лави-

рования решительно выступили левые эсеры. В Москве с прибытием германского посла графа Мирбаха стали циркулировать упорные слухи о капиту­ляции большевиков, о сдаче им октябрьской рево­люции на милость германского империализма. Ле­вые эсеры были не последними среди тех, кто так оценивал положение вещей.

Что собственно предлагали левые эсеры, наста­ивая на отказе от Брест-Литовска, - трудно сказать. Желали ли они втянуть Россию в новую войну с Гер­манией? Возможно, что таково было настроение влиятельной группы деятелей партии левых эсеров, но формулировали они свое настроение в менее определенных тонах. Напр., в начале восстания Ц.К. послал в латышские полки извещение, что он «про­извел убийство Мирбаха в целях прекратить в даль­нейшем завоевание трудовой России германским ка­питалом». Эти элементы левых эсеров хотели пре­кратить зависимость большевистского Правительства от победительницы Германии, не предрешая ни ме­тодов дальнейшей борьбы с немцами, ни своего от­ношения к возможным последствиям убийства Мир­баха. Но наряду с этим течением было и другое, ко­торое хотело перенести на московскую почву укра­инские настроения. Левый эсер Черепанов на ми­тинге в отряде Попова заявил: пусть немцы займут Москву, - тогда и левые эсеры и большевики вы­нуждены будут уйти в подполье. Черепанову и близ­ким ему по духу людям хотелось прекратить в корне двусмысленное положение, созданное Брест-Литовским миром, - при котором Ленин живет и дышит милостью Гогенцоллернов. Ему хотелось револю­цию перевести в подполье, в партизанщину, в тер­рор. И, быть может, это настроение доминировало среди активных участников восстания.

Красная Книга ВЧК приводит ряд документов, из которых видно, каковы были собственно мотивы, побудившие левых эсеров разорвать с большевика­ми и открыто против них восстать. Трудно сказать, что в этих документах действительно отражает фак­ты и продиктованные ими мнения левых эсеров, что в них служит целям демагогии и агитации и что в ко­нечном счете является фальсификатом историков ВЧК, - ибо надо думать, что чекисты кой-какие де­тали в своем изложении причесывают на чекистский манер. Однако, перейдем к документам и дадим идейную канву восстания левых эсеров.

Документы общего характера партии левых эс­еров остаются в пределах таких утверждений: «Со­ветская власть оказалась совершенно беспомощной перед шайкой Мирбаха». - «Лидеры большевист­ской партии, подпав под влияние германских капи­талистов, продолжают свою преступную по отноше­нию к трудящимся России политику». - «Властвую­щая часть большевиков... исполняет приказы гер­манских палачей». Или, как гласит воззвание фрак­ции левых эсеров и сочувствующих на съезде сове­тов: - «Трудовое крестьянство и рабочие! Ваше правительство запуталось в сетях международных империалистов». Все эти обвинения по адресу боль­шевиков отразили в более или менее резкой форме недовольство левых эсеров брест-литовской поли­тикой советской власти.

Для того, чтобы придать этим обвинениям кон­кретный характер, облечь их в плоть и кровь, сде­лать их доступными для масс и заразить эти массы своего рода национал-революционным возмуще­нием, - для этого левые эсеры выпустили ряд дру­гих воззваний и документов, отрывки из которых Красная Книга приводит в изобилии. Так, на пер­вом месте находятся сообщения об агрессивной ра­боте германского посольства. «Ц.К. партии левых

эсеров, - гласит один из документов, - имеет в своем распоряжении данные, что граф Мирбах пы­тался вооружить в Москве и провинции контрреволюционные элементы и сосредоточил в Москве и Московском округе склады оружия, которым хотел вооружить военнопленных и белогвардейцев; далее, граф Мирбах «пытался провести своих шпионов в со­ветские учреждения (в частности в ВЧК). В распо­ряжение Мирбаха был прислан из Германии извест­ный русский провокатор Азеф для организации шпионажа»...

Большевики в этих левоэсеровских документах, приводимых Красной Книгой, выступают в качестве откровенных и сознательных пособников германско­го посольства, в роли «шайки Мирбаха». - Так, ле­вые эсеры сообщают, что по приказанию Мирбаха большевики вооружают германских военнопленных во всей Московской области. «Вооружение проис­ходит в Кремле по приказанию Ленина большевиком Бела Куном». - «По предписанию Ленина и Троц­кого в Москву стягиваются военные отряды».

Какова же главная ударная задача всех этих во­енных приготовлений Мирбаха вкупе и влюбе с его покорными исполнителями - большевиками? По мне­нию авторов приведенных документов, - вооруже­ние военнопленных, стягивание отрядов к Москве, призыв немецких шпионов - вплоть до Азефа - на помощь, лихорадочная работа Ленина, Троцкого, Бела Куна, оказавшихся пешками в руках графа Мирбаха, - все это преследует одну задачу: распра­ву с левыми эсерами. Так, в ряде документов то и дело попадаются такого рода утверждения: «Немец­кие шпионы и провокаторы, которые наводнили Мо­скву и частью вооружены, требуют смерти левых эс­еров». - Военные отряды стягиваются Лениным и Троцким в Москву для того, чтобы «расстрелять всех левых эсеров». - «Против нас вооружаются герман­ские военнопленные». Один из левых эсеров, пред­ставших перед большевистским судом, Саблин, в

своем показании заявил, что на допросах военно­пленных из части, сформированной Бела Куном, бы­ло установлено, что им сказали про левых эсеров, что это такие люди, которые хотят убить всех австро-германцев, начиная с Мирбаха... Таким обра­зом, при таком понимании целей большевиков и гер­манцев, разрыв левых эсеров с большевиками ста­новился понятным и оправданным. Восстание левых эсеров получало свое объяснение и санкцию в гла­зах масс. Подсказывалась мысль о том, что левые эсеры вынуждены действовать против большевиков в состоянии самозащиты.

Прежде чем перейти к ходу самого дела мятежа и ликвидации его, мы хотим установить, что точно так же, как были неясны для левых эсеров полити­ческие идеи организованного ими восстания, - так же были неясны и непосредственные цели, постав­ленные себе восставшими. Стремились ли они сверг­нуть советскую власть? Хотели ли они захватить власть в свои руки? Или ограничивали себя зада­чей - оказать давление на большевиков, прижать их к стене и заставить изменить свою внешнюю, свою крестьянскую .политику? В материалах по этому по­воду мы встречаем пестрые, противоречивые указа­ния. В цитированном нами письме к латышским пол­кам Ц.К. партии категорически заявляет, что «ни к какому захвату власти он не стремится». В другом документе Ц.К. с такой же решительностью объяв­ляется, что «всякие попытки, направленные к низвер­жению советской власти, будут беспощадным обра­зом подавляться». Любопытно, что когда левым эсерам удалось арестовать некоторых видных боль­шевиков, - они стыдливо сообщали об этом своей пастве: «временно задержан» Дзержинский, Лацис. Наряду с этим интересно отметить, что в при­казе члена Ц.К. союза почтово-телеграфных чинов­ников левого эсера Лихобадина, изданном в первый день восстания, отдается распоряжение задерживать всякие депеши (в том числе депеши за подписью

Ленина, Троцкого и Свердлова), «признавая их вредными для советской власти вообще и правящей в на­стоящее время партии левых эсеров». Быть может, эта фраза о «правящей партии левых эсеров» была опиской увлекшегося эсера, - а, возможно, что тут сказалась логика восстания и борьбы. Раз борьба началась и пошла всерьез, - то вопрос о захвате власти получил более определенную и радикальную постановку.

Как было уже выше указано, восстание левых эс­еров развивалось почти исключительно среди крас­ноармейцев и матросов, служивших в Чеке. Отряд Попова, сосредоточенный в Трехсвятском переулке, был в центре событий. Руководители партии пре­имущественно также были при отряде Попова. По­мимо отряда Попова, восстание выразилось в захва­те Прошьяном телеграфа, - да в посылке неболь­ших военных отрядов в провинцию (Витебск и другие места), использовав при этом свое легальное по­ложение при Московском Областном Комиссариате.

Что представлял собой отряд Попова, пытается осветить в своих показаниях Дзержинский. Эти де­мобилизованные солдаты и матросы, по его словам, очень напоминали по своему быту и нравам тех са­мых бандитов, которых им во имя революции пола­галось разоружать. Дзержинский бросает тень на от­ряд Попова, подчеркивая факты попоек, злоупот­реблений, интендантских хищений, которых там бы­ло немало. Вообще о левых эсерах, причастных к Чеке, Дзержинский рассказывает мало лестного. Так, на Блюмкина, - говорит он, - были жалобы, и рас­следование их было поручено Александровичу. К характеристике же Александровича Дзержинский приводит факт, весьма ярко рисующий нравы боль­шевистской Чеки: Александрович, отобрав у аресто-

ванного 544 тыс. рублей, передал их Ц.К-у левых эсеров.

Силы отряда Попова, по подсчетам большевист­ских военачальников, составляли: 6-8 орудий (одно из них направлено было на Кремль), 4 броневика, кавалерийский отряд в 80 человек, стрелков до 1800 штыков, 48 пулеметов, большое количество ручных бомб и других взрывчатых веществ. С этими сила­ми левым эсерам удалось в значительной мере вне­сти смуту в правительственный аппарат, вызвать ра­стерянность и нервность в Кремле, арестовать Дзер­жинского, Лациса, Смидовича и дня два-три держать в трепете большевистскую власть. Интересно здесь же отметить момент, проливающий на политические виды и цели восставших левых эсеров некоторый свет. Повернувшись спиной к большевикам, они ни на одну минуту не подумали о сближении с демократическими и социалистическими группами в стране, ко­торых большевистский режим жестоко преследовал. Напротив, в первых своих документах, перечисляя врагов советской власти и «правящей партии левых эсеров», они наряду с белогвардейцами, кадетами, немецкими провокаторами, упоминают «контрреволюционные партии правых эсеров и социал-демократов-меньшевиков», - попытки которых будут бес­пощадным образом подавляться. Нелишний штрих к характеристике взглядов лево-эсеровской партии!

То, что большевики были захвачены врасплох, засвидетельствовано их собственными признаниями. В докладе, представленном в Совнарком большеви­ками Мураловым и Подвойским, которым было по­ручено ликвидировать выступление левых эсеров, черным по белому рисуется неподготовленность, ра­стерянность и нервность властей. В этом официаль­ном большевистском документе эти военачальники указывают, что «военное управление еще не организовано, командование находится в неподготовлен­ных руках, слаба дисциплина» и пр. Их операциям мешала «нервность из Кремля», которая нервировала

их и «иногда выбивала из планомерной работы». Не следует упускать из виду тот факт, что левые эсеры выбрали для своего выступления момент, когда Мо­сква была почти обезоружена. Подавление мятежа затруднялось, как сообщают Муратов и Подвойский, тем, что в это время имела место «отсылка войск в Ярославль для подавления мятежа, в Тамбов - для той же цели и в большом числе - на чехословацкий фронт». Как было не нервничать при таких обсто­ятельствах кремлевским властителям? Тем более, что левые эсеры были до того сотоварищами во вла­сти, почти все знали и были посвящены во многие секреты.

Однако, большевики не были бы большевиками, если бы обнаружили дряблость и стали долго нерв­ничать. Нет, они быстро спохватились - и прежде всего стали арестовывать всех левых эсеров, каких только могли арестовать, - и не стыдливо «времен­но задерживать», а всерьез и надолго. И прежде всего они на самом съезде советов подвергли аресту всех членов фракции левых эсеров и сочувствую­щих, в которой числилось до 450 человек. Но на этом карающая рука большевиков не остановилась. Убийца Мирбаха Блюмкин скрылся, - с ним расправ­ляться не пришлось. Но уже на следующий день, 7 июля, ВЧК вынесла целый ряд смертных пригово­ров, тогда же утвержденных ВЦИК советов и приве­денных в исполнение. Расстрелян был Александро­вич из видных левых эсеров, занимавший пост заме­стителя Дзержинского в ВЧК. Остальные расстре­лянные, список которых, - вероятно, довольно не­полный, - приведен в Красной Книге, - являются безымянными участниками восстания: Филонов, Ка­банов, Пинсин, Капрюк, Кудин, Загорин, Лопухин, Немцов, Жаров, Воробьев, Юшманов. Надо пола­гать, что в дни, когда большевистские войска, увели-

чиваясь в силе и вооружении, стали наносить удар за ударом войскам отряда Попова, и Попов вынуж­ден был отступить, а остатки его отряда, бросивши­еся врассыпную бежать из Москвы, были схвачены и доставлены на расправу к большевикам, - вот тут-то заработали в ВЧК заплечных дел мастера. Левым эсерам, а больше всего увлеченным ими солдатам и матросам, пришлось на собственном опыте познать прелесть того режима, который они с таким усерди­ем помогали строить.

Наряду с практикой расстрелов большевики соч­ли нужным прибегнуть к комедии суда. Еще 7 июля была образована Особая Следственная Комиссия в составе Стучки, Кингиссепа и Шейнкмана при следо­вателе Розмирович, которая постановила подверг­нуть задержанию всех членов Ц.К. партии левых эс­еров. Аресту подлежали в первую очередь Каре­лин, Камков-Кац, Черепанов, Голубовский, Саблин, Трутовский, Прошьян, Магеровский и Фишман. Но когда 27 ноября 1918 года состоялся суд под пред­седательством Карклина и при Томском, в качестве члена суда, - на скамье подсудимых оказались только двое: Мария Спиридонова и Саблин. Все остальные скрылись, а Прошьян был убит еще во время восстания. Спиридонова заявила, что не при­знает суда одной партии над другой, что спор левых эсеров и большевиков может разрешить только III-й Интернационал, - и вместе с Саблиным поки­нула зал заседания суда. Дело слушалось без обви­няемых, и приговор был вынесен заочно. Он гла­сил: Попова - расстрелять, всех скрывшихся руко­водителей левых эсеров - на 3 года заключить в тюрьму, Спиридонову и Саблина, во внимание к их революционным заслугам, - на 1 год в тюрьму.

Красная Книга ВЧК считает нужным сообщить, что через год Спиридонова и Саблин были «амни­стированы» и освобождены из тюрьмы, - но она тщательно умалчивает о судьбе остальных участни­ков этого революционного эпизода. Между тем их

судьба ясно рассказывает, как жестоко расплатилась большевистская власть со своими вчерашними това­рищами. Спиридонова, Камков, Трутовский и др. до сих пор уже около 6-7 лет отбывают тюрьму и ссылку и не видать конца их страданиям и мытар­ствам. Вся партия левых эсеров загнана в глубо­кое подполье, и все ее рядовые члены почти не по­кидают стен тюрьмы. Черепанов, человек радикаль­ных воззрений и близкий к анархистам, был схвачен по делу о взрыве в Леонтьевском переулке в 1919 году и, верно, убит в ВЧК. Попов, военный руково­дитель восстания, одно время всплыл в качестве анархиста, и от имени Махно вел переговоры с большевиками, заключал с ними перемирие. После ликвидации махновского движения Попов был аре­стован Чекой и расстрелян.

А что стало с Блюмкиным, с этим убийцей Мирбаха, давшим «первый толчок лево-эсеровскому вос­станию? С ним дело обстоит благополучно. Он долгое время скрывался, затем в апреле 1919 года явился к Лацису в Киеве с повинной и с объяснени­ем. Лацис отнесся к нему по-товарищески, признал его объяснения удовлетворительными, а ВЦИК со­ветов через месяц, 16 мая 1919 года, амнистировал Блюмкина. И вот в то самое время, когда товари­щей Блюмкина по партии левых эсеров ВЧК про­должает гноить в тюрьмах, - он сам прекрасно устроился в этой самой Чеке. Блюмкин как ни в чем ни бывало вернулся на службу в ВЧК, и - кто знает - быть может, он вновь заведует отделом по контрразведке и шпионажу.

ВЗРЫВ В ЛЕОНТЬЕВСКОМ ПЕРЕУЛКЕ.

(По материалам Красной Книги ВЧК).

Это было 25-го Сентября 1919 г., в самый разгар гражданской войны, красного террора, наступления белых армий, уже владевших всем югом России, и кровавой ликвидации открываемых чекой контррево­люционных заговоров. Фактическая сторона дела, по официальной версии, представляется в таком виде. В Леонтьевском переулке, в доме-особняке, принадлежавшем ранее графине Уваровой, помещал­ся московский комитет коммунистической партии. 25-го сентября там состоялось собрание ответствен­ных партийных работников города Москвы; было 100-120 человек. Собрание, обсуждало вопрос о по­становке агитации и выработке плана занятий в пар­тийных районных школах.

В самый разгар заседания в открытое окно здания была брошена бомба со стороны сада, выходившего на Чернышевский переулок. В результате взрыва было убито 12 человек и ранено 55. Среди убитых оказались рядовые коммунисты, курсанты, рабочие. Только один представлял собой заметную величину - секретарь московского комитета Загорский (Де­нис). Среди раненых, правда, не тяжело, оказались

такие видные коммунисты, как Бухарин (раненый в руку), Ольминский, Павлович, Емельян Ярославский, Мясников (взорвавшийся на аэроплане в 1925 г. на Кавказе). Тяжело ранены были Стеклов, получивший разрыв барабанных перепонок, и Сафаров, б. редак­тор «Ленинградской Правды». Таковы жертвы людь­ми в результате взрыва. Здание же на Леонтьевском переулке было совершенно разрушено, и развалины его в течение долгих лет революции зияли и устра­шали прохожих.

Можно представить себе панику, охватившую коммунистов. Машина ВЧК заработала с удесятерен­ной энергией. Поиски террористов начались усилен­ным темпом. Кто же, действительно, совершил этот террористический акт? Кто произвел взрыв поме­щения московского комитета коммунистов?

По данным, опубликованным ВЧК, бомба броше­на анархистами-подпольщиками. Судя по показа­ниям самих анархистов, эта версия весьма правдопо­добна. Не отрицая своей активной роли в этом деле на Леонтьевском переулке, анархисты считают, одна­ко, нужным протестовать против попытки большевиков смешать их с белогвардейцами и выдать их за бандитов.

Мы вернемся ниже к вопросу о тех идейных мо­тивах, которыми руководствовались анархисты под­полья, когда бросали бомбу в московских коммуни­стов. Отметим только одно, что по их представле­ниям собрание 25-го Сентября имело целью отнюдь не обсуждение вопроса о каких-то там районных школах. Нет, по сведениям анархистов, в порядке дня собрания стоял вовсе другой вопрос: «Большевики собираются сдать Москву Деникину и бежать из Москвы», - и анархисты подполья считают, что нужно помешать - во имя революции - большеви­кам, собравшимся в Леонтьевском переулке, осуще­ствить их «контрреволюционный» план.

Как и многое, что происходит в недрах ВЧК, де­ло о взрыве 25-го сентября представляется темным

и неразгаданным. Не только юридически и полити­чески, но тем более с моральной стороны представ­ляются совершенно неоправданными те репрессии, которыми обрушилась ВЧК на анархистов. Доку­ментальные материалы, приводимые в Красной Кни­ге, никак не могут служить документами. Мы только знаем о целом ряде трагических эпизодов, в которые вылилась жестокая борьба ВЧК с анархистами. Нам сообщают немного фактов, еще меньше имен, и по­чти ничего, что пролило бы свет на жизнь и облик этих почти безымянных людей. Смертная казнь, взрывы бомбы, массовое самоубийство, опять смерт­ная казнь. Вот все содержание материалов, приве­денных в Красной Книге.

К сожалению, при характеристике взглядов и дея­тельности этих пленников советского режима прихо­дится пользоваться данными ВЧК, как мы уже ука­зывали, весьма недобросовестными и тенденциозными. Достаточно сказать, что в материалах ВЧК нет ника­ких календарных дат. Неизвестно, когда произошло то или другое событие. Неизвестно, когда оказали сопротивление анархисты, отстреливавшиеся при по­пытке ареста. Неизвестно, когда именно была взор­вана анархистами дача в Краскове под Москвой, - точно также, как неизвестно, когда МЧК расстреля­ла большую группу анархистов подполья. Отмери­вая скупо слова, лаконично сообщая о соверши­вшемся факте, небрежно и неполно называя имена или даже только клички своих жертв, ВЧК вводит нас в историю целого ряда трагических конфликтов своих с анархистами.

Казимир Ковалевич и Петр Соболев отстрелива­лись при аресте, бросали бомбы и погибли в пере­стрелке. На даче в Краскове взорвались окруженные чекой следующие лица: Яша Глагзон, Вася Азов (Азаров), Митя Хорьков, Захар (Хромой), Таня (Дедикова) и некто по имени Нина. Как сообщает Крас­ная Книга, успел уйти с дачи до взрыва только один анархист, и тот был взят в одной из многочисленных

засад, которые повсюду устраивала тогда чека. Взят и расстрелян. Как заключительный аккорд всей кар­тины ликвидации анархистов, Красная Книга сооб­щает глухо, что МЧК расстреляла 8 человек. Вот их имена: Гречанинов, Цицинер, Барановский, Домбровский, Восходов, Николаев, Исаев, Хлебныйский.

Нет сомнения, что этот список далеко неполон, что еще много и много строптивой анархистской мо­лодежи погибло от руки палача в этот период. До­статочно сказать, что в Красной Книге упоминается еще ряд имен, показания которых приведены, но о судьбе которых чекисты умалчивают. Среди этих имен есть и такие, о которых можно с уверенностью сказать, что ВЧК не выпустила их живыми из своих лап. Так, нет сомнений, что левый эсер Черепанов, которого власти искали еще со времени мятежа ле­вых эсеров в июльские дни 1918 г., был казнен, - но ВЧК об этом не проронила ни слова.

Русский анархизм в бурные годы революции про­являлся весьма разнообразно. Одно время казалось, что наиболее влиятельные круги русских анархистов заключили некий бургфриден с большевиками и го­товы во имя идеалов коммунизма примириться на вре­мя с жестокой, всеобъемлющей, проникающей во все поры жизни регламентацией советской государствен­ности. Но с весны 1918 г., по-видимому, начался от­ход почти всех разновидностей анархизма, началось похмелье, - и роман анархистов с коммунистами оборвался. Только одиночки - легальные анархисты перекочевали в правящий стан. Большинство же вет­вей русского анархизма оказалось на положении оп­позиции, а подчас и в непримиримой борьбе с режи­мом диктатуры и террора.

Трудно сказать, в чем заключалось мировоззре­ние отдельных ветвей русского анархизма, - в том

числе той своеобразной ветви его, которая получила название «анархистов подполья» и сложилась в 19-20 гг. Меньше всего можно судить о взглядах и идеологии «анархистов подполья» по выдержкам из их нелегальной литературы, которые дает Красная Книга. Но несомненно, что известные элементы прав­доподобия тут имеются.

Можно ли то же сказать относительно характери­стики практической деятельности «анархистов подполья», какую дает ВЧК? По этим данным, «анар­хисты подполья» в период, предшествовавший взры­ву в Леонтьевском переулке, совершили ряд экспро­приаций в Москве и в провинции. ВЧК говорит об экспроприации, совершенной в Народном Банке, об экспроприации ссудо-сберегательной кассы в Туле. ВЧК устанавливает связь «анархистов подполья» с левыми эсерами и максималистами, а в экспропри­ации Народного Банка участвовала группа латышей, которая потом уехала с деньгами к себе на родину в Латвию. Верно ли все это? Как верно ли обвинение, выдвинутое ВЧК против «анархистов подполья», рас­стрелянных в 1921 г., что они печатали фальшивые деньги и занимались экспроприациями. Мрачные стены ВЧК скрывают истину от посторонних глаз.

В своих изданиях, отрывки из которых приводит Красная Книга, «анархисты подполья» энергично протестуют против стремления большевиков выдать их за бандитов. В этих изданиях своих «анархисты подполья» выдвигают целую систему социальных и политических взглядов, которые окрашены в сущ­ности в советские цвета, но и в таком виде вступают в резкое противоречие с режимом диктатуры.