Типологический подход к личности автора

И шестно множество работ психологов, психоана-ПИШков, а также психиатров, посвященных психоло­гии художественного творчества как деятельности, ре-1УЛМ.ПОМ которой является создание новых духовных ценностей. В некоторых из них специально рассматри-Нйкмс» вопросы типологии творческих личностей. Мно­гие касаются в этой связи вопросов, связанных с ге-ниилыюстью и различными психопатологиями. Ши­роко известна, в частности, работа «Гениальность и по­метит ел ьство» Ц. Ломброзо.

Иажно отметить, что в некоторых работах в каче-втие предметов исследования или для иллюстрации КйКих-ю типов используются конкретные имена изве-CTHi.ix лиц — писателей, поэтов, художников. В этой fin 111 необходимо сделать следующий комментарий, Ийсиющийся этики научного исследования. Возникаю­щие и тгом случае нюансы и способы этического ре-Ulf ним щепетильных вопросов хорошо выразил извест­ный оючественный психиатр М.И. Буянов, который Мише! «Поэт Пушкин не может быть объектом пси-НИИ фичсского изучения, но человек по фамилии Пуш-MUI может быть таким объектом, независимо от того, Миштлив он или нет, но при условии, разумеется, что ММекнсн основания для психопатологического иссле-

Мтрршуронсдение

Белянин В Психологическое литературоведение

дования» (Буянов, 1989, с. 187). Иными словами, мы счи­таем, что исключительно в целях научного анализа в ряде случаев можно говорить об акцентуациях, пато­логиях, диагнозе творческой личности

Так, еще основатель биосоциологической теории Ц Ломброзо в упомянутом издании приводил много­численные свидетельства медицинского характера о наличии у ряда писателей психических отклонений. Продукты их творчества рассматривались ученым как подтверждения медицинских диагнозов.

Ц. Ломброзо писал: «Отсутствие равномерности (рав­новесия) есть один из признаков гениальной натуры, <и> отличие гениального человека от обыкновенного <...> заключается в утонченной и почти болезненной впечатлительности первого» (Ломброзо, 1892, с. 21). «Ге­ний раздражается всем, что для обыкновенных людей кажется просто булавочными уколами, то при его чув­ствительности уже представляется ему ударом кинжа­ла» (там же, с. 18).

Словно в подтверждение этих мыслей многие дру­гие психиатры приводят немало фактов, свидетельству­ющих о «странном» поведении творческих личностей (Леонгард, 1981; Неплох, 1991; Семке, 1991) и при этом обсуждают вопрос о квалификации этой особой психи­ческой организации всех творческих личностей.

Так, Моро де Тур считал, что «гений — это невроз» (цит. по Гончаренко, 1991, с. 355), а русский психолог П.И. Карпов писал: «. .Все гении <. > суть циклоти-мики, мыслящие по шаблону, свойственному и боль­ным циркулярным психозом» (Карпов, 1926, с. 116).

Сходную основу творчества видит много пишущий на эту тему М.И. Буянов- «Хотя все творческие личности отличаются друг от друга бесконечным множеством раз­ных личностных свойств, у большинства из них имеется одна общая особенность — все они печальны, тревожны, довольно мрачно смотрят на мир. Это свойство многих людей литературы и искусства <...> Среди тех великих писателей, поэтов, живописцев, которые так или иначе попадали в поле зрения психиатра, преобладали люди с печальным взглядом на жизнь <...> Одержимость худож-

Глава 1 Художественный текст как предмет анализа 35

нпки безысходным чувством печали и есть одна из реша­ющих особенностей душевной жизни выдающихся лю­дей из мира искусства и литературы» (Буянов, 1989, с. 236).

Ц. Ломброзо отмечал, что творческая личность «во Исем находит повод к глубокой, бесконечной меланхо­лии» и при этом обладает «способностью перетодко-ВЫнать в дурную сторону каждый поступок окружаю­щих, видеть всюду преследования» (Ломброзо, 1892, с. 24). Иными словами, он видел в писателе как депрессив-ность, так и паранойяльность.

А Моро де Тур (Tours, 1859) настаивал на родстве между вдохновением и маниакальными состояниями. Арнаудов отмечал, что для этих состояний характерны Оысфые и непредвиденные ассоциации и представле­ния, оригинальное воображение, чувствительность, пре-носходящая нормальные размеры (Арнаудов, 1970).

В научных исследованиях обращается внимание на рймичие типов в зависимости от предпочитаемых ими форм или видов творчества. В то же время наблюдения noh.i )ывают, что поэты и художники отличаются прежде lit по экзальтированным темпераментом, писатели тоже «ч, к ю обладают в известной мере порывистой, лабиль­ной психикой» (Леонгард, 1981, с. 339), они склонны к йлкотлизму, а у поэтов чаще встречаются маникаль-НО-депрессивные состояния (Post, 1996).

Такие высказывания свидетельствуют, на наш взгляд, Н§ только о разных подходах к феноменологии психи-ЦФскои жизни (или о возможных терминологических рт хождениях), но и о большом разнообразии внутрен­ней жизни творческих личностей и о необходимости более дифференцированного подхода к ее проявлени-NM и пюрчестве.

Исюрия науки знает немало типологий писателей и дру| их творческих личностей. Для нас наибольший ннгсрес представляют те, которые построены исходя из нриишния важности субъективной стороны творчества. Тик, например, в типологиях Мюллера-Фрейнфельса и А. Морье речь идет преимущественно о том, в какое ви-Af нис мира встраивается любое явление в художествен­ной литературе, чему подчиняется там действительность.

Белянин В Психологическое литературоведение

Типология произведений на основе психологии личности представлена в работе А. Морье «Психология стилей» (Morier, 1959), где типы стилей напрямую свя­зываются с типами личностей. В результате автор вы­деляет восемь типов характеров по их общечеловечес­ким свойствам: 1. слабые; 2. несильные; 3. уравновешен­ные; 4. положительные; 5. сильные; 6. смешанные; 7. утонченные; 8. неполноценные, ущербные. Внутри каж­дого типа А. Морье рассматривал несколько разновид­ностей стилей. Так, например, А. Франс отнесен иссле­дователем к группе уравновешенных характеров («ат­тический стиль»), Стендаль, Ж. Санд и О. Бальзак — к группе ущербных характеров и т.д Г. Флобер попадает в группу уравновешенных характеров («академический стиль») и одновременно в группу положительных ха­рактеров («реалистический прозаический стиль»).

Еще более интересны типологии, предложенные немецким психологом Р. Мюллером-Фрейнфельсом (Мюллер-Фрейнфельс, 1923). Вслед за многими исследо­вателями Мюллер-Фрейнфельс указывал на существо­вание двух типов художников слова — «поэта вопло­щающего» и «поэта выражения». Для писателя первого типа материалом творчества служат переживания, при которых чувственный символ отходит на второй план. Поэт второго типа, по мнению Мюллера-Фрейнфельса, «насквозь пропитан субъективизмом» и никогда не со­здает истинного художественного произведения. Раз­деляя эти типы, он опирался на различие их типов мыслительной деятельности и интеллектуальной жиз­ни. Вместе с тем он видел и другие критерии для деле­ния писателей на типы.

Так, по темпераменту он делил писателей на ста-тиков и динамиков. По критерию «интеллигентность» он различал народных, ученых, наивных, рефлектирую­щих писателей. Еще одним основанием для классифи­кации был «социальный план». По этому основанию он выделял: — «агрессивного» поэта, выражающего ненависть, гнев

и злобу в форме сатиры (Ф. Рабле, Ж.-Б. Мольер,

А. Франс, Г. Ибсен, Б. Шоу);

1 Художественный текст как предмет анализа 37

I

- «симпатического» поэта, испытывающего симпа­тии к человеку и природе и чувство сострадания (Ч Диккенс, Ф. Достоевский, X. Гауптман);

— «жизнерадостного» поэта с осознанным самоутвер­
ждением (древнегреческий поэт Пиндар, поэты ба­
рокко и рококо);

— «депрессивного» поэта с сознанием мировой скор­
би (Ф Шатобриан, Н. Ленау, Дж. Байрон, Г. Гейне).
Анализируя типы художников слова по характеру

чц психики, он отмечал наличие типов поэтов «подав-|*»НН<но» и «повышенного» самочувствия. Предлагал он • 1КЖе различать писателей по характеру преоблада­нии чувств — зрительных, слуховых, обоняния (Мюл-<ф-Ф1>ейнфельс, 1923; Нефедов, 1988)*.

При всем разнообразии предлагаемых терминов у тиснимых выше типологий есть много общего. И преж-i нам о это то, что их создатели исходят из достаточно (снидного положения. Оно состоит в том, что, с одной . шроны, человек способен быть объективным и подчи-шньея гребованиям объекта. С другой стороны, у него преобладать субъективность и желание подчинить обьект. (Причем скорее в мыслях, чем в реальности.)

К. Юнг пишет об этом «на языке психологии» как И диух типах личности — экстравертированном и инт-ринершрованном. «Экстравертированная установка ШЛИмастся покорностью субъекта перед требования­ми обьекта». «Для интровертированной установки ха-рмкгерно утверждение субъекта с его осознанными на-мррениями и целями в противовес притязаниям объек-i.i. (Юнг, 1991, с. 275).

Деление людей на типы по основанию экстравер-i ни/интроверсия принимается психологией практичес-

* Здесь исследователь начала XX века опередил работы, илйиные позднее в парадигме НЛП (нейролингвистичес-• ио программирования), которые, к слову сказать, научны-iM нс являются, поскольку не опираются на собственно на-гпшг исследования Они, однако, получили достаточное рас­пространение в силу своей понятности (по словам А А Бруд-ного, это — поп-психология)

Белянин В. Психологическое литературоведение

ки безоговорочно. При этом, конечно же, отмечается, что человек так или иначе находится между объектив­ностью и субъективностью: он должен подчиниться действительности и подстраивать ее под себя.

Возвращаясь к вышеприведенным типологиям, от­метим, что они попадают в те же два класса:

Предлагаемая нами типология не ограничивается вышеприведенными критериями. Мы полагаем, что вся литература в той или иной степени интровертирована, в каждом литературном тексте есть интерпретация, «подгонка» действительности под представления ав­тора. Вопрос заключается, во-первых, в степени и ха­рактере искажений, во-вторых, в «векторе фантазии».

Следует отметить, что такое углубление в психику автора, на первый взгляд кажущееся бесцеремонным, не является изобретением последнего времени, а ведет свои традиции от биографического метода в литерату­роведении, основателем которого считается француз­ский литератор XIX века Шарль Огюст Сент-Бев.

В своих «Литературных портретах» и критических этюдах Сент-Бев стремился показать особенности твор­чества писателя через его биографию. В известном очер­ке «Пьер Корнель» он так сформулировал идею своего метода: «В области критики и истории литературы нет,

Глава 1 Художественный текст как предмет анализа 39

пожалуй, более занимательного, более приятного и вме-ге с icm более поучительного чтения, чем хорошо на­писанная биография великих людей <...> тщательно "< i пиленные, порою даже несколько многословные, по-• i пования о личности и творениях писателя, цель • чорых — проникнуть в его душу, освоиться с ними, i ч н<1ть его нам с самых разных сторон» (Сент-Бев, | ' (I, с. 47).

Рассматривая в целом биографические описания с психологической точки зрения, Г. Олпорт отмечал, что пни «начались как описания жития святых и как рас-i ИИ1Ы о легендарных подвигах. <...> Однако биография но нес большей степени становится строгой, объектив­ной и даже бессердечной. <...> Биографии все больше нонодят на научные анатомирования, совершаемые ско-1»р i целью понимания, чем для воодушевления и шум­ных нозгласов. Теперь даже есть, — писал он в 1959 го­ну, психологическая и психоаналитическая биогра­фии и даже медицинские и эндокринологические био-фйфии» (Олпорт, 1982, с. 214).

Ныивление общих психологических и психиатри-'Иских закономерностей, проявляющихся в литератур­ном творчестве, представляет определенную трудность и силу того, что у психологов и у психиатров разных школ и стран существуют расхождения в основаниях 1ИПологизации. Кроме того, ученые пользуются разны­ми источниками, анализ которых приводит к противо-(мчиным заключениям.

Интересный и плодотворный подход к творческой 'Жмносги широко представлен в отечественном пери­одическом издании 20-х годов. Он носил длинное на­шим ие¹ «Клинический архив гениальности и одарен­ное i и (эвропатологии), посвященный вопросам пато-Ю1ИИ i сниально-одаренной личности, а также вопро-1'ИМ патологии творчества»*. Он выходил под редакци-нй д-ра Г.В. Сегалина в Свердловске в 1925—1928 гг. II нем развивалась концепция о связи феноменологии

* В дальнейшем при ссылках на это издание будет ис-НМмошмься аббревиатура «КА» — Примеч ред.

Белянин В. Психологическое литературоведение

гениального (одаренного) человека с симптомами пси­хопатического ряда и публиковались работы в отно­шении творческого процесса, в отношении литератур­ных произведений и в отношении личности гения.

Своего рода эпиграфом к публикациям этого из­дания могут служить слова Э. Кречмера: «Душевно здо­ров тот, — говорил он в докладе на тему «Гениальность и вырождение», — кто находится в душевном равнове­сии и хорошо себя чувствует. Такое состояние не есть, однако, состояние, которое двигало бы человека на ве­ликие дела» (см. КА, 1926, с. 3).

В материалах «Клинического архива...» анализ ме­дицинских свидетельств и постановка писателям пси­хопатологического и психиатрического диагноза со­провождались подробным анализом содержательной стороны произведений этих писателей. В целях созда­ния «патографий» известных авторов привлекаются генеалогические данные великих людей (о родителях, братьях и сестрах, среди которых обнаруживается не­мало психически больных родственников). Наряду с этим анализируется подверженность самих творческих лиц психическим заболеваниям.

Например, при рассмотрении творчества Максима Горького делается вывод о том, что во многих расска­зах писатель «заставляет своих героев покушаться на самоубийство или кончать самоубийством», что в це­лом позволяет даже говорить о «литературной суици-домании Горького» (КА, 1926, с. 207). При этом приво­дятся свидетельства относительно нескольких реаль­ных попыток самоубийств у самого М. Горького. Кроме того, отмечается наличие у него острых галлюцинатов.

Аналогичному анализу подвергается творчество Леонида Андреева. «Страх и ужас, страх смерти, страх жизни — основные мотивы Леонидо-Андреевской ме­ланхолии, не оставляющей его никогда и губящей его детство, отрочество и юность», — писал д-р Б.И. Талант в статье «Психопатологический образ Леонида Андре­ева» (КА, 1927, с. 148). Попутно отмечаются наличие ал­коголизма у писателя в юношеские годы, его бесчис­ленные попытки самоубийств и интерес к Шопенгау-

[лава 1. Художественный текст как предмет анализа 41

jpy. Делается вывод о наличии у Л. Андреева тяжелой формы неврастении, сопровождавшейся страхом смер-Ж При этом исследователь связывает это с тяжелой Транмой, которую писатель пережил в 16 лет, бросив­шись на рельсы и испытав страх смерти, находясь под Проехавшим над ним поездом.

Ряд отечественных и зарубежных исследователей Сосредотачиваются на типологии авторов на основа­нии проявлений в их поведении отклонений, свойствен­ных людям, страдающим определенными психически­ми шболеваниями. Интересно, что хотя в научных шко-Дйх разных стран заболевания определяются несколь­ко по-разному, наблюдаются совпадения в диагнозах, Ииюрые ставят одним и тем же авторам отечествен­ные и зарубежные исследователи.

Интересным является утверждение ряда авторов о юм, ч го лица, склонные к творчеству, подвержены эпи-4(fncuu. Во многих публикациях сборника говорится об цффекто-эпилептическом типе гениальности. Так, при-но'иися свидетельства о наличии у Эдгара По аффек-(ииности и раздражительности эпилептического ха-риыера; пишут также об эпилептических припадках у Ф М. Достоевского, Л.Н. Толстого, А. Блока, Г. Флобера, А, Мюссе, Данте, Ч. Диккенса, О. де Бальзака. Говоря о При шаках эпилепсии, Ц. Ломброзо называл Ж.-Б. Мо-Льера, Петрарку, О. де Бальзака, итальянскую поэтессу А Милли, Дж. Свифта, Г. Флобера (Ломброзо, 1892).

'•Эпилепсия Достоевского является общеизвестным фйкюм (Александровский, 1977; Буянов, 1989; Ломброзо, 1892; Неплох, 1990). Некоторые психиатры говорят об эпилеп-гнчсской психопатии, а также шизофрении и ипохонд-пичносж в юношеские годы этого писателя (Буянов, 1989).

Признаки депрессии находят у молдавского поэта М, Элинеску; японского писателя Акутагавы Рюноске; Hf игерского поэта Аттилы Божева, покончившего с со-Йпй и 12 года (там же). Отмечается связь творчества АС, Пушкина с наличием у него «депрессивных при-ц ГУ нон, сопровождавшихся упадком духовных и телес-НЫх сил и затем возбуждением» (КА, 1925, с. 35), то есть Мининкально-депрессивных состояний. У М.Ю. Лермон-

Белянин В Психологическое литературоведение

това на основании анализа его стихотворений и свиде-. тельств близких отмечаются болезненная нервность и меланхолия. Потеря смысла жизни и меланхолия, отра­женная в романе «Герой нашего времени», несомненно находят свою корреляцию и в «психологической инф-растуктуре» личности самого автора (Axelrod, 1993).

Близкое к депрессии состояние ипохондричности — как склонности к озабоченности собственным здоро­вьем — было характерно, по мнению психиатров, и для Н.В. Гоголя. Впрочем, в отношении его психического состояния делаются неоднозначные выводы. В частно­сти, полагали, что у него были расстройства «ассоциа­тивного аппарата и произвольного мышления», и на ос­новании свидетельств современников и медицинских документов делалось заключение о его шизофреничес­кой психике. В то же время приводятся наблюдения пси­хиатра Чижа о циклофрении у этого писателя (КА, 1926).

Много конкретных упоминаний и о маниакально-депрессивном психозе. Так, наличие «острой мании с генерализованным бредом и депрессией» предполага­лось у Ван Гога (Буянов, 1989; Александровский, 1977).

Достаточно часто в работах о творчестве встреча­ются упоминания о шизофрении и шизотимии. Так, Креч-мер, к примеру, ставил диагноз шизофрении норвеж­скому писателю Юхану Стриндбергу, считал Фредери­ка Шиллера шизотимиком, а немецкого поэта Иоганна Гельдерлина шизоидом (Кречмер, 1982). М.И. Буянов находит у И. Гельдерлина шизофрению (Буянов, 1989), К. Ясперс говорил о его аутизме, а К. Леонгард считал его аффективно-экзальтированной личностью (Леонгард, 1981). По мнению же С. Цвейга, у Гельдерлина была неврастеническая меланхолия (Цвейг, 1992).

В.Руднев считает шизотимиками Джойса и Ман­дельштама, характер Маяковского он же описывает как изменяющийся от шизотимического к эпилептоидно-му (Руднев, 1993).

Признаки паранойи К. Леонгард усматривает у Стриндберга, отмечая, что тот в зрелом возрасте стра­дал бредом преследования, и наличие истерии у не­мецкого прозаика Карла Мея, утверждавшего, что он

I лава 1. Художественный текст как предмет анализа 43

Пыл лично знаком с героем своих романов Чингачгу­ком (Леонгард, 1981).

Описывается и неврастения у писателей. Так, И. Б. Га­лин i, описывая суицидоманию — стремление к само­убийству — М. Горького, полагает, что она была вызва-Н и психозом изнурения или истощения. При обсужде­нии его же страсти к бродяжничеству он выводит ее Н* юлько из условий среды писателя, но и из наруше­нии психологического равновесия его личности (КА, 192(>). При этом один из современников, упоминая о влеишвости М. Горького, также пишет, что веселость и юмор, общительность и склонность к широкому укла­ду жизни сохранились в Горьком навсегда (Анненков).

О том, что И. Бунин был «интровертом с сильным ощу­щением своего внутреннего Я», — пишет Д.И. Кирнос, под­тверждая это анализом литературных текстов (Кирнос, 1992).

I) некоторых случаях исследователи не дают вооб­ще никакого точного диагноза, ограничиваясь либо Меыфорами, либо общими словами. Но речь они, по uyui, ведут о психиатрических аспектах личности ав-шр», о душевной болезни.

1ак, о Франце Кафке одним из психиатров гово­ри! си, что он «страдал психическими нарушениями и ofijnuuui болезненным восприятием» (Неплох, 1991, с. 42). |,И Шубин на основании свидетельства А.П. Керн по-ЩШС1, что те качества, которые были характерны для А,С. Пушкина, присущи циклотимическому складу лич-носш (Семке, 1991). Е.И. Каменева также относит этого (Ш'} ш к гапоманиакальным личностям циклоидного скла­де, В го же время известный русский психиатр В.Ф. Чиж НИсш! совсем иное об А.С. Пушкине — его статья носит Ни иишие «Пушкин как идеал психического здоровья».

В последнее время плодотворно в направлении нийлиаа душевной болезни и творчества работает В.Руд-н§и, полагая, что культура в целом основана на психи-ч§ской патологии (Руднев, 1993, 2000, 2005), и чем серьез-Htt' психопатология, тем глубже творчество. В целом № проблема душевной болезни и творчества относит-ця к числу недостаточно разработанных, хотя и приоб-Hiinet черты особого направления.

И

Белянин В Психологическое литературоведение

В целом проблема «гениальности и помешательства» требует очень серьезного рассмотрения. Особого внима­ния заслуживает вопрос о том, благодаря или вопреки (мы вслед за Д.Е. Мелеховым придерживаемся послед­ней точки зрения. — В.Б.) болезни творит гений. По нашему мнению, действительно патологическая личность не способна на творчество. Но любая попытка создать произведение, которое может быть признано обществом, будет «включением» личности в значимую деятельность, попыткой коммуникации. И тем самым попытка впи­саться в духовный процесс может рассматриваться как стремление к душевному выздоровлению (мы придер­живаемся вслед за Воскресенским Б А. идеи разграни­чения творчества как проявления духовности и патоло­гии как болезни душевной. — В.Б.).

Подводя промежуточный итог наблюдениям над психологическими особенностями ряда выдающихся писателей, сделаем одну оговорку: «Патологическим следует считать текст, принадлежащий психически больному человеку, в котором отражаются симптомы психического заболевания данного человека. <...> На­блюдения над речью пациента используются обычно как иллюстративное подтверждение того диагноза, ко­торый уже получен с помощью клинической, психоло­гической, биохимической, инструментальной и других методик. Иными словами, лингвистический анализ ни­когда не предшествует клиническому, но продолжает его, а лингвистическая методика не имеет пока <! — В.Б.> самостоятельной объяснительной диагностичес­кой силы» (Пашковский и др., 1994, с. 51).

Мы ни в коей мере не претендуем на постановку диагноза тому или иному автору и не ставим цели об­суждать точность того или иного диагноза, поставлен­ного тем или иным психотерапевтом или психиатром. Кроме того, думается, что вышеприведенные случаи яв­ляются примерами не столько заболевания, сколь­ко чаще той или иной (паранойяльной, депрессивной и т.п.) акцентуации. Как проявляются эти акцентуа­ции и как их идентифицировать — об этом речь пой­дет ниже.

h. Hi* >'?<-= "4

Глава 1 Художественный текст как предмет анализа 45 Эмоционально-смысловая доминанта

Как уже отмечалось, в современной науке доста-широко распространен такой «субъективный» к произведениям искусства и литературы, при

• >юром считается, что элементы художественного тек-
i отражают определенные особенности психики ав-

•1>и. Соответственно текст интерпретируется как pea-mi шция в словесном творчестве авторского подсозна­нии, Речь тут идет не только о психоанализе, но и о |1нП(пах многих других ученых, прежде всего психоло-м hi ('•) Берн, Д. Раппопорт, Ж. Лакан, Д. Ранкор-Лаферьер). Ьсли частные моменты стиля, жанра, содержания мшологизируются для решения задач лексики (стшш-i шки, лексикографии), литературоведения, семантики, in индивидуальные особенности проявления в тексте Hi в И личности как единого целого изучаются в психо-жмии в нескольких аспектах, с использованием иных Пони i и и. Одним из них оказывается установка.

«Способность художественного творчества имеет в шжоне не какой-либо психический момент, — писал Ц И Узнадзе, — а какую-то целостную личностную осо-6tl< кость. <...> Действительность <...> воздействует на Личность и вызывает в ней определенную личностную (ИМкцию — определенную установку, которая ложится

• tit попу последующей деятельности человека» (Узнад-
#,1'М(),с.484).

И свою очередь, М М. Бахтин писал, что «в жизни «Нити реакции. — В.Б.> носят разрозненный характер,

• , • и н художественном <...> произведении в основе
(Мнкции автора на отдельные проявления героя лежит
единая реакция на целое героя, и все отдельные его
ироишюния имеют значение для характеристики этого
целою как моменты его» (Бахтин, 1979, с. 7—8).

Важным понятием для анализа текста является cfNiMb — устойчивая общность образной системы, 1'|Илсги выразительности, характеризующая своеобра-жг пюрчества писателя. Однако автор не столько вы-лцркет с гиль, сколько стремится проявить себя и свое ниление мира в стиле, который он создает. Нам пред-

Белянин В Психологическое литературоведение

ставляется, что стилевые средства, отбираемые авто­ром из громадного разнообразия изобразительных средств, также являются проявлением более общих пси­хологических (когнитивных и эмоциональных) пред­почтений писателя как личности.

Еще одним понятием, которым оперируют при изу­чении художественного текста в интересующем нас пла­не, является модальность. Так, И.Р. Гальперин, вводя по­нятие «текстовая модальность», пишет о том, что она «выявляется тогда, когда читатель в состоянии соста­вить себе представление о каком-то тематическом поле, то есть о группе эпитетов, сравнений, описательных обо­ротов, косвенных характеристик, объединенных одной доминантой <выделено мной. — В.Б.У и разбросанных по всему тексту или по его законченной части» (Гальпе­рин, 1981, с. 118). В качестве примера такого тематическо­го поля И.Р. Гальперин приводит эпитеты из поэмы «Ворон» Э. По (dreary— мрачный,bleak— хмурый, sad — печальный, uncertain — неясный, fantastic — фантастиче­ский, ominous — зловещий, unmerciful — безжалостный, melancholy — унылый, evil — порочный, desolate — безлюд­ный), создающие атмосферу, которой поэт окружает фак­ты и эпизоды содержательно-фактуальной информации (стук в дверь, появление ворона, обращение к ночному гостю, воспоминания, мечты и т.п.).

«Задача <...> текстолога, — пишет в этой связи ис­следователь, — показать, систематизировать и обобщить эти "отголоски", а это значит, что он должен найти их в развернутом повествовании, проанализировать в линг­вистическом аспекте и обобщить. Субъективно-оценоч­ная модальность, — полагает он, — не проявляется в одноразовом употреблении какого-либо средства. Эпи­теты, сравнения, определения, детали группируются, об­разуя магнитное поле, к которому приковано внимание читателя, поля, в котором энергией текста эти детали обретают синонимичные значения» (там же, с. 119).

В этом утверждении важно обратить внимание на ряд моментов. Во-первых, используемые автором эпи­теты действительно обретают синонимическое значе­ние в контексте всего его произведения. Если в отно-

/ Художественный текст как предмет анализа 47

ти нейтрального по стилистике текста при его 'I иисшческом анализе можно говорить о функцио-. мо-рсчевой синонимии (Белянин, 1982), то в отно-«ии художественного текста правомерно говорить о мшмических синонимах. В этой связи нельзя не •мнить о том, что ассоциативные реакции лежат

иссоциативным рядом (Леонтьев А.Н., 1983, т. 2, I 71). Иными словами, то, что для лингвиста будет пилением языковой системности, для психолога есть ифсстация личностных установок автора. Uo-нторых, следует отметить неслучайность появ-ии определенных языковых средств в отдельно взя-

тексте. Как писал Бахтин, «мир художественного i мин есть мир организованный, упорядоченный и ршснный» (Бахтин, 1979, с. 162). О личностном от-< рашыми словами говорят и Узнадзе, и литерату-гды, и Гальперин в приведенных выше абзацах. Осу-I пленный рядом литературоведов, искусствоведов •|»угих исследователей анализ разных текстов — ху-естнснных и публицистических — показывает, что: и разных текстах встречаются повторяющиеся сю-

*ЖСТЫ,

П текстах с общими сюжетами провозглашаются общие идеи,

тексты с общими идеями оказываются схожими по сюим стилевым особенностям.

Анализ подобных явлений позволяет рассматри-раишчные типы текстов и их компонентов в ти-Нплогическом ключе.

При этом можно использовать понятие «доминан-

fw» (01 лат. dommare — господствовать), которое обо-

iiuimnci временно господствующую рефлекторную сис-

1>му, обусловливающую работу нервных центров орга-

ни1ми и данный момент и придающую поведению оп-

иленную направленность. Представление о доминанте

ц общем принципе работы нервных центров бы-

нпедено А.А. Ухтомским, который развивал мысли

¹ I¹ Внсдснского и И.М. Сеченова о биологическом и

н темном характере нервно-психических актов.

•IN?

Белянин В Психологическое литературоведение

Представляется, что личность, проявляющая себя в творчестве, либо благодаря, либо вопреки своей душев­ной болезни стремится к сохранности психики, к пре­одолению распада личности и сознания И факторе» интеграции личности может выступать именно доми-| нанта. Согласно Ухтомскому, каждое движение орга-1 низма определяется характером взаимоотношения кор-1 ковых и подкорковых центров, актуальными потреб-1 ностями организма, а также историей жизни всего орга-| низма как целостной биологической системы: «Орга-1 низм мыслится как некая единица, реагирующая цели­ком, как интегральное целое, — писал Ухтомский в ста­тье "Доминанта как фактор поведения". — Это уже не! агрегат более или менее случайно связавшихся в пачку рефлекторных дуг, а это — единица, способная на те­кущие раздражители действовать целиком». Мозг рас­сматривался ученым как орган предупредительного восприятия, предвкушения и проектирования среды.

Ухтомский полагал, что доминанта не просто пред­ставляет собой очаг возбуждения, а является организу­ющим принципом поведения «Всякий раз, когда имеет­ся налицо симптомокомплекс доминанты, имеется и предопределенный ею вектор поведения». Доминанта определяет не только поведение, но и характер воспри­ятия мира. От доминанты, писал исследователь, зависит «общий колорит, под которым рисуются нам мир и люди» При этом доминанта, влияя на характер восприятия мира, в свою очередь имеет тенденцию отбирать в нем пре­имущественно такое познавательное содержание, кото­рое способствовало бы ее подкреплению. «Человечес­кая индивидуальность склонна впадать в весьма опас­ный круг- по своему поведению и своим доминантам строить себе абстрактную теорию, чтобы оправдать и подкрепить ею свои же доминанты и свое поведение».

Иными словами, и поведение, и ход мыслей чело­века (его соображения, убеждения, доводы) оказыва­ются в зависимости от некоторого интегрального со­стояния всего его организма (в широком смысле этого слова). Воздействуя на образное и познавательное со­держание психической жизни, отбирая и интегрируя

•. » 4> **ч* '

• fej-

/ Художественный текст как предмет анализа 49

и», доминанта, будучи независимым от рефлексии по-п ирнчсским актом, «вылавливает» в этом содержании if компоненты, которые способствуют укреплению уве­ренности субъекта в ее преимуществах перед другими Доминантами.

При анализе поведения человека говорится о до-

(Иннмнге физиологического и психологического (в том

4i к¹ поведенческого) характера. А поскольку речевая

' 'иьность человека — это одно из проявлений его

mem, представляется оправданным говорить и о

таите речевого поведения и доминанте тексто-

цеятельности.

< амо по себе приложение понятия доминанты к

пну художественного текста не ново. Оно исполь-

11 я в работах по эстетике и литературоведению

II Н, Ииноградова, Р. Якобсона, Г.Г. Шпета, Вл. Соловьева,

11 Эйхенбаума, Ю.Н. Тынянова, ГА Гуковского, М.М. Бах-

' ний, А А. Потебни, Я Мукаржовского, А. Белого, М. Риф-

hiiTCp.1 и многих других. Ограничимся упоминанием о

• им, чю доминанта текста может быть выделена по

иным основаниям — по идеологическому, образно-нмпошционному, жанровому, языковому и др.

Нижней составляющей доминанты является ее эмо-нни, оценка- «В сверхзадаче <автора. — В.Б > наряду с

• мшшиательным присутствует. — В.Б.У эмоциональ-
мый компонент» (Симонов, 1980, с. 42). Именно в силу
шгп, чю художественный текст является образным от-
и'Шепием реальности и, следовательно, несет эмоцио-
пйЛЫю-смысловую нагрузку, то применительно к нему
целесообразно говорить не просто о доминанте, а об
«монионально-смысловой доминанте художественно-
41 it'kcra Определим эмоционально-смысловую доми­
нанту как систему когнитивных и эмотивных этало-

ч.фактерных для определенного типа личности и психической основой метафоризации и вер-'Ш ищии картины мира в тексте.

Н художественном тексте, который мы относим к ределенному типу, существует гомогенность лекси-?м>го плана, однородность семантического простран-Ш, которое мы определим словами В.Ф. Петренко

Ли 1«р»гу роведение

I

Белянин В. Психологическое литературоведение

как «операциональные модели категориальной струк-j туры индивидуального опыта» (Петренко, 2002, с. 94).

В целом же речь идет об эмоционально-смысло-j вой направленности текста, о попытке понять через| стиль текста стиль личности автора.

Мы полностью согласны с Ухтомским, который писал, что «...наши доминанты стоят между нами и реальностью. Общий колорит, под которым рисуются нам мир и люди, в чрезвычайной степени определяет­ся тем, каковы наши доминанты и каковы мы сами» (Ухтомский, 1966, с. 90).

Будет логичным признать, что сказанное относит­ся и к писателям. Именно общепсихологические зако­номерности восприятия и интерпретации мира позво­ляют рассматривать художественные тексты как про­явление типологических черт личности в целом. И если соглашаться с Л.С. Выготским, определявшим психику как субъективное искажение действительности в пользу организма, то станет очевидной возможность соотне­сения особенностей образной системы текста с осо­бенностями внутреннего мира автора.

Цель данной работы — показать, что особый ин­дивидуальный ракурс внешнего и внутреннего мира, отображенный в том или ином художественном тек­сте, является определенной структуризацией, упорядо­чением и вербализацией картины мира автора как лич­ности, обладающей определенными типологическими характеристиками. Одну из задач работы мы видим в построении основ психостилистики, психосинтаксиса и психопоэтики как разделов, находящихся на границе психологии творчества, психолингвистики и экспери­ментальной эстетики.

Глава 2